В творчестве А.П. Чехова несколько рассказов, в содержании которых большое место по объему занимают сновидения персонажей и названия которых содержат лексемы со значением «сон»: «Сон репортера», «Сон», «Сонная одурь», «Сон золотых юнцов». В рассказе «Зеркало» также представлено только сновидение персонажа. Все рассказы относятся к первому периоду творчества, характеризующемся субъективностью повествования.
4.1.1. Рассказ «Сон репортера»
Сюжетное сновидение может быть основано на определённом реальном явлении в жизни персонажа, но в самом сновидении представлены ирреальные события, их не было в реальной жизни. Рассмотрим рассказ «Сон репортёра», в названии которого обозначен персонаж по профессиональной принадлежности и состояние, в котором он пребывал. Рассказ состоит из описаний реальных событий и ирреальных событий, разворачивающихся во сновидении. Реальные события заключаются в том, что репортер Петр Семеныч получает письменное задание от своего начальника, которое состояло в том, чтобы он обязательно пошел на бал французской колонии и по итогам пребывания там написал об этом мероприятии заметку. Редактор знал, что на балу будет разыгрываться ваза, и в задании высказал пожелание о том, чтобы репортер выиграл эту вазу. Репортер не смог выполнить задание, так как проспал, но то, что ему приснилось, он выдал за действительность, за реальность.
Репортер, лежа на диване после обеда и прочитав задание, произносит вслух длинную монологическую реплику, в которой он ругает редактора за то, что тот скуп и не прислал ему денег на билет, чтобы попасть на бал. Репортёр очень высоко оценивает себя и сравнивает себя со знаменитым Стенли, журналистом и путешественником, отыскавшим Ливингстона. Репортёр считает, что недооценка его труда редактором — это показатель отношения к людям в российских редакциях. Репортёр уверен, что в заграничных редакциях иначе. «Там умеют ценить людей», — говорит он. Такое образцовое отношение репортёр понимает буквально, связывая оценку человека с большим количеством денег, которые он получает. В речи репортёра тем самым семантика слова «ценить» предельно сужается, сводясь к семам «цена», «деньги». Важно, что он мысленно причисляет себя к знаменитостям, которым платят большие деньги. Преувеличенная самооценка затем постоянно просматривается в деталях сновидения.
Далее следует фрагмент текста, описывающий процесс вхождения репортера в состояние сна (см. Приложение № 1, пример № 16).
До описания вхождения в сон читателю известно, что репортер находится дома, только что пообедал, лежит на диване (место, обычное для сна), очень недоволен редактором. Его физиологическое состояние (сытость и расположение на диване) и внутренне психологическое состояние (раздраженность в связи с полученным заданием) способствуют переходу в состояние сна.
Процесс вхождения в состояние сна в приведенном выше отрывке представлен подробно и содержит разные сведения: физиологического состояния («закрыл глаза»), что естественно при вхождении в состояние сна, и ментального состояния («задумался»). Нарастание ментального состояния затем образно описано в предложении «Множество мыслей, больших и маленьких, закопошилось в его голове», где нет указания на содержание мыслительной деятельности. Внимание обращается на размер мыслей, количество и их специфическое функционирование в сознании персонажа, представленное глаголом «закопошились», т. е. постоянно шевелились в голове. Мысли затем перестают существовать, поскольку на них опускается «туман» (то есть то, что затмевает сознание), при этом опускающийся «туман» определяется двумя прилагательными («приятный», «розовый») и неопределённым местоимением («какой-то»). Эти определения обозначают внутреннее восприятие персонажем постепенной утраты способности мыслить, но в то же время наступающая неопределённость состояния ещё оценивается им положительно с эмоциональной точки зрения и видится в цветовой гамме, соответствующей светлым тонам. После тумана персонаж ещё воспринимает пространство, в котором он находится («щели», «дыры», «окна», «потолок»), но это восприятие скорее свидетельствует о следующем этапе его вхождения в состояние сна, поскольку это пространство стало для него сужаться и заполняться чем-то, что невозможно объяснить. С помощью существительного «желе», имеющего определения «полупрозрачное», «мягкое», представлена нечеткость, размягченность сознания персонажа. Именно после этих двух предложений в данном отрывке поставлено А.П. Чеховым многоточие, графически позволяющее обозначить неясность мыслительной деятельности персонажа (всего в отрывке многоточие поставлено пять раз). Следующие два предложения представляют разных субъектов, возникающих в сознании репортера. Это неожиданные и странные субстанции, они, с одной стороны, возможно, из реальной жизни (люди, лошади, кто-то с крылом, река, наборщик), с другой стороны, они маленького размера («человечки», «лошадки», «маленький наборщик»), у лошадок утиные головы, у наборщика большие буквы. Улыбка наборщика — последнее, что ещё осознаёт репортёр, после чего дан вход в сновидение безличной конструкцией, содержащей глагол «сниться» с фазовым глаголом, обозначающим начало процесса: «Петру Семенычу начало сниться».
Сновидение репортера — сюжетное, в нем описывается его присутствие на балу от начала до конца. Он одевается, садится в карету, прибывает на бал, его встречают и приветствуют, он говорит на французском языке, которого не знает на самом деле, получает телеграмму от редактора с пожеланием выиграть в лотерею, знакомится с француженкой, которая затем разбивает вазу. Такие детали в сновидении, как одежда (фрак и белые перчатки), карета с вензелем, лакей, который его почтительно усаживает в карету, присутствие в Благородном собрании, реакция высокопоставленных людей свидетельствуют о максимальной оценке себя персонажем.
Ваза как предмет, который редактор пожелал выиграть репортеру, занимает сознание репортера и в сновидении, поэтому поступок француженки вызвал гнев репортера. Появление во сне вазы соответствует реальности, так как на вечере действительно должны разыграть вазу, о чём репортёру написал редактор. В сюжет сновидения, связанный с вазой, вплетается любовная тема с соответствующим женским образом: перед репортёром появляется знатная француженка. Развитие любовной линии сведено к минимуму, что соответствует специфике сновидения как ментальному пространству и выглядит как хождение персонажа под руку с француженкой. Однако любовная линия образует конфликт с предыдущим сюжетным элементом: француженка ревнует репортёра к вазе и разбивает её. Конфликт, видимо, подготовлен мыслями персонажа, который «раздваивается» между любовью к женщине и вазой.
«Она моя! — думает он. — А где я у себя в комнате поставлю вазу?» — соображает он, любуясь француженкой» (Сон репортера, т. II, с. 349—350).
Невозможность для персонажа совместить любовь и вазу принимает вид непосредственно пространственной несовместимости: любовь к француженке не позволяет найти место для вазы. Пространство комнаты репортёра, очевидно, соответствует реальности: «комната его мала», потому что репортёр отнюдь не является человеком богатым, знатным и заслуженным, каковым он представляет себя во сне. Но во сне происходит событие абсолютно ирреальное, фантастическое, что, естественно, может объясняться только спецификой сна: «ваза всё растет, растет и так разрослась, что не помещается даже в комнате». Репортёр готов заплакать, и в этот момент француженка кричит: «А-а-а-... так вы вазу любите больше, чем меня?» — и разбивает вазу кулаком. Фантастический ход сюжета — разрастание вазы — на первый взгляд не связан с реакцией француженки, так как персонаж не высказывает свою мысль вслух. Очевидно, что такое ирреальное соединение мысли персонажа и действий героини его сна так же, как и рост вазы, объясняется особенностью сновидения. Смысл этого увеличения вазы в размере связан с характеристикой внутреннего мира репортёра. Разрастание вазы, которая заполняет всё пространство комнаты, символизирует о привязанности персонажа к материальному, к дорогим вещам, об их месте в жизни героя, что связано с его представлением о «цене» человека. Загромождение пространства обрекает персонажа на жизненную катастрофу даже во сне: ваза разбита, француженка «хохочет» над незадачливым репортёром и исчезает, убегая, как позволяет сон, «куда-то в туман, в облако». Всё это сопровождается хохотом газетчиков, что совершенно нестерпимо для ощущающего себя знаменитостью персонажа.
В сновидении репортер гонится за француженкой и смеющимися над ним газетчиками «и вдруг, очутившись в Большом театре, падает с шестого яруса». Он бежит за ними, и тут происходит ирреальная смена пространства: он оказывается на шестом ярусе Большого театра. Смысл смены пространства, видимо, заключается в метафорической оценке тех представлений персонажа о себе, которыми наполнено его сновидение: он оценивает себя слишком высоко, возносится на верхушку иерархической общественной лестницы (шестой ярус), но всё это фикция, игра (Большой театр). В конце сновидения персонаж падает со своих воображаемых высот, что в реальности соответствует падению с дивана. Персонаж, обнаружив себя на полу, не сразу отходит от сна. Об этом свидетельствует мысль, которая приходит ему в голову, в ней присутствуют и француженка, и ваза.
«Слава богу, нет француженки, — думает он, протирая глаза. — Ваза, значит, цела. Хорошо, что я не женат, а то, пожалуй, дети стали бы шалить и разбили вазу» (Сон репортера, т. II, с. 350).
Мысль репортёра продлевает сюжет сновидения, развивая один из возможных вариантов разрешения конфликта между любовью к француженке и привязанностью к вазе. Персонаж радуется тому, что женитьба не становится реальностью, что опять-таки следует из его предпочтения вазы любви. Он не хочет женитьбы, потому что дети разобьют вазу. Персонажу нравится реальное развитие событий: француженки нет, брака нет, детей нет. Следовательно, есть ваза, думает он. Всё это продолжение сна, который не закончился вместе с падением с дивана. Победа вазы в этом продолжении сновидения ещё раз подчеркивает негативную оценку внутреннего мира персонажа, безоговорочно преданному всему материальному, ощутимому, дорогому Выход из сна обозначен соответствующим физиологическим действием: он протирает глаза. Однако второй выход из сна, то есть из продолжения, достигается тем, что это действие делается «как следует» («протерев же глаза как следует»). Теперь только репортёр понимает самое главное и самое драматичное для себя — вазы в его комнате нет. Это крушение всех надежд, которые воплотились во сне репортёра. Отсутствие вазы показывает, что персонаж не сможет достичь столь желанного им богатства.
Очнувшись от сна, осознав реальное положение дел — то, что бал уже начался и ему надо ехать, репортер, однако, позволяет себе немного полежать и засыпает. Соответственно, на бал, куда посылал его редактор, он не попадает. Второй сон, теперь уже без сновидений, завершает характеристику героя: он человек абсолютно безответственный, он не выполняет свою работу, свой долг. Ценить его совершенно не за что, он получает в реальной жизни ровно то, что заслуживает. Именно это показывает ирреальность сновидения и реальность жизни: последняя надежда на то, что ваза цела, оказывается сном. Желание получить дорогую вазу, которая соответствует «цене» героя в его представлении о себе, оборачивается ее отсутствием. Сон, в который погрузился репортер уже после сновидения, не выполнив тем самым свой профессиональный долг, лишает его возможности получить настоящую вазу на настоящем вечере, т. е. в реальности. Редактор в записке, в которой настоятельно просил репортера пойти на бал, пожелал ему выигрыша: «Желаю вам выиграть». Но выигрыша в жизни героя не будет: он сам своей безответственностью, своим отношением к делу и ни на чем не основанной высокой самооценке отграничивает себя от счастливого лотерейного билета. Проспав работу и вместе с тем возможность счастливого выигрыша, репортер пишет «заметку в двести строк», в которой бранит общество за скуку, за то, что оно «не умеет веселиться». Естественно, что заметка — это обман, фальшивка, за которую он получит вовсе не большую сумму денег. Об этом свидетельствует оценочное слово «ска-атина», которым репортер награждал редактора в начале рассказа, сетуя на то, что людей в России «не ценят», как за границей. Сон и сновидение героя со смешением реального и ирреального способствует его характеристике и определению всей проигранной жизни.
4.1.2. Рассказ «Сон»
Рассказ «Сон», имеющий подзаголовок «Святочный рассказ», ведётся от лица персонажа рассказа, служащего оценщиком в ссудной кассе. На момент повествования он находится в арестантских ротах, однако вспоминает то, что произошло в ночь под Рождество, когда он служил оценщиком в ссудной лавке и при этом охранял заложенные людьми вещи. Воспоминанию, очевидно, способствует погода, которая бывает зимой. В ночь, когда случились события, описанные оценщиком, была плохая погода. Все представленное в эту ночь изображение природы построено на олицетворениях (см. Приложение № 1, пример № 17).
Первое же олицетворение заключает в себе понимание того, что суровая погода злится на человека и за что злится. Причина — «человеческая немощь». События, произошедшие в рассказе, который включает сновидение персонажа, показывает именно «человеческую немощь». По всей вероятности, понимание того, что природа не принимает в человеческой жизни, передает точку зрения автора, но не персонажа, от лица которого ведется рассказ. Вместе с тем персонаж представляет собой человека, который способен на сострадание к людям, он сам знал бедность и понимает причины, которые заставляют людей сдавать вещи под залог. Именно это сделало возможными те события, которые персонаж совершил, как он это представляет только в сновидении, т. е. в ирреальном пространстве.
В рассказе также исключительно важно и то, что все происходит накануне Рождества, в сочельник, и затем непосредственно в Рождественскую ночь. Сочельник был отмечен явлением огромного количества бедняков, явившихся в ссудную кассу, и персонаж соответственно, будучи оценщиком, был вынужден целый день глядеть на человеческие слезы, выслушивать мольбы и тем не менее бесчеловечно обирать несчастных (см. Приложение № 1, пример № 18).
Очевидно, что определение времени событий — сочельник — подчеркивает всю бесчеловечность работы оценщика ссудной лавки и самой лавки. Выжимание из несчастных грошей и копеек накануне Рождества заставляет персонажа почувствовать усталость («К концу дня я еле стоял на ногах: изнемогли душа и тело»). Глагол «изнемочь», как нам представляется, напрямую, благодаря корневому повтору, связан с существительным «немощь», которое в первом предложении рассказа называло причину озлобленности природы на человека. Обирая несчастных, персонаж проявляет «человеческую немощь», т. е. слабость человека как человека — в проявлении гуманных качеств, настоящей человечности. Однако при этом он чувствует муки совести.
Работа накануне Рождества заставляет персонажа испытывать страх, слышать, как плачут вещи, видеть за окном человеческие лица, почувствовать муки совести.
«Дело в том, что человека, наделенного от природы нервами оценщика, в ночь под Рождество мучила совесть — событие невероятное и даже фантастическое. Совесть в ссудных кассах имеется только под закладом» (Сон, т. III, с. 152).
Сам персонаж оценивает явление совести в оценщике даже накануне Рождества, т. е. в такой праздник, который призван напоминать людям об их грехах, как нечто невероятное, фантастическое. Однако в рождественскую ночь должны происходить чудеса, что соответствует и жанру святочного рассказа. Проснувшаяся в оценщике совесть являет собой рождественское чудо. Чудо связано с тем, что персонаж вовсе не до конца утратил человечность.
Усталость от большого количества бесчеловечных дел в канун Рождества, изнеможение души и тела, т. е. «человеческая немощь» не дает возможность персонажу уснуть.
«К концу дня я еле стоял на ногах: изнемогли душа и тело. Немудрено, что я теперь не спал, ворочался сбоку набок и чувствовал себя жутко...» (Сон, т. III, с. 152—153).
Рассказ ведётся от первого лица, и персонаж постоянно сопровождает свои наблюдения в сновидении сообщением о том, что с ним происходило, обращая внимание на особенности своего «существования» в сновидении. С помощью прилагательного сон определяется как «чуткий», т. е. тревожный, легко прерывающийся, настороженный. Глагол «слышать» при описании сновидения употребляется три раза, все звуки персонажу были доступны во сне; глагол «видеть» вводится с помощью противительного союза «но» во второй части сложносочинённого предложения, первая часть которого содержит описание физиологического действия, которое противоречит видению («Глаза мои были закрыты, но я видел...»). Глагол «помнить», обозначающий процесс мышления, свойственный человеку, осмысляющему в реальной действительности существование чего-то, вводится также противительным союзом «но», подчеркивающим противоречие возможности этого состояния во время сна («Хотя я спал, но помнил...»). Дальнейшие собственные физические действия персонаж воспринимает как происходящие во сне.
В тот момент, когда персонаж не спит, к нему обращается хозяин ссудной кассы. Он предлагает на следующий день, т. е. уже непосредственно на Рождество открыть ссудную кассу, т. к. на такой большой праздник при злющей погоде в кассу придет множество бедноты (см. Приложение № 1, пример № 19).
Хозяин, очевидно, не знает никаких мук совести, Рождество на него никак не влияет, он прочно застрахован от чудес. Однако персонаж чувствует, что совесть его терзает, он переживает жуткий страх и обретает удивительную способность слышать голоса несчастных вещей, боль лопнувшей у гитары струны, видеть лица прильнувших к окну бедняков. Измученный оценщик также слышит вой ветра, разбирая слова, сливающиеся с мольбами вещей:
«— Отпусти нас! — выл ветер вместе с вещами. — Ради праздника отпусти! Ведь ты сам бедняк, понимаешь! Сам испытал голод и холод! Отпусти!» (Сон, т. III, с. 153).
Персонаж считает, что его бедность является оправданием его поведения (см.: Приложение № 1, пример № 20).
Персонаж засыпает, после чего в рассказе описывается главное событие, связанное с его названием.
«Но как ни билось мое сердце, как ни терзали меня страх и угрызения совести, утомление взяло свое. Я уснул. Сон был чуткий...» (Сон, т. III, с. 154).
Сон, в который впадает герой, получает определение «чуткий». Это значит, что уснувший оценщик продолжает слышать голоса вещей, лопающиеся от горя струны гитары, вой ветра. Определение сна тем самым показывает проявившуюся в герое чуткость, т. е. способность слышать людские страдания, реагировать на них. Затем начинается собственно сюжетная часть сна, когда происходят определенные события. Все, что происходит, персонаж видит: в кассу проникают люди, это бедняки, они пытаются забрать с витрины свои вещи. Персонажу видится, как он считает, во сне, что он вскакивает, хватает лежащий под подушкой пистолет, наводит его на грабителей. То, что происходит затем, подтверждает персонажу, что все это сон: спящий оценщик вдруг вместо того, чтобы обезвредить «грабителей», как того требует его работа, видит их слёзы, видит в окно лицо несчастной старухи, слышит, как она и ветер просят отпустить бедняков (см.: Приложение № 1, пример № 21).
Персонаж хочет проснуться от переживаний в связи с событиями, которые происходят, как он считает, во сне.
«У меня сжалось от боли сердце, и я, чтобы проснуться, защипал себя...» (Сон, т. III, с. 155).
Но персонаж продолжает отдавать вещи бедным людям, пришедшим в лавку.
«Но вместо того, чтобы проснуться, я стоял у витрины, вынимал из нее вещи и судорожно пихал их в карманы старика и парня» (Сон, т. III, с. 155).
Оценщик понимает, что завтра праздник, а люди нищие, и продолжает освобождать витрину. При этом он удивляется необычности сна («Бывают же такие странные сны!»).
Следующий сюжетный поворот «сна» — это приход хозяина, околоточного и городового. При этом персонаж продолжает вязать узлы с вещами. Он объясняет хозяину свои действия:
«— Что ты, негодяй, делаешь?
— Завтра праздник, — отвечаю я. — Надо им есть» (Сон, т. III, с. 155).
Затем во «сне» героя происходит смена пространства и действия, причем это принимает образ театральных декораций.
«Тут занавес опускается, вновь поднимается, и я вижу новые декорации. Я уже не в кладовой, а где-то в другом месте. Около меня ходит городовой, ставит мне на ночь кружку воды и бормочет: «Ишь ты! Ишь ты! Что под праздник задумал!»» (Сон, т. III, с. 155).
На этом сновидение заканчивается. Лицо, увиденное во сне в последней сцене, и лицо реальное, — это городовой, и он проясняет всю ситуацию: всё, что, как казалось герою, произошло во сне, было сновидением, ирреальностью, оказалось реальным. Он действительно ночью отдал вещи беднякам, за что бы арестован. Затем герой находится в арестантских ротах, его воспоминания объясняют, что его судили — за то, что он воспринимает как сон. Однако оценщик в реальности в Рождественскую ночь отдал вещи беднякам.
Возникает вопрос: что означает несоответствие сознания героя реально происходящим событиям? Этот вопрос настойчиво возникает в связи с тем, что А.П. Чехов так описывает состояние персонажа ночью, что действительно поддерживает впечатление того, что всё происходит не в реальности, а во сне. Этому способствует несвязное, отрывочно-эпизодическое воспроизведение событий с «провалами» во времени. Ряд языковых средств создает эффект этой условности сна, т. е. эпизодичности, неосознанности героем последовательности действий и вообще каких-либо действий. Это безличный глагол «помнится», сравнительный союз «словно» в сочетании со сказуемым.
(1) «Старик и молодой парень <...> набросились на меня, но <...>, попятились назад. Помнится, что через минуту они стояли передо мной бледные...» (Сон, т. III, с. 154).
(2) «Хозяин стоит около меня, а я словно не вижу и продолжаю вязать узлы» (Сон, т. III, с. 155).
Важным языковым средством создания состояния сна и сновидения становится смена видо-временных глагольных форм (совершенный вид — несовершенный — настоящее время и прошедшее время):
(1) «Старик и молодой парень, растопырив руки, набросились на меня, но, увидев револьвер, попятились назад. <...> через минуту они стояли <...> умоляли меня отпустить их» (Сон, т. III, с. 154).
(2) «Точно из земли выросши, предстали <...> хозяин, околоточный, городовые. Хозяин стоит <...> я словно не вижу и продолжаю вязать узлы» (Сон, т. III, с. 155).
Впечатление состояния сна поддерживается также включением в сновидение диалога между людьми и ветром, субъектом, не владеющим в реальной действительности речью.
В финале, когда персонажу вынесен судебный вердикт и он оказывается в арестантских ротах, он продолжает называть всё произошедшее с ним сном, причем кошмаром. Всё это показывает, что с позиции существующей жестокой реальности, не знающей сострадания и существующей за счет людских горестей и даже жизней, помощь беднякам, сочувствие, сострадание, человеческие поступки — это не что иное, как сон, т. е. такое состояние, когда заглушается «здравый смысл», рациональное, и превалирует безжалостное отношение к людям. Очевидно, что такой сон — это метафора, которая объясняет непонятную для рационального отношения к жизни мягкость, доброту, помощь. Метафора сна изображает «усыпление», ослабление общепринятого поведения, узаконенных общественных отношений, заставляющих людей руководствоваться исключительно холодным, расчетливым, эгоистическим рассудком. Еще раз обратим внимание на то, что открыть на Рождество ссудную кассу хозяин предлагает персонажу тогда, когда он не спит. С позиций общепринятой бесчеловечной практики сон, который означает высвобождение в персонаже истинно человеческого, выглядит «кошмаром», а бедняки — ворами и негодяями. Очевидно, что персонаж, по причине того, что был наказан за доброту по существующим бесчеловечным социальным законам, возвращается к своему обычному состоянию и не может понять, как случилось то, что он поступил не «разумно», а по-человечески. Жанр произведения, определенный А.П. Чеховым как «святочный рассказ», с соответствующим временем происходящих событий — Рождеством, объясняют произошедшее с оценщиком ссудной кассы как чудо. Чудом становится преодоление человеком «человеческой немощи». Однако объясняется это самим человеком как сон, т. е. ирреальностью в существующей жестокой реальности.
4.1.3. Рассказы «Сонная одурь» и «Сон золотых юнцов»
В рассказе «Сонная одурь» описывается судебное заседание, в котором принимает участие защитник. Он выполняет свои профессиональные обязанности и в то же время размышляет в основном не о судебном процессе, не о том, что ему важно и необходимо делать в процессе заседания, а о другой своей жизни, семейной. Выполнение служебных обязанностей клонит его ко сну (см.: Приложение № 1, пример № 22).
Глагол «дремать» в примере имеет значение «находиться в состоянии полусна» (БТС, 2004, с. 284). Защитник, пребывая в состоянии полусна, осмысляет свою семейную жизнь. Вхождению в такое состояние способствует обстановка судебного заседания, которая даётся глазами защитника. В зале тишина, чтение обвинительного акта секретарём судебного заседания воспринимается как «жужжание пчел или журчание ручейка». Значение и звуковой состав лексем «жужжание» и «жужжать» (лексемы повторяются в тексте рассказа семь раз), вводящих несколько раз фрагменты обвинительного акта, с одной стороны, прерывают мысли защитника, с другой стороны, поддерживают его состояние «сонной одури», которое затем начинает переходить в сон.
«Защитник встряхивает головой, как лошадь, которую укусила муха, и продолжает думать: Что-то теперь у меня дома делается? В эту пору обыкновенно все бывают дома: и жена, и теща, и дети... Что-то теперь у меня дома делается?» (Сонная одурь, т. IV, с. 181).
В рассказе семейная жизнь защитника судебного заседания представлена только в его мыслях, возникающих у него во время процесса. Оценка, которую получают семейные отношения в размышлениях защитника, не совсем положительная (см.: Приложение № 1, пример 23).
Мыслительный процесс защитника в приведенном фрагменте представлен словосочетанием «плывут мысли». Существительные в именительном падеже называют родственников, которые всплывают в его сознании. Защитник «видит» их дома: жена Надя и другие родственники сидят за обеденным столом, дети капризничают, жена и теща обсуждают семейные проблемы в его отсутствии, говорят о нем только на русском языке, в то время как все разговоры ведутся на французском языке. В этом защитник усматривает отрицательное отношение к нему жены и тещи. Семейная жизнь, обстановка в доме становятся известными читателю только из размышлений защитника в полусонном состоянии.
Затем два пространства — пространство суда и пространство дома — сливаются в сознании защитника, что представлено перечислением разных реальных предметов и субъектов этих пространств (однородные члены предложения — подлежащие — с обобщающим словом). В сознании защитника смешиваются образы воспоминаний и явлений реальности, действительности (см.: Приложение № 1, пример 24). Засыпая, он вспоминает то пространство, где ему комфортно и уютно в отличие от дома. Защитника будит громкий голос председателя суда, но он не сразу понимает, где находится.
«Защитник вздрагивает и открывает глаза. Прямо, в упор, на него глядят чёрные глаза цыганки Глаши, улыбаются сочные губы, сияет смуглое, красивое лицо. Ошеломлённый, ещё не совсем проснувшийся, полагая, что это сон или привидение, он медленно поднимается и, разинув рот, смотрит на цыганку» (Сонная одурь, т. IV, с. 184).
Представленное во фрагменте состояние персонажа — это состояние, которого не должно и не может быть у человека при выполнении профессиональных обязанностей («ошеломлённый», «не проснувшийся») Цыганка Глаша, которую он также «видел», находясь в полусне, в сонной одури, в том пространстве, куда он уходит из дома, чтобы комфортно провести время, вдруг оказывается в суде. Это заставляет его окончательно понять, что ему нужно выполнять свои обязанности как защитника, но выход из этого состояния происходит не сразу. Диалог защитника и Глаши, которая была вызвана в суд в качестве свидетеля, приведен не полностью, что подчеркивает состояние защитника, который даже при разговоре в суде ещё не совсем включен в судебное заседание.
«Он выпивает два стакана воды, и сонная одурь проходит совсем...» (Сонная одурь, т. IV, с. 184).
Словосочетание «сонная одурь» встречается в рассказе два раза: в названии рассказа и в самом конце. Таким образом, вся жизнь защитника в рассказе дана через его измененное сознание. В реальности он не включен в судебное заседание, и с точки зрения его профессиональной деятельности защитник представлен как человек, которому эта деятельность скучна и неинтересна. Из его полусонного состояния становятся понятны его сложные отношения в семье и то, как он пытается находить выход из этого положения. Жизнь защитника, не связанная с его профессиональной деятельностью, представлена только в состоянии полусна, в состоянии «сонной одури».
У А.П. Чехова есть название к одному из рисунков В.И. Порфирьева, иллюстрация названа им «Сон золотых юнцов. Во время ноябрьского набора». После иллюстрации дан небольшой текст, в котором описывается состояние молодых людей, не желающих идти в солдаты. Им снятся различные вроде бы произошедшие с ними изменения их физиологического состояния, не позволяющие им стать солдатами. Во сне они видят себя больными и страдающими, но это не пугает их и оценивается ими как приятное сновидение. Тяжёлые недуги воспринимаются как благо в ирреальной действительности, поскольку в реальной они помогли бы им избежать военной службы. Искажённое и невозможное в реальности физическое состояние призывающихся в солдаты молодых людей, описанное во сне, представляет их сложное внутреннее состояние в связи с призывом и отношением к военной службе (см.: Приложение № 1, пример № 25).
4.1.4. Рассказ «Зеркало»
Сюжет рассказа «Зеркало» разворачивается только в сновидении персонажа. Вынесенное в название рассказа слово «зеркало» обозначает поверхность, особенностью которой является отражение того, что находится перед ней. Зеркало всегда воспринималось и воспринимается человеком как предмет, имеющий сакральный смысл, поскольку человек видит в нём не только настоящее изображение самого себя и окружающего пространства, но и что-то ещё, ведь веками люди хотят именно в зеркале увидеть своё будущее. Гадания в истории человечества часто связаны с этим предметом, и своих суженых женщины пытаются увидеть именно в зеркале (иногда поверхность может быть другая, но она должна быть гладкой и отражающей, как зеркало, например, водная поверхность). То, что годами в реальной действительности человек пытается увидеть, узнать, понять своё будущее с помощью другого предмета, в котором оно может быть представлено, находит отражение в художественной литературе. Гадания чаще всего связаны с определённым временем или праздником. В рассказе А.П. Чехова эти привычные в народной культуре верования в магическое действие предмета в определённое время тоже обозначены. В предновогоднюю ночь молодая дочь генерала Нелли, которая мечтает выйти замуж, смотрит в зеркало и видит свою будущую семейную жизнь.
Вход в сновидение в рассказе начинается с описания внешнего вида и сложного внутреннего состояния Нелли, которая «сидит у себя в комнате и утомлёнными, полузакрытыми глазами глядит в зеркало. Она бледна, напряжена и неподвижна как зеркало» (Зеркало, т. IV, с. 271).
Далее А.П. Чехов вводит ряд однородных членов предложения с обобщающим словом, обозначающих начало сновидения Нелли (см.: Приложение № 1, пример № 26).
Союз «но» в начале отрывка противопоставляет два определения к слову «перспектива», потом этот же союз противопоставляет глаголы при описании физического состояния Нелли («трудно понять, спит или бодрствует, но видит»). Несмотря на описанное уже изменённое сознание персонажа подчёркивается возможность персонажа осмыслять происходящее. Нелли видит, слышит, эмоционально переживает и оценивает это происходящее. Отдельные возникающие в её сознании детали постепенно перерастают в образ суженого, затем в оценку жизни с ним, в которой серый фон определяет эту жизнь. В начале рассказа она видит серое море, жизнь предстаёт в сером фоне, что постоянно повторяется (словосочетание «серый фон» встречается в рассказе шесть раз). «Серый фон» — фон, на котором разворачиваются все события жизни в будущем с мужем, жизни невыразительной, обыденной, сложной, полной тяжестей и хлопот. Основная часть рассказа посвящена событиям, связанным с болезнью мужа и действиями Нелли, которая искренне хочет ему помочь: она едет за доктором, умоляет его приехать к мужу, несмотря на то, что доктор плохо себя чувствует, и всё это происходит в холодную погоду, от которой страдает и Нелли. Осознание происходящего Неллей в сновидении постоянно сопровождает её, о чём свидетельствуют слова, вводящие сомнения персонажа по поводу увиденного.
«Видит она детей. Тут вечный страх перед простудой, скарлатиной, дифтеритом, единицами, разлукой. Из пяти-шести карапузов, наверное, умрёт один» (Зеркало, т. IV, с. 274).
Представленная в сновидении тяжелая семейная жизнь в конце рассказа заканчивается смертью мужа, и Нелли понимает ещё в сновидении бессмысленность такой жизни. Выход из сновидения связан с реальностью, звуком, который разбудил её, и дальнейшее описание действий и состояния Нелли показывает, как рада она, что всё увиденное было только во сне.
«Что-то падает из рук Нелли и стучит о пол. Она вздрагивает, вскакивает и широко раскрывает глаза. Одно зеркало, видит она, лежит у ее ног, другое стоит по-прежнему на столе. Она смотрится в зеркало и видит бледное, заплаканное лицо. Серого фона уже нет.
«Я, кажется, уснула...» — думает она, легко вздыхая» (Зеркало, т. IV, с. 275).
О том, что у Нелли на столе было два зеркала, становится известно только в конце рассказа. Падает одно из них, в котором, видимо, она видела своё будущее и которое дало такую возможность. Во втором зеркале, которое оказалось устойчивым, она видит себя после сновидения в реальной действительности, заплаканной и бледной (бледность отмечена и в самом начале рассказа), но не на сером фоне, он исчезает в реальности. Представленная внутренняя речь Нелли свидетельствует о продолжении оценивания ею сновидения и радостного чувства понимания, что это был сон. Реальная жизнь, которая дала возможность увидеть в сновидении типичное в семейной жизни людей, кажется теперь даже без замужества намного лучше. Реализация мечты в сновидении оказалась не соответствующей ожиданиям Нелли, но представила ей и читателю некоторую обобщённую реальность.
4.1.5. Рассказ «Спать хочется»
Рассказ посвящен тяжелой судьбе девочки Варьки, которую мать из-за нужды отдала чужим людям в няньки. Девочка прислуживает хозяевам, следит за их маленьким ребенком и из-за загруженности у неё нет времени на сон ни днем, ни даже ночью, поскольку ребенок часто плачет и девочка вынуждена постоянно убаюкивать его. В рассказе, включая название, глагол «спать» в сочетании с модальным глаголом «хочется» встречается шесть раз, в сочетании с другими словами и вне сочетания в разных формах — 14 раз («спать», «спать нельзя», «можно спать», «ложиться спать», «крепко спят» и др.). Глагол «спать» употребляется в основном в неопределенной форме, что подчеркивает неосуществимость желания спать. Инфинитив свидетельствует о том, что действие только обозначено, но оно не осуществляется. В этом видят исследователи эстетическую функцию инфинитива глагола «спать», вынесенное и в название рассказа (Сенаторова, 1983, с. 133).
Существительное «сон» встречается три раза в сочетании с глаголами со значением преодоления или желания («прогнать сон», «пересилить сон», «обещает сон»); существительные «дремота», «полусон», причастие «уснувший» по одному разу.
В рассказе описывается как жизнь девочки у хозяев, так и её сновидения. Большая часть рассказа (почти половина) посвящена тому, что видит Варька, когда она не может справиться со своим желанием заснуть. Варьке мешает вести нормальный образ жизни невозможность удовлетворить свою естественную потребность в сне, что позволяет считать глаголы «жить» и «спать» контекстными синонимами (Щаренская, 2011, с. 322). Вхождению в сновидение предшествует описание изменения сознания и физического состояния девочки, чему способствуют различные звуки, наполняющие комнату, зелёный свет лампадки и тени от вещей. Всё это происходит ночью, когда положено спать и особенно хочется спать (см.: Приложение № 1, пример № 27).
В этой части сновидения представлены ирреальные события, в которых сама девочка является участницей, но она только видит эти события. Варька наблюдает облака, птиц, которые «кричат, как ребенок», крик таким образом перенесен в сон из реальной жизни, действительность не покидает её и во сне (основная причина невозможности спать в реальной действительности — плач ребенка). Н.В. Семёнова обращает внимание на формирование двух тематических цепочек в рассказе, связанных с темами «спать» и «крик», пересекающихся между собой (Семенова, 2011, с. 148—150). Невероятными являются действия людей, которые падают в грязь и сладко засыпают в ней. Девочка вступает в диалог с кем-то из участников этого события и в ответе слышит одно слово «спать», повторяемое дважды. Люди в весьма странных обстоятельствах (ложатся спать в жидкую грязь) делают то, чего очень хочется девочке в реальной действительности.
В продолжении сновидения девочка оказывается в другом пространстве, в своей собственной избе, где живут её мать Пелагея и отец Ефим. Девочка слышит стоны отца от боли и является свидетельницей тех событий, которые разворачиваются в избе в связи с болезнью отца и его смертью. С момента появления доктора в избе все действия персонажей сновидения (доктора, матери и отца) представлены формами глаголов в настоящем времени: «говорит», «отвечает», «возится», «возвращается», «бросается», «поднимается», «крестится», «шепчет» и др., что способствует их осмыслению как возможных в реальности. Все события в избе: приезд доктора, его диалоги с Пелагей и Ефимом, отъезд отца в больницу — девочка наблюдает как сторонний участник в родительской избе, но в то же время она одновременно в своем сознании не отключена и от событий, которые могут происходить только в хозяйском доме. Это становится понятным из предложения «Где-то плачет ребенок, и Варька слышит, как кто-то ее голосом поет», в котором наречием «где-то» обозначено нечетко воспринимаемое сознанием девочки пространство, местоимением 3-го лица «ее» собственный голос. Затем к ней обращается мать с известием о смерти отца, Варька уже опять находится в своем доме, и после слов уходит из родительского дома в лес. На сложность и неоднозначность структуры повествования в рассказе обращает внимание Е.И. Савченко, считая, что А.П. Чехову удалось приблизить «угол зрения повествователя к углу зрения персонажа, показывая изнутри его внутренний мир с точностью до психологических особенностей» (Савченко, 2011, с. 273).
Сновидение девочки на время прерывается, поскольку хозяин уличает ее в том, что ребенок кричит, а она спит, она вновь качает колыбель и вновь засыпает: опять видит шоссе в грязи, людей с котомками, себя и в этот раз мать Пелагею. Мать и Варька идут наниматься к хозяину на работу.
Сновидение содержит не только ирреальные события, которые в сновидении связаны с реальным желанием девочки выспаться. Жизнь Варьки в своем родном доме до работы у хозяина представлена в сновидении. Описан тот эпизод в жизни семьи, который стал причиной вынужденного ухода из дома, — смерть отца.
В рассказах А.П. Чехова, в названиях которых есть слова лексемы с корнем «сон» и лексема «спать» («Сон репортера», «Сон», «Сон золотых юнцов», «Сонная одурь», «Спать хочется») и в рассказе «Зеркало» большая часть содержания рассказа заключена в сновидении персонажа. Сновидение позволяет представить определенный сюжет, в котором одним из действующих лиц является персонаж. В ирреальной действительности находит отражение в том числе и реальная действительность. Сновидение может изменить взгляд персонажа на жизнь, на жизненные ценности, представить персонажа либо искренним, либо лживым, либо безответственным.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |