Исследователь Ю.Н. Караулов под прецедентным текстом понимает один из строевых элементов языковой картины мира (Караулов, 2007, с. 54). В когнитивном и эмоциональном плане прецедентные тексты важны для человека, а также, безусловно, хорошо знакомы его окружению. Как пишет Т.Б. Радбиль, «текст становится прецедентным, только если он используется и интерпретируется не буквально, а в качестве средства символизации любой ситуации вне связи с содержанием исходного пратекста» (Радбиль, 2017, с. 134). Прецедентный текст ведет себя подобно, например, паремиям, фразеологизмам.
В рассказах А.П. Чехова речь священнослужителей характеризует христианский прецедентный текст, который вербализуется в упоминаниях отдельных фрагментов Библии, молитвенников, библейских персонажей, исторических личностей.
Одна из отличительных характеристик религиозных дискурсивных практик состоит в том, что в них используются повествования, фразы, отдельные слова, укрепляющие моральный дух. Эти религиозные повествования и отдельные высказывания служат выражению намерений того, кто произносит такие утверждения. Прецедентные высказывания можно разделить на: а) канонические, употребляющиеся без изменений; б) трансформированные — те, в которых присутствуют изменения. В рамках трансформированных высказываний можно выделить те, в которых имеют место усечение (прецедентное высказывание воспроизводится не полностью), замещение (определенная часть прецедентного высказывания заменяется фразой, взятой из другого контекста), контаминация (соединение двух прецедентных высказываний в одно) (Бобырева, 2007, с. 5).
Различают прямые и опосредованные способы ввода прецедентных текстов. Во-первых, прямой способ, являющийся знаком «непосредственной отсылки к прецедентному тексту в дискурсе» (Радбиль, 2017, с. 135). Это включение может выражаться именем, названием или цитатой.
Священнослужители в произведениях А.П. Чехова и прямо, и опосредованно обращаются к библейским текстам. Прецедентный текст в речи отца Христофора из повести «Степь» помогает ему поддержать Егорушку в переломный для него момент. Он произносит слова из молитвы «пред учением» для того, чтобы подбодрить Егорушку, настроить его на дальнейший путь, внушить, что учиться необходимо, апеллируя при этом к религиозным историческим личностям:
«Апостол Павел говорит: на учения странна и различна не прилагайтеся <...> Ты соображайся... Святые апостолы говорили на всех языках — и ты учи языки; Василий Великий учил математику и философию — и ты учи <...>» (Чехов, т. VII, с. 98).
В следующем примере можно наблюдать семантическое преобразование прецедентного текста:
«Ломоносов так же вот с рыбарями ехал, однако из него вышел человек на всю Европу. Умственность, воспринимаемая с верой, дает плоды, богу угодные. Как сказано в молитве? Создателю во славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу... Так-то» (Чехов, т. VII, с. 15).
В одном контексте представлена контаминация текстов различных культурных пластов. Продолжая наставлять Егорушку, отец Христофор обращается к исторической фигуре — Ломоносову. В этом примере также возникает явление контаминации, но уже на уровне образа. Отец Христофор — человек, для которого не чужды наука и познание как таковое. Являясь человеком религиозного склада, он также ценит науку. Таким образом происходит корреляция научного и религиозного, что характеризует образ священника: корреляция этих двух прецедентных текстов представляет отца Христофора и как религиозного деятеля, и как человека, ратующего за науку, что подтверждается в других его диалогах с Егорушкой.
Во-вторых, выделяется опосредованный способ ввода прецедентного текста, который выражает «скрытая цитация, перифрастическое именование автора или персонажа, разного рода реминисценции и аллюзии, апеллирующие к общему культурному фонду» (Радбиль, 2017, с. 135). В рассказе «Письмо» отец Анастасий, раскрывая свои переживания, обращается к библейскому тексту как прямым способом, так и опосредованным:
«Беда! Во гресех роди мя мати моя, во гресех жил, во гресех и помру... Господи, прости меня грешного! Запутался я, дьякон! Нет мне спасения» (Чехов, т. VI, с. 163).
Священник репрезентирует псалом «ибо вот, я в беззакониях зачат, и во грехах родила меня мать моя» (Библия, Псалом 50). В рассказе данный персонаж изображается в отрицательном ключе — он пьет, отлучен от службы, поскольку венчал за деньги недозволенные браки и продавал незаконно свидетельства о говении. В диалоге с дьяконом он говорит о своей греховности, которая представлена данным прецедентным текстом. В этом же диалоге он говорит о своих пороках, грехах в контексте прощения, опосредованно обращаясь к библейскому тексту:
«Когда жил как люди, и горя мне было мало, а теперь, когда образ и подобие потерял, только одного и хочу, чтоб меня добрые люди простили. Да и то рассуди, не праведников прощать надо, а грешников. Для чего тебе старушку твою прощать, ежели она не грешная? Нет, ты такого прости, на которого глядеть жалко» (Чехов, т. VI, с. 162—163).
Прецедентный текст, представленный в этом фрагменте, является отсылкой к проповедям и притчам Иисуса Христа, его учению: «пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Библия, Мф. 9:13). Рассказывая о своих переживаниях, отец Анастасий реализует исповедальную интенцию. Особую значимость этому образу придает прощение, о реализации которого говорит отец Анастасий. Это прощение возможно как со стороны Бога, так и со стороны обывателей, людей. Прецедентный текст выполняет здесь такие функции, как отражение священнической сущности (состояния) и указания на цель (быть прощенным). В то же время прощение — важное понятие в христианстве; все православие буквально построено на прощении и принципе милосердия, которое считается божьим законом. Через апостолов, в частности апостола Матвея, прямо сказано, что только при условии полного прощения даруется божья милость покрыть все прегрешения, другими словами, простить.
В своем исследовании М. Ранева-Иванова, затрагивая христианский мотив в творчестве А.П. Чехова, указывает на то, что в чеховских произведениях, актуализирующих человеческое несовершенство, «активируется потенциальная возможность другого развития художественного мира произведения» (Ранева-Иванова, 2005, с. 417). Эта возможность часто выражена «темой милосердия и сострадания в качестве альтернативы человеческой слабости и страданию» (там же). Отец Анастасий — глубоко трагический персонаж, и в рассказе А.П. Чехов не дает ни единого намека на то, что это прощение будет реализовано.
Дьякон Любимов из этого же рассказа просит отца Федора написать письмо сыну с целью наставить на путь истины, внушить ему христианские идеалы, помочь справиться с пороками:
«— О. Федор! — сказал дьякон, склоняя голову набок и прижимая руку к сердцу. — Я человек необразованный, слабоумный, вас же господь наделил разумом и мудростью. Вы всё знаете и понимаете, до всего умом доходите, я же путем слова сказать не умею. Будьте великодушны, наставьте меня в рассуждении письма!» (Чехов, т. VI, с. 159).
В этом фрагменте А.П. Чехов упоминает образ Соломона — библейского героя: «И дал Бог Соломону мудрость и весьма великий разум, и обширный ум, как песок на берегу моря» (Библия, 3-я книга Царств, 4:29). Здесь представлена аллюзия, которая предполагает более сложный способ ввода прецедентного текста, и «приходится говорить о том, что вводится не прямой источник цитирования, а его вольное переложение, переогласовка сюжетной ситуации, воспроизведение повествовательного строя пратекста, отдельные вкрапления чужого слова в повествовательную ткань» (Радбиль, 2017, с. 136). Так, дьякон Любимов отождествляет, сравнивает отца Федора с Соломоном, а главным признаком, объединяющим их, выступает мудрость. Мудрость выражается и отождествляется не только с теми знаниями, которыми обладает отец Федор, но и его саном — благочинный, а также характеристиками его внешности и поведения — «...важный и строгий, с привычным, никогда не сходящим с лица выражением достоинства» (Чехов, т. VI, с. 153).
К библейским текстам обращается дьякон Победов из повести «Дуэль», при этом изменяя стилистику Священного писания:
«Боже мой, какие люди! Воистину десница божия насадила виноград сей!» (Чехов, С. VII, с. 453).
Дьякон перефразирует стих из Псалтири: «и исправь её, которую насадила десница Твоя, и сына человеческого, которого Ты укрепил Себе» (Библия, Псалом 79). Здесь прецедентный текст — фраза, которая выражает удовлетворение по поводу примирения фон Корена с Лаевским, обретающих взаимное понимание в последней главе, на финальных страницах повести, в описании их прощания.
Дьякон Победов предстает в повести, с одной стороны, как гротескный, смешливый персонаж, а с другой — как глубоко преданный христианству. Сан, наложенный на него, не соответствует поведению: это представлено, например, в ситуации, когда зоолог приглашает его на дуэль. Дьякон не выражает категорического отказа — «Сан не позволяет, а то бы поехал». Однако его мировоззрение соотносится с христианской картиной мира, что выражается в его понимании такого ключевого понятия, как вера. Важно не само понимание, так как Победов является священнослужителем, а то, как он отстаивает истинное понимание веры. В диалоге дьякона с фон Кореном затрагиваются философско-религиозные вопросы, в том числе и о вере:
«Вера без дел мертва есть, а дела без веры — еще хуже, одна только трата времени и больше ничего» (Чехов, С. VII, с. 433).
В этом диалоге дьякон приводит библейские слова из Послания апостола Иакова: «Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» (Библия, Иак. 2:26). В Послании Иаков полемизирует с христианами, гордившимися своей отвлеченной верой, но забывавшими о необходимости воплощать веру в реальность, то есть о повседневных добрых делах по отношению к окружающим. Дьякон добавляет в это изречение свои слова, тем самым усиливая значимость высказанной мысли. Дьякон, полемизируя с фон Кореном, говорит и о другой реализации понятия веры:
«Вера горами двигает» (Чехов, С. VII, с. 433).
Это фраза из Евангелия от Матфея: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Библия, Мф. 17:20).
Библейские прецедентные тексты, к которым обращается дьякон, дают полное представление о его взглядах на веру. Принимая во внимание значимость этой христианской категории и контексты, в которых дьякон говорит о ней, образ данного персонажа меняется: из ироничного, несерьезного героя, каким он предстает ранее, дьякон превращается в человека сознательно и глубоко верящего в свои идеалы.
В рассказе «Невеста» бабушка, обращаясь к Саше, называет его блудным сыном, связав это с его внешностью. Отец Андрей, услышав эти слова, произносит стих из притчи о блудном сыне (Библия, Лк., 79 зач., XV, 11—32) для того, чтобы поддержать разговор, не вкладывая в это дополнительный смысл:
«— Отеческаго дара расточив богатство, — проговорил отец Андрей медленно, со смеющимися глазами, — с бессмысленными скоты пасохся окаянный...» (Чехов, т. X, с. 204—205).
Таким образом, христианские прецедентные тексты, реализованные в речи чеховских священнослужителей, обладают рядом функций. Во-первых, они раскрывают образ священнослужителя глубже, тем самым усиливая их священническую ипостась — это важно, потому что в прозе А.П. Чехова чаще всего они функционируют в бытовом пространстве, а не церковном. Во-вторых, они помогают священнослужителям выразить свои мысли, воззрения, просьбы. В-третьих, прецедентные тексты раскрывают мир священнослужителей в аспекте рефлексии, что усиливает их эмоциональное начало. Апелляция к христианским прецедентным текстам в бытовом пространстве показывает священнослужителей как людей, остающихся верными внутреннему призыву, который характерен людям верующим, что позволяет им коррелировать духовное, высшее с обыденным.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |