В разговоре с Иваном Буниным Чехов как-то заметил, что читать его будут лет семь, от силы семь с половиной, потом забудут. Но мастер короткого рассказа ошибся. Его произведения прошли испытание временем десятикратно большим, чем определил он сам.
И через столетие взгляды писателя на жизнь по-прежнему близки нам, а типы героев его произведений оказались поразительно знакомы нашим современникам. Чеховское творческое наследие подобно зеркалу, в котором отразился современный облик России.
У каждой эпохи свой Чехов, и каждое поколение по-своему прочитывает его произведения, чтобы найти ответы на волнующие вопросы.
Обращение к Чехову в юбилейный 2010 год — это возможность увидеть день сегодняшний через систему нравственных ценностей писателя, и чем дальше мы от эпохи Чехова — тем ближе к нему, к его глубочайшей человечности.
Антон Павлович поставил человека мерой всего сущего на Земле. Он выделял и высоко ценил в людях «особый талант — человеческий», и главным признаком этого таланта писатель назвал чуткость как способность живо реагировать на добро и зло, способность чувствовать чужую боль, как свою собственную. А «если видит насилие, то ему кажется, что насилие совершается над ним».
Таким талантом писатель наделил многие созданные им персонажи. Эта способность воспринимать чужую боль как свою гнала его самого в слякотную ночь к больным холерой, обязывала по внутреннему голосу сострадания и гуманности собирать средства для голодающих детей Поволжья. Как утверждает герой «Скучной истории», «чувство сострадания и боль совести», которые испытывает человек, «когда видит несчастие, гораздо больше говорят о культуре и нравственном росте, чем ненависть и отвращение»1.
Способность сострадания никогда не умирала в народе. Об этом пишет Чехов в рассказе «Студент». Темные, забитые нуждой крестьянки плачут, слушая библейскую историю душевных переживаний апостола Петра. И студент, случайный собеседник крестьянок, понимает, что пока есть сопереживание к чужой боли, правда и красота будут определять движение жизни.
Вся история нашего многострадального народа тому подтверждение. Две трети своей истории в сражениях. С Поля Куликова вернулась только десятая часть ратников Дмитриева войска; вся Русь оглашалась стенаниями, некому было засевать поля, но некому было в первые десятилетия и Русь засевать новыми поколениями. Какой еще народ мог выдержать такие испытания и страдания и вновь найти силы для возрождения!
Сегодня мы так мало говорим и слышим о внимании и любви к людям, чуткости и милосердии, простом человеческом участии и взаимной поддержке. И еще меньше видим проявление этих душевных качеств в жизни. Озабоченные повседневностью, мы не спешим «ни сердцем, ни рукой» прикоснуться к беде ближнего.
Но неужели нужно ждать больших испытаний, чтобы сполна проявились эти спрятанные в глубине души чувства! Пора пробуждать их в себе и в других, чтобы услышать призыв Чехова не только к своим современникам, но и к нам. «Не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро!»2.
Перечитывая Чехова, невольно задаешься вопросом: узнают ли себя наши современники в героях его произведений. Наверное, если читают внимательно. И один из таких очень узнаваемых персонажей — предприимчивый и удачливый Лопахин из пьесы «Вишневый сад». Он сам характеризует себя: «Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком... <...>. Читал вот книгу и ничего не понял... Читал и заснул»3. Весь его новый багаж — белая жилетка, желтые башмаки и деньги. Не хватает только дорогих наручных часов, чтобы дополнить это портретное сходство с «новыми русскими» девяностых годов.
И еще один персонаж из этого же ряда: «Мужик без особенного ума, без способностей случайно становится купцом, потом богачом, торгует изо дня в день машинально, начальствуя над приказчиками и издеваясь над покупателями».
Как верно замечает писатель: «самолюбие и самомнение у нас европейские, а развитие и поступки азиатские».
Тип предпринимателя начала XXI века другой. Это уже не мужицкий вариант Лопахина. Век новых технологий предъявил молодой российской буржуазии высокие требования к образованности, изменил стиль экономического мышления.
Вот только сущность та же: деньги, деньги и еще раз деньги. А за ними убогость жизненных целей и стандартов: собственность, собственность и еще раз собственность. Автомобиль, автомобиль и еще раз автомобиль. И, кажется, нет предела этому накопительству и потребительству. А что дальше? Власть денег уже привела к крайней черте нестабильности, вызвав глобальный кризис.
Эту же разрушительную силу денег мы видим у Чехова, но не в мировом масштабе, а в отдельно взятом человеке. «Страшно жить на свете, у которого денег много», — говорит персонаж рассказа «Происшествие»4. Деньги сами по себе не дают человеку ни покоя, ни счастья, они морально разлагают. В рассказе «У знакомых» мы читаем откровенное признание одного из персонажей: «Теперь царит рубль, и если хочешь, чтобы не спихнули с дороги, то распластайся перед рублем и благоговей»5.
Деньги, а точнее отношение к ним, всегда были выразительной характеристикой человека, показателем его сущности, но они же и показатель уровня благосостояния общества. Станет ли наше государство обществом с достойным уровнем жизни его граждан — покажет время. Но сегодня огромный разрыв в доходах десяти процентов сообщества крупнейших бизнесменов и большей части населения страны подтверждают, что справедливого перераспределения материальных благ нет. И это ответ на вопрос, который так волновал Чехова: на благо общества или только в своих корыстных интересах используются накопленные богатства? Он тоже был свидетелем современной ему социальной несправедливости и словами главного персонажа рассказа «Скучная история» выразил к ней свое отношение: «Прежде я презирал только деньги, теперь же питаю злое чувство не к деньгам, а к богачам»6.
Мы, современники другой исторической эпохи, вправе вслед за писателем испытывать чувство презрения к тем, кто создает капитал в своей стране, а размещает большую его часть за рубежом. Ощущение такое, что «сильные мира сего» живут временно в своей стране и давно утратили чувство родины.
«Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья...», — читаем мы в «Записных книжках» Чехова. Такой потребности у наших господ предпринимателей сегодня нет. Думаю, что и дети их вряд ли вырастут достойными гражданами демократического государства, способными приносить в жертву свои интересы ради блага других.
Но сами они, несомненно, считают себя удачливыми, успешными и довольными жизнью. И, может быть, поймут прозрение Ивана Иваныча, одного из персонажей рассказа «Крыжовник», который тоже себя считал счастливым человеком, но однажды понял: «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других»7.
Самому Чехову такой молоточек был не нужен. Единство слова и дела у него проверялось чистотой нравственного чувства, прежде всего на самом себе. Он посылал книги на Сахалин, построил школы в Серпуховском уезде, передал несколько тысяч книг в библиотеку Таганрога. Там же добился установки памятника основателю его родного города Петру I, которого высоко ценил. И все это было истинной потребностью души — Антон Павлович всегда радовался возможности отдавать.
Многие значимые для писателя картины нравов его эпохи, как продолжение, можно найти в нашей повседневности. Логичен вопрос: как в нашей современности оказались ожившими чеховские персонажи — унтеры Пришибеевы, Беликовы, Гуровы, Ионычи, а вместе с ними «душечки» и «хамелеоны». Почему их нравственные пороки стали нормой жизни большой части общества? Откуда пришло это зло?
А оно и не уходило, оставалось в обществе социализма все годы его строительства и развития. Зло было придавлено, как сжатая пружина, укладом жизни здоровой части общества — людей, объединенных общим горем войны и энтузиазмом послевоенных пятилеток, чувством гордости за победу над фашизмом и за мировое признание успехов страны в науке, культуре, образовании, освоении космоса. И главное, объединенных общей идеей, оказавшейся исторической утопией, но в которую тогда искренне верили.
И совершенно самостоятельно жили в обществе строителей коммунизма такие «пережитки капитализма», как взяточничество, пьянство, преступность, хищения и спекуляция, тунеядство. Были и другие такие социально опасные явления, как наркотики, валютчики, фарцовщики, но официально в обществе их не существовало. И это двуличие Януса на государственном уровне было частью большой лжи, которую Чехов считал самой отвратительной, так как она была образом жизни.
Административная дезинформация, циничная полуправда (показательный пример — Чернобыль 1986 года), приписки — все это вызывало недоверие к власти и постепенно разрушало единство общества изнутри. Политическая система, которая держалась на тотальном регламентировании всех норм жизни, на негласном преследовании свободы слова, а также на всеобщей уравниловке и дефиците, исчерпала себя.
И как только создалась благоприятная общественно-политическая ситуация в девяностых годах прошлого столетия, все социальное зло, как распрямившаяся пружина, вырвалось наружу. Началась гонка на опережение в целях личного обогащения — «Кто не успел, тот опоздал». На пути этой исторически короткой дистанции сокрушалось, устранялось все, что мешало достижению этой цели.
«...во всех вас сидит бес разрушения. Вам не жаль ни лесов, ни птиц, ни женщин, ни друг друга... Мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды»8. Как точно ложится это мироощущение одного из главных действующих лиц пьесы «Дядя Ваня» на наши «лихие» девяностые.
Распространенная особенность нравов художественного мира писателя — взяточничество, как говорили на Руси — мздоимство. Сегодня оно нашло отражение в жизни современного нам общества как коррупция и стало чеховской повседневностью.
О повальном взяточничестве повествуют многие рассказы писателя («Справка», «Братец», «Совет»). В одном из них, рассказе «Ушла», муж взяточник и казнокрад высмеивает жену, осуждавшую своих знакомых, с видом невинной добродетели. Он напоминает ей, во сколько раз траты только на ее туалеты превосходят его жалование. Типаж очень узнаваемый.
А статья Чехова «Наше нищенство» написана удивительно в тон настроению и нерву дня сегодняшнего. «В низших слоях развита и веками воспитана страсть к нищенству, попрошайничеству, приживальству, а в средних и высших — ко всякого рода одолжениям, любезностям, пособиям, заимствованиям, уступкам, скидкам, льготам... Извозчик просит прибавки, ...одна десятая пассажиров в каждом поезде едет бесплатно... ни один чиновник не откажется от пособия. Красть безнравственно, но брать можно... И сознание, что «это можно», всякого просящего и берущего спасает от стыда и неловкого чувства».
«Стыдно лгать, но не стыдно просить у доктора медицинского свидетельства, чтобы одурачить казну и содрать с нее... 200—300—1000 рублей, не стыдно просить у влиятельной особы места для человека, заведомо неспособного»9.
Невероятная алчность современных нам чиновников не знает предела и ее обратная сторона — преступность. Коррупция и криминал сегодня опаснее, чем исконно русские беды — дураки и дороги. Язва коррупции разъедает не отдельных людей, а все общество, и это небезопасно для его нравственного здоровья.
Нравственность существует самостоятельно, а не как следствие, и если ее оставить в забвении, то она не возникнет сама по себе. Более того, она будет испытывать негативное влияние со стороны деформации общества. Это и произошло, когда не учитывались моральные последствия «первоначального накопления».
Извечно присущие человеку инстинкты обогащения и накопительства не ограничивались системой юридических и морально-этических норм со стороны государства и общества. Наша интеллигенция — защитница народа, оказалась в этой ситуации растерянной, бессильной, приглушенной собственными проблемами и, что важнее всего, — невостребованной.
В итоге общество оказалось не готовым принять декларированные демократические свободы и сделать их нормой жизни. «...нигде так не давит авторитет, как у русских, приниженных вековым рабством, боящихся свободы», — заметил Чехов. «Если бы вдруг мы получили свободу, — продолжает он свою мысль, — ...мы не знали бы, что с ней делать, и тратили бы ее... на то, что бы обличать друг друга в газетах»10. Удивительно, точно про нас, словно он заглянул в нашу жизнь как «пророк, который видит яснее, чем обычные люди».
К сожалению, только сейчас пришло осознание того, что происходит с человеком, со всем обществом, когда забывают о воспитании в себе нравственного начала. И как не вспомнить Герцена: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Начнем с того, что освободим самих себя».
Чехов советовал в письме к Суворину: «Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченый, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, — напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая, человеческая...». Эти строки и сейчас звучат современно, актуально и еще раз подтверждают, что у каждой эпохи свой Чехов.
Но что значит для нашего поколения, для современников нашей эпохи «освободиться от внутреннего цензора»? Чтобы «выдавить» из себя «раба», нужно на что-то опереться в себе, найти там основу для созидания личности демократического типа — гражданина.
Этой основой является совесть, это тот нравственный стержень, который создает личность внутренне свободную. Свободный человек с развитым чувством собственного достоинства не унизит себя взяткой чиновникам любого ранга. Он свободен от предрассудков, невежества, лжи и, главное — от безличности, то есть он может быть самим собой. Но он несвободен от личной ответственности за выбор жизненный позиции.
Этот образ свободной личности, который Чехов воплотил в себе, очень далек от нашей действительности. Поэтому приходится бороться не только с обстоятельствами, но и с «внутренней стихией» своих склонностей и влечений. Если есть им стойкое нравственное «противоядие», то можно организовать себя, нет моральной опоры — управлять нами будут другие. И тогда труднее удержаться от взяток-поборов и других преступлений.
Если мы действительно хотим участвовать в демократическом самоуправлении и жить в гражданском обществе, нужно научиться управлять собой.
Итак, сравнительно-исторический подход к явлениям общественной жизни эпохи Чехова и современной показывает, как справедливо заметил историк Ключевский О.В., что «в нашем настоящем слишком много прошедшего, желательно, чтобы вокруг нас было поменьше истории».
Действительно, как мы убедились, картины жизни из художественного мира писателя часто переходят в нашу действительность, стирая историческую грань. Контрасты эпохи Чехова — это контрасты нашего времени. И во многом от наших усилий зависит, чтобы их было меньше, а поступательный ход истории был необратим. Поэтому сегодня Чехов нам нужен как никогда: демократизм его ценностной системы отвечает демократизму нашего общества. И нам есть чему учиться у великого гуманиста.
Литература
1. Бердников, Г.П. Идейные и творческие искания / Г.П. Бердников, А.П. Чехов. — М.: Худож. лит., 1984.
2. Катаев, В.Б. Проза Чехова. Проблемы интерпретации / В.Б. Катаев. — М.: Худож. лит., 1979.
3. Лихачев, Д.С. Русская культура / Д.С. Лихачев. — М.: Искусство, 2000.
4. Линков, В.Я. Художественный мир прозы А.П. Чехова / В.Я. Линков. — М.: Изд-во МГУ, 1982.
5. Нравственное воспитание: поиски новых подходов (По материалам «круглого стола». — Москва, 1989 г.). — М.: Знание, 1989.
6. Розанов, В.В. Собрание сочинений. О писательстве и писателях / Под общ. ред. В.В. Розанов, А.Н. Николюкина. — М.: Республика, 1995.
7. А.П. Чехов в воспоминаниях современников / Сост. Н. Гитович. — М.: Худож. лит., 1986.
Примечания
1. Чехов, А.П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. / А.П. Чехов. — М.: Наука, 1985. — Т. 7. — С. 275.
2. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 64.
3. Там же. — С. 198.
4. Чехов. А.П. Указ. соч. — С. 180.
5. Там же. — С. 19.
6. Там же. — С. 282.
7. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 62.
8. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 74.
9. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 238—241.
10. Чехов, А.П. Указ. соч. — С. 195.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |