2.2.1. Прилагательное + «сон»
А.П. Чехов не только обозначает физиологическое состояние персонажа с помощью существительного сон, но и во многих случаях определяет качество сна с помощью имени прилагательного. Прилагательные, определяющие сон персонажей, в прозе А.П. Чехова можно разделить на четыре группы.
1. Качественные имена прилагательные, характеризующие сон персонажей по разной степени глубины погружения человека в сон:
сон может быть крепким, сон Насти в рассказе «Трифон» (Трифон, С. II, 1884: 367); сон Лизы в рассказе «Страдальцы» (Страдальцы, т. V, с. 264); сон поручика Сокольского в рассказе «Тина» (Тина, т. V, с. 373); сон поручика Климова в рассказе «Тиф» (Тиф, т. VI, с. 132); сон людей в рассказе «Почта» (Почта, т. VI, с. 338); сон Варьки в рассказе «Спать хочется» (Спать хочется, т. VII, с. 11); сон туриста в повести «Огни» (Огни, т. VII, с. 133); сон Зинаиды Федоровны в повести «Рассказ неизвестного человека» (Рассказ неизвестного человека, т. VIII, с. 153);
сон может быть глубоким, сон Спиридона Федора в рассказе «Тайный советник» (Тайный советник, т. V, с. 135); сон Оли рассказе «Вор» (Вор, т. II, с. 108);
сон может быть здоровым, сон молодого поручика Климова в рассказе «Тиф» (Тиф, т. VI, с. 132);
сон может быть молодым, сон Николая Андреевича Капитонова в рассказе «От нечего делать» (От нечего делать, т. V, с. 162); сон почтальона в рассказе «Ведьма» (Ведьма, т. IV, с. 384);
сон может быть покойным, сон Кузьмы в повести «Драма на охоте» (Драма на охоте, т. III, с. 288);
сон может быть чутким, сон Петра Демьяныча в рассказе «Сон» (Сон, т. III, с. 154).
2. Качественные прилагательные, характеризующие сон с точки зрения положительной или отрицательной эмоциональной оценки (персонажем или автором):
сон может быть приятным, сон будущих солдат в рассказе «Сон золотых юнцов» (Сон золотых юнцов, т. I, с. 436);
сон может быть безмятежным, сон туриста в повести «Огни» (Огни, т. VII, с. 133);
сон может быть тяжелым, сон Маруси в рассказе в рассказе «Цветы запоздалые (Цветы запоздалые, т. I, с. 417); сон главного конторщика Гронтовского в рассказе «Пустой случай» (Пустой случай, т. V, с. 308); сон Марии Васильевны в рассказе «На подводе» (На подводе, т. IX, с. 342);
сон может быть тревожным, сон семьи в повести «Мужики» (Мужики, т. IX, с. 301); сон Беликова в рассказе «Человек в футляре» (Человек в футляре, т. X, с. 45);
сон может быть сладким, сон почтальона в рассказе «Ведьма» (Ведьма, т. IV, с. 383); сон человека в рассказе «Ты и вы» (Ты и вы, т. V, с. 237); сон Иловайской в рассказе «На пути» (На пути, т. V, с. 474); сон провизора Черномордика в рассказе «Аптекарша» (Аптекарша, т. V, с. 195);
сон может быть утомленным, сон Зиновьева в повести «Драма на охоте» (Драма на охоте, т. III, с. 250);
сон может быть обольстительным, сон Медицинских людей в рассказе «Встреча весны» (Встреча весны, т. I, с. 141);
сон может быть обворожительным, сон Лизы в рассказе «Живой товар» (Живой товар, т. I, с. 372);
сон может быть прекрасным, сон Чаликова в рассказе «Бабье царство» (Бабье царство, т. VIII, с. 264);
сон может быть богатырским, сон народа в рассказе «В вагоне» (В вагоне, т. I, с. 85);
сон может быть восхитительным, сон княгини и Маруси в рассказе «Цветы запоздалые» (Цветы запоздалые, т. I, с. 417);
сон может быть хорошим, сон княгини и Маруси «Цветы запоздалые» (Цветы запоздалые, т. I, с. 395); сон Оли в рассказе «Вор» (Вор, т. II, с. 108); сон Петра Петровича в рассказе «Дом с мезонином (Дом с мезонином, т. IX, с. 154);
сон может быть счастливым, сон Зинаиды Федоровны в повести «Рассказ неизвестного человека» (Рассказ неизвестного человека, т. VIII, с. 153);
сон может быть странным, сон Петра Демьяныча в рассказе «Сон» (Сон, т. III, с. 155); сон Марии Васильевны рассказе «На подводе» (На подводе, т. IX, с. 342);
сон может быть страшным, сон инженера Ананьева в повести «Огни» (Огни, т. VII, с. 105); сон Татарина в рассказе в рассказе «В ссылке» (В сарае, т. VI, с. 285);
сон может быть смутным, сон следователя Лыжина в рассказе «По делам службы» (По делам службы, т. X, с. 99);
сон может быть нехорошим, сон Петра Демьяныча в рассказе «Сон»; сон Варьки в рассказе «Спать хочется»; сон следователя Лыжина в рассказе «По делам службы» (По делам службы, т. X, с. 99);
сон может быть дурным, сон Ариадны в рассказе «Ариадна» (Ариадна, т. IX, с. 128);
сон может быть томительным, сон почтальона в рассказе «Ведьма» (Ведьма, т. IV, с. 384);
сон может быть ужасным: сон кухарки и барыни в рассказе «Блины» (Блины, т. IV, с. 362); сон Грохольского в рассказе «Живой товар» (Живой товар, т. I, с. 375).
3. Относительные и качественные имена прилагательные, характеризующие сон по долготе и времени:
сон может быть длинным: сон Княгини и Маруси в рассказе «Цветы запоздалые» (Цветы запоздалые, т. I, с. 417);
сон может быть скорым: сон Варьки в рассказе «Спать хочется» (Спать хочется, т. VII, с. 11);
сон может быть первым: сон почтальона в рассказе «Ведьма» (Ведьма, т. IV, с. 383);
сон может быть дневным: сон Кузьмы в повести «Драма на охоте» (Драма на охоте, т. III, с. 275);
сон может быть утренним: сон людей в рассказе «Почта» (Почта, т. VI, с. 338);
сон может быть послеобеденным: сон Зиновьева в повести «Драма на охоте» (Драма на охоте, т. III, с. 246); сон Ляшкевского в рассказе «Обыватели» (Обыватели, т. VI, с. 196);
сон может быть грядущим: сон Дюди в рассказе «Бабы» (Бабы, т. VII, с. 342);
сон может быть долгим: сон Оленьки в рассказе «Душечка» (Душечка, т. X, с. 111);
сон может быть прерванным: сон Зиновьева в повести «Драма на охоте» (Драма на охоте, т. III, с. 366);.
4. Относительные прилагательные, обозначающие в сочетании со словом «сон» конец жизни:
сон может быть вечным: сон Ильки в рассказе «Ненужная победа» (Ненужная победа, т. I, с. 356); сон людей в рассказе «Дама с собачкой» (Дама с собачкой, т. X, с. 133);
сон может быть могильным: сон Николая Степановича в повести «Скучная история» (Скучная история, т. VII, с. 263); сон советника Навагина в рассказе «Тайна» (Тайна, т. VI, с. 150);
сон может быть смертным сон Принца Гамлета в рассказе «Страх» (Страх, т. VIII, с. 130).
Наиболее частотными являются имена прилагательные второй группы, определяющие сон по эмоциональной оценке сна самим персонажем (в прямой или внутренней речи) или автором, что свидетельствует о необходимости внутреннего осмысления происходящих во сне явлений и отношении к ним.
Определения к снам персонифицированных персонажей
Персонифицированными персонажами являются персонажи, имеющие имена и фамилии, таких персонажей в прозаических произведениях А.П. Чехова большинство. Проанализируем некоторые произведения, в которых качественные имена прилагательные, определяющие лексему «сон» как состояния человека, будут рассмотрены в контексте произведения.
Например, в рассказе «Живой товар» Грохольский жалуется Лизе на то, как он провёл ночь, видя, по его оценке, «сны ужасные», что объясняет затем его поведение днём: он не встает после сна, лежит в постели и принимает лекарства. Содержание снов, количество которых точно не определено, но форма множественного числа существительного указывает на неединичность, не раскрывается ни в персонажной, ни в авторской речи. Прилагательное, данное самим персонажем своим снам, позволяет читателю предположить, что то, что снилось Грохольскому, было для него мучительным, длилось всё время, отведенное для сна («всю ночь»), и привело к расстройству физического состояния. Однако данная реплика произнесена Грохольским после длинного диалога с Лизой, из которого выясняется, что на соседнюю дачу приехали ее муж с сыном, что она хочет пригласить их в гости, и это вызывает определенное беспокойство и страх у Грохольского. Видимо, «ужасные сны» были придуманы Грохольским, чтобы оттянуть встречу с мужем Лизы, у которого он ее увел, и ему было удобно сослаться на свое состояние ночью. «Ужасные сны», события и явления которых вызывают у человека страх, испуг, приводят человека к нездоровому самочувствию после пробуждения. Знание о снах, в которых потенциально возможны отрицательно воспринимаемые спящим явления, события, позволяет персонажу воспользоваться этим в своих целях. Такое поведение является штрихом к портрету Грохольского, который не очень беспокоился об ответственности за свои поступки. В конце произведения богач Грохольский превратится в приживалу в усадьбе Бугрова, у которого он увёл Лизу и которого не хотел видеть, ссылаясь на то, что ему приснилось что-то ужасное.
«— Всю ночь сны ужасные... Я не встану сегодня с постели, полежу... Надо будет хинину принять. Пришлешь мне чай сюда, мамочка...» (Живой товар, т. I, с. 375).
Сторож ссудной лавки в рассказе «Сон» не понимает, что в лавку пришли грабители, и воспринимает их действия в лавке за сон, оценивая определением невозможность такого в реальности.
«Какой нехороший сон! — думал я. — Как жутко! Проснуться бы» (Сон, т. III, с. 154).
В рассказе «Бабье царство» губернский секретарь Чаликов обратился к богатой барыне Анне Акимовне за помощью в связи со сложным семейным положением и воспринял её приезд к нему в дом как невероятное, нереальное, но долгожданное и желаемое событие.
«Со стороны он подбежал к ней и, мыча, как параличный, — на бороде у него была капуста, и пахло от него водкой, — припал лбом к муфте и как бы замер.
— Ручку! Ручку святую! — проговорил он, задыхаясь. — Сон! Прекрасный сон! Дети, разбудите меня» (Бабье царство, т. VIII, с. 264).
В рассказе «Человек в футляре» Беликов, воспринимая все реалии жизни как опасность, видит сны, отражающие его беспокойное отношение к реальной жизни и в ирреальной действительности. Время сна — ночь — заполнено у персонажа не одним сном, а неопределённым множеством снов (состояние сна представлено формой множественного числа имени существительного «сны»), но качество их было одинаковым, что представлено прилагательным «тревожные». Других снов и покоя во время ночи не было, на что указывает местоимение-прилагательное «вся», обозначающее охват времени, отведенный на ночь, полностью. Такие сны в рассказе являются элементом не столько биологического, сколько социального мира Беликова. Определение «тревожные» проецируется предыдущим описанием внутреннего состояния персонажа, состоянием страха, боязни, и сон, таким образом, может содержать некоторые видения, которые прямо не обозначены в тексте, но «выводятся» читателем из контекста как такие, которые вызывают у персонажа волнение, гнетущие переживания и страх. Эти же внутренние переживания он испытывает в реальности, они же продолжаются и во сне. Прилагательное позволяет спроецировать потенциальное содержание сна с неявными событиями, явлениями, но такими, которые определены качественно и воспринимаются персонажем как опасные, страшные для его существования. Таким образом, существование Беликова в реальности и в ирреальности, во сне, одинаково, оно не меняется, весь мир персонажа наполнен только страхом за свою жизнь и страданиями. П.Н. Долженков, анализируя произведения, в которых раскрывается тема страха перед жизнью в прозе А.П. Чехова, обращает внимание и на рассказ «Человек в футляре». Он считает, что Беликов испытывает ужас от каждой мелочи, что им владеет иррациональный, первобытный страх в ожидании катастрофы, мир воспринимается им как враждебное и страшное начало, и он как-то пытается защититься от него (Долженков, 1995, с. 68).
«И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко» (Человек в футляре, т. X, с. 45).
Проанализируем значение атрибутизации «сладкий», выражающей эмоциональную оценку сна. «Сладкие сны», «сладко спать» — это стертая, лексикализованная метафора, основанная на вкусовых ощущениях. Первое, основное значение слова сладкий связано с именованием вкусовых ощущений — «имеющий вкус, свойственный сахару или меду» (БТС, 2004, с. 1206). Отсюда образовалось метафорическое значение «приятный, доставляющий удовольствие, наслаждение» (БТС, 2004, с. 1206). Очевидно, это можно квалифицировать как функциональную метафору (перенос осуществляется по сходству функций предметов, в данном случае эта функция — доставление удовольствия). В метафорическом значении прилагательное употребляется с такими словами, как «жизнь», «мечты», «грезы», «сон». Аналогично употребляется и наречие: сладко живется, сладко спится, сладко спать.
Рассмотрим, как лексемы, обозначающие состояние сна, и определения к ним участвуют в формировании замысла рассказа «Ведьма» — представления трагизма существования двух людей, дьяка Савелия Гыкина и его жены Раисы.
«Сладкие сны», «сладко спать» — это стертая, лексикализованная метафора, основанная на вкусовых ощущениях. Первое, основное значение слова сладкий связано с именованием вкусовых ощущений — «имеющий вкус, свойственный сахару или меду» (БТС, 2004, с. 1206). Отсюда образовалось метафорическое значение «приятный, доставляющий удовольствие, наслаждение» (БТС, 2004, с. 1206). Очевидно, это можно квалифицировать как функциональную метафору (перенос осуществляется по сходству функций предметов, в данном случае эта функция — доставление удовольствия). В метафорическом значении прилагательное употребляется с такими словами, как «жизнь», «мечты», «грезы», «сон». Аналогично употребляется и наречие: сладко живется, сладко спится, сладко спать.
У А.П. Чехова прилагательное сладкий и наречие сладко употребляется достаточно часто — в рассказах «Ведьма» (Ведьма, т. IV), «Ты и вы» (Ты и вы, т. V), «На пути» (На пути, т. V), «Аптекарша» (Аптекарша, т. V).
Как представляется, обе эти атрибутизации получают в текстах А.П. Чехова негативное значение: они обычно показывают такое состояние героев во сне, которое означает жизненную ошибку, которую герой или совершает или может совершить. Рассмотрим употребление этих атрибутизаций на примере рассказа «Ведьма». Негативное значение лексем «сладкий» и «сладко» основывается уже на общеязыковой семантике слов. Таковы переносные значения прилагательного сладкий — «приторно-нежный, умильный (разг. неодобр.)», «льстивый, лицемерный» (Ожегов, Шведова, 2006, с. 826).
Рассмотрим употребление этих атрибутизаций на примере рассказа «Ведьма». Рассмотрим попутно, как лексемы, обозначающие состояние сна, и определения к ним участвуют в формировании замысла всего рассказа — трагикомического существования двух людей, дьяка Савелия Гыкина и его жены Раисы.
В рассказе «Ведьма» лексемы, имеющие значение «находиться в состоянии сна», встречаются в тексте 17 раз. События, описанные в рассказе, происходят ночью, в обычное для сна время, но супруги не спят, чему способствует метель за окном и то, в чем супруг подозревает свою жену, считая ее ведьмой, а потому виновной в непогоде. Погода, как считает муж, должна привести кого-то в их дом, о чем мечтает жена. В начале рассказа деятельность Раисы в реальности связывается со сном.
«Руки ее быстро двигались, всё же тело, выражение глаз, брови, жирные губы, белая шея замерли, погруженные в однообразную, механическую работу и, казалось, спали. Изредка только она поднимала голову, чтобы дать отдохнуть своей утомившейся шее, взглядывала мельком на окно, за которым бушевала метель, и опять сгибалась над рядном. Ни желаний, ни грусти, ни радости — ничего не выражало ее красивое лицо с вздернутым носом и ямками на щеках. Так ничего не выражает красивый фонтан, когда он не бьет» (Ведьма, т. IV, с. 376).
В данном контексте используется метафора сна как определение состояния персонажа. Метафорический образ появляется в рассказе при том, что состояние героини связано с движением: дьячиха работает. Но ее работа — это механические движения, однообразные и повторяющиеся. На лице героини не выражаются никакие чувства, поэтому все тело и отдельные его части выглядят так, как будто погружены в состояние сна. Однако метафора вводится при наличии вводного слова «казалось», выражающего одну из центральных чеховских оппозиций — казалось/оказалось (Катаев, 1979, с. 277). Описание и восприятие дьячихи реализует точку зрения повествователя. Другой персонаж рассказа, дьячок Савелий Гыкин, хотя и наблюдает за выражением лица своей жены, но не видит ее красоты, что становится понятным благодаря замечанию в конце рассказа.
«...Дикая сила придавали лежавшей около него женщине особую, непонятную прелесть, какой он и не замечал ранее» (Ведьма, т. IV, с. 386).
Внимание Савелия сосредоточено только на выражении лица, но не самом лице. В выражении лица дьячихи он стремится прочитать доказательство того, что он в ней подозревает: в дьячихе «сучья кровь» и, когда кровь начинает играть, дьячиха-ведьма делает непогоду, метель, которая заставляет сбившихся с пути мужчин заезжать в дом к дьячку.
«... — Я замечаю: как в тебе кровь начинает играть, так и непогода, а как только непогода, так и несет сюда какого ни на есть безумца» (Ведьма Т. IV, с. 376).
На сей раз Савелий, видимо, решает, что все обойдется: его обманывает «тусклый, неподвижный взгляд» дьячихи и движение, свидетельствующее о желании сна: она сладко потягивается.
«Но вот она кончила один мешок, бросила его в сторону и, сладко потянувшись, остановила свой тусклый, неподвижный взгляд на окне...» (Ведьма, т. IV, с. 376).
Поэтому Савелий говорит жене, чтобы она ложилась спать, однако Раиса не ложится, а взгляд ее меняется:
«Дьячиха молчала. Но вдруг ресницы ее шевельнулись и в глазах блеснуло внимание» (Ведьма, т. IV, с. 376).
Внимание дьячихи вызвано тем, что она уловила движение в метели:
«— Кажись, кто-то едет...» (Ведьма, т. IV, с. 376).
В какой-то момент Савелий, успокоившись, решает, что почта (он точно определил, что это была почта) проехала мимо, и собирается было опять ложиться, как вдруг слышит, что почту начинает кружить. Именно тут становится понятна вся суть претензий Савелия к жене: он вспоминает массу случаев, когда в метель к ним заезжали мужчины, к которым дьячиха испытывает интерес. Так, например, она «польстилась» на писаря.
«— И на что польстилась! Тьфу, на писаря! Стоило из-за него божью погоду мутить! Чертяка, сморкун, из земли не видно, вся морда в угрях и шея кривая... Добро бы, красивый был, а то — тьфу! — сатана!» (Ведьма, т. IV, с. 378).
В поведении дьячихи, однако, виноват сам Савелий: он грязный, нечистоплотный человек, не замечающий красоты своей жены. Именно поэтому Раиса выглядит сонной, застыв в своих механических движениях. Однако она не спит. Это означает тайные желание дьячихи того, в чем обделил ее законный муж.
Ругань Савелия и Раисы сменяется тем, что в окно стучится сбившийся с дороги почтальон, просится переночевать и заходит в комнату. Дьячиха гостеприимно предлагает ему выпить чаю — погреться с дороги. Однако из ответа почтальона становится понятна ситуация: он должен спешить, чтобы не опоздать на почтовый поезд:
«— Куда тут чаи распивать! — нахмурился почтальон. — Надо вот скорее греться да ехать, а то к почтовому поезду опоздаем. Минут десять посидим и поедем. Только вы, сделайте милость, дорогу нам покажите» (Ведьма, т. IV, с. 380—381).
Однако вместо того чтобы ехать, почтальон засыпает. Спит и Савелий, на что указывают такие лексемы, как «тишина», «сопеть», «уснувший», и звукоподражательное, сопровождающее процесс сна, «к-х-х-х...»
В рассказе «Ведьма» поднимается важнейшая проблема выполнения человеком своего долга. Она воплощается в сюжетной линии, связанной с почтой. Тема почты вписывается в исключительно серьезную для всего творчества А.П. Чехова проблему коммуникации (Степанов, 2005). Почта — это, если использовать терминологию теории коммуникации, канал связи в человеческом мире, и он должен работать бесперебойно и точно по времени. Задержка во времени будет означать помехи в канале связи и может иметь драматичные последствия. В свете этой идеи предстают все действия героев рассказа «Ведьма». Дьячиха, обделенная вниманием своего мужа, страдающая от его неряшливости, грубости, заинтересована в том, чтобы почтальон задержался. Тем самым она выполняет функцию искусителя, и все ее реплики, обещающие уют и отдых измученному дорогой почтальону, становятся в подтексте «сатанинским» искушением:
(1) «— Может, с дороги чаю покушаете? — спросила дьячиха» (Ведьма, т. IV, с. 380).
(2) «— Ну, куда в такую погоду ехать! — услышал он мягкий женский голос. — Спали бы себе да спали на доброе здоровье!» (Ведьма, т. IV, с. 383).
Сон — это самое главное, к чему настойчиво подталкивает дьячиха почтальона. Однако искушению мешает Савелий. От ревности он внезапно просыпается, отказывается потушить свет и будит почтальона:
«... — Тут им нечего спать... Да... Дело у них казенное, мы же отвечать будем, зачем их тут держали. Коли везешь почту, так вези, а спать нечего... Эй, ты! — крикнул Савелий в сени. — Ты, ямщик... как тебя? Проводить вас, что ли? Вставай, нечего с почтой спать!
И расходившийся Савелий подскочил к почтальону и дернул его за рукав.
— Эй, ваше благородие! Ехать, так ехать, а коли не ехать, так и не тово... Спать не годится» (Ведьма, т. IV, с. 383).
В этом эпизоде значительное место занимает сцена пробуждения почтальона. Здесь используется множество предметно-словесных деталей, фиксирующих «пограничное» состояние почтальона, когда он не может отойти от сна, находится как бы в полусне. Так, он меняет положение — садится, у него «мутный взгляд», опять ложится, затем открывает глаза, чувствует тепло и изнеможение, ему кажется, что он видит сон.
«Почтальон вскочил, сел, обвел мутным взглядом сторожку и опять лег.
— А ехать же когда? — забарабанил языком Савелий, дергая его за рукав. — На то ведь она и почта, чтоб во благовремении поспевать, слышишь? Я провожу.
Почтальон открыл глаза. Согретый и изнеможенный сладким первым сном, еще не совсем проснувшийся, он увидел, как в тумане, белую шею и неподвижный, масленый взгляд дьячихи, закрыл глаза и улыбнулся, точно ему всё это снилось» (Ведьма, т. IV, с. 383).
В этой части рассказа лексема «сон» получает определение «сладкий». Это лексикализованный метафорический эпитет, основанный на вкусовых ощущениях. С учетом проблематики рассказа эпитет явно получает крайне негативное значение, включающее семы «приятный», «искушающий», «дьявольский». Сон создает приятные физические ощущения — он согревает, однако сон забирает у человека силы, мочь, т. е. возможность делать то, что нужно: это показывает причастие «изнеможенный». Так проявляется дьявольская «сладость» сна. В полусне герой видит дьячиху — то в дьячихе, что приковывает его внимание, притягивает, искушает, однако это кажется ему сном. Но перед почтальоном то, что существует в реальности. Состояние сна способствует здесь тому, что персонаж принимает реально существующее за ирреальное. В этом заключается определенная опасность: герой может совершить большую жизненную ошибку. Примечательно, что причина улыбки — то, что искушающие его вещи он воспринимает как сон. Это значит, что он не боится реально существующего зла. На ошибочность восприятия персонажем зла как нереального указывает сравнительная конструкция с союзом «точно» и глаголом «снится».
Сон достаточно длительное время не отпускает героя, что показывают соответствующие физические действия: герой зевает, затем, уже одеваясь, потягивается. Последнее действие характеризуется наречием «сладко»:
«— Пять минуток еще бы можно поспать... — зевнул он. — Всё равно опоздали... <...>
Почтальон поднялся и, сладко потягиваясь, стал надевать пальто» (Ведьма, т. IV, с. 383).
На призывы Савелия ехать сразу откликается ямщик, но не почтальон. Он также призывает почтальона ехать, способствуя тому, чтобы тот окончательно очнулся от сна. Очевидно, что меньшая предрасположенность ямщика ко сну связана непосредственно с его работой: он, ямщик, отвечает за движение, которое спасительно. Склонность ко сну почтальона, как представляется, связана с тем, что он охарактеризован в рассказе достаточно отрицательно: так, он входит в сторожку не здороваясь, испытывает раздражение и злость. Слова дьячихи «Наказал бог погодой!» явно имеет отношение к этому персонажу. Сон для почтальона становится тем самым губительным.
Искушение в образе красивой дьячихи, которая «словно собиралась залезть ему» (почтальону — примечание автора. — Л.Х.) в душу», проявляется в силе любовной тяги, при этом примечательно, что состояние персонажа опять связано со сном.
«И не совсем еще проснувшимся, не успевшим стряхнуть с себя обаяние молодого томительного сна, почтальоном вдруг овладело желание, ради которого забываются тюки, почтовые поезда... всё на свете. Испуганно, словно желая бежать или спрятаться, он взглянул на дверь, схватил за талию дьячиху и уж нагнулся над лампочкой, чтобы потушить огонь, как в сенях застучали сапоги и на пороге показался ямщик...» (Ведьма, Т. IV, с. 384).
Характеристики, которые получает сон, представлены словами «обаяние», «молодой», «томительный», а также глаголом «стряхивать». Глагол имеет метафорическое значение и рисует сон, со всеми его приятными ощущениями, в образе чего-то внешнего, легкого, что как бы ложится сверху, быть может, опутывает человека. Но сон необходимо «стряхнуть». Затем почтальон идет за ямщиком, готовый ехать, и это уже происходит при полном пробуждении:
«— Всё готово! — сказал ямщик.
Почтальон постоял немного, резко мотнул головой, как окончательно проснувшийся, и пошел за ямщиком. Дьячиха осталась одна» (Ведьма, т. IV, с. 384).
Савелий, который сам называет себя «нечистым духом», выполняет в рассказе положительную функцию, — возвращает к движению почту. В этом анекдотичность ситуации. С дьячихи, которая действительно выглядит главной искушающей силой, вина, однако, в значительной мере снимается. Страдания героини видны, в частности, в описании ее лица, когда она лежит в постели:
«Глаза у нее были закрыты, но по мелким судорогам, которые бегали по ее лицу, он догадался, что она не спит» (Ведьма, т. IV, с. 385).
Отсутствие сна, судороги, пробегающие по лицу, показывают все страдания героини в ее загубленной молодой жизни. Савелий опять начинает свою ругань, и Раиса рыдает, говорит, что она «несчастная». Затем она засыпает, при этом описание ее отхода ко сну могут вызвать ассоциации со смертью.
«Долго плакала дьячиха. В конце концов она глубоко вздохнула и утихла» (Ведьма, т. IV, с. 386).
Эти два предложения совершенно ясно выражают страдания героини и вызывают к ней сочувствие.
В какой-то момент наступает своего рода прозрение для Савелия: он вдруг замечает красоту своей жены. Однако получает от нее сильный удар в переносицу. Так заканчивается рассказ.
Таким образом, лексемы со значением «сон» и определения к ним в рассказе «Ведьма» играют исключительно важную роль. Во-первых, они характеризует жизнь обитателей сторожки. Во-вторых, выстраивают важнейшую сюжетную линию, связанную с приездом почтальона. Здесь создается ситуация, позволяющая представить состояние человека в жизни: сон означает замутненное сознание, поддающееся искушению, когда человек не в состоянии выполнять свой долг. Сон тем самым приобретает метафорическое значение, оценивающее посредством образа состояние человека, его жизненное поведение и поступки. В состоянии сна реальное может восприниматься как ирреальное, скрывая от человека всю губительность его поступков. Вкусовой эпитет, передающий «сладость» сна, показывает его губительность.
Определения к снам неперсонифицированных персонажей
А.П. Чехов представляет характеристику сна не только персонифицированных персонажей, но и множества людей. Обычно такая характеристика дается при описании пространства, заполненного людьми (город, дом, вагон, усадьба), или людей, принадлежащих какому-то сообществу.
В рассказе «В вагоне» повествование ведется от 1-го лица одним из пассажиров, который неперсонифицирован в рассказе. Он сообщает обо всем, что видит в вагоне, в том числе и оценивает качество сна пассажиров. Богатырским сном, что означает «очень крепким», характеризуется качество сна простых людей, место сна которых («под скамьями») свидетельствует об их социальном положении.
«Под скамьями спит богатырским сном народ» (В вагоне, т. I, с. 85).
В рассказе «Встреча весны», имеющем подзаголовок «Рассуждения» (повествование ведется от первого лица), А.П. Чехов иронично описывает ожидание весны разными сообществами, обращая иногда внимание на качество снов этих сообществ. Медицинские работники характеризуются как требовательные, вдумчивые и ответственно относящиеся к работе («серьезные люди»), но в преддверии весны их оценка уже другая в связи с качеством их снов. Медицинские служащие ожидают распространение разных болезней и переживают в связи с этим даже во сне, но в то же время ожидание весны воспринимается ими восторженно, поскольку болезни принесут им доход. Качество снов медицинских работников определено аналитической формой прилагательного «обольстительный», что означает притягательность и привлекательность не столько прихода весны, сколько возможных доходов.
«Медицинские люди очень серьезные люди, но и они не спят спокойно... Их душит кошмар и снятся самые обольстительные сны» (Встреча весны, т. I, с. 141).
В рассказе «Почта» описание сна людей в усадьбе дается с точки зрения персонажа (студента), который едет на почтовой тройке на станцию. Дорога ночью, сырость, холод, мрачный и недовольный почтальон, вынужденный взять с собой попутчика, — все это угнетает студента. Проезжая мимо чьей-то усадьбы, студент размышляет о тепле и покое, который, видимо, там царит ночью, когда люди спят. Мир усадьбы противопоставлен миру студента, в котором сейчас нет покоя, тепла, удовольствия и сна. В описание сна в усадьбе включено также физиологическое и внутреннее состояние во время сна предполагаемого жителя усадьбы (барыни). Барыня спит с улыбкой, что свидетельствует об удовольствии, не просыпается от звука колокольчика (колокольчик был на почтовой тройке), только более уютно располагается и продолжает спать еще крепче. Спокойствие спящих людей в усадьбе, их удовольствие во время сна дано глазами студента, который осмысляет так мир усадьбы на основе собственного ощущения о пребывании в состоянии сна. В мыслях студента, в его воспринимающем сознании связываются внешние наблюдения (пространство усадьбы) с его представлениями о том, как могут чувствовать себя находящиеся в ней жители.
«Студент сонно и хмуро поглядел на завешенные окна усадьбы, мимо которой проезжала тройка. За окнами, подумал он, спят люди самым крепким, утренним сном и не слышат почтовых звонков, не ощущают холода, не видят злого лица почтальона; а если разбудит колокольчик какую-нибудь барыню, то она повернется на другой бок, улыбнется от избытка тепла и покоя и, поджав ноги, положив руки под щеку, заснет еще крепче» (Почта, т. VI, с. 338).
Имена прилагательные, определяющие лексему «сон», дают разностороннюю характеристику состоянию сна персонажей. Качественные имена прилагательные чаще используются при оценке сна. Контекстный анализ позволяет осмыслить их роль в конструировании мира персонажа и мира произведения.
Оценка сна с помощью прилагательных даётся не только сну как состоянию человека, т. е. физиологическому явлению, но и явлениям и событиям, реально происходящим в жизни персонажей, не являющимся сном, но определяющимся как что-то невероятное, нереальное, похожее на сон, и получающим оценку, которая усиливает значение восприятия такого явления или события персонажем.
2.2.2. Глагол + «сон»
В прозе А.П. Чехова встречаются следующие сочетания глаголов со словом «сон»:
Именительный падеж. Сочетается в роли подлежащего в предложениях с глаголами, которые имеют, в основном, значение длительности, прерывности, прекращения или объяснения влияния сна.
сон снится (Встреча весны, т. I, с. 141), (Барыня, т. I, с. 257), (Живой товар, т. I, с. 372), (Цветы запоздалые, т. I, с. 372);
сон приснится (Каштанка, т. VI, с. 440);
сон повлиял (Конь и трепетная лань, т. IV, с. 100);
сон значит (Драма на охоте, т. III, с. 269);
сон означает (Драма на охоте, т. III, с. 349);
сон слетит (Цветы запоздалые, т. I, с. 417), (Нарвался, т. I, с. 436);
сон идет (Аптекарша, т. V, с. 192);
сон продолжается (Степь, т. VII, с. 23);
сон бежал (То была она!, т. V, с. 484);
сон возвращается (Ты и вы, т. V, с. 237), (В потемках, т. V, с. 294);
сон принадлежит (Несчастье, т. V, с. 251);
сон прошел (Жена, т. VII, с. 491);
сон посетил (Скучная история, т. VII, с. 263), (Страх, т. VIII, с. 130);
сон не возвращается (Ты и вы, т. V, с. 237), (В потемках, т. V, с. 294);
Родительный падеж. Сочетается с глаголами, обозначающими прекращение сна самостоятельно или несамостоятельно («разбудить»).
очнуться от сна (Драма на охоте, т. III, с. 373), (Мужики, т. IX, с. 301), (Душечка, т. X, с. 111);
разбудить от сна (От нечего делать, т. V, с. 162);
пробудиться от сна (Корреспондент, т. I, с. 190), (Ариадна, т. IX, с. 126);
встать от сна (Мой домострой, т. V, с. 359);
Дательный падеж. Сочетается с глаголами, обозначающими вхождение в сон.
готовиться к сну (Драма на охоте, т. III, с. 286), (Неосторожность, т. VI, с. 64);
располагать ко сну (Моя жизнь, т. IX, с. 245);
Винительный падеж. Является объектом при глаголах, имеющих значение восприятия, мыслительной деятельности, отстранения, ощущения, включения.
видеть сон (Умный дворник, т. II, с. 73), (Драма на охоте, т. III, с. 363), (Аптекарша, т. V, с. 196), (Тссс!, т. V, с. 406), (Блины, т. IV, с. 362), (Огни, т. VII, с. 105), (Скучная история, т. VII, с. 292), (Скучная история, т. VII, с. 303), (Дом с мезонином, т. IX, с. 175);
выдумывать сон (Драма на охоте, т. III, с. 396);
отогнать сон (Мои жены, т. IV, с. 26);
прогнать сон (Спать хочется, т. VII, с. 11);
побороть сон (Студент, т. VIII, с. 307);
рассказывать сон (Дуэль, т. VII, с. 372);
пересиливать сон (Козел или негодяй?, т. II, с. 160);
пересилить сон (Спать хочется, т. VII, с. 10);
предвкушать сон (Рассказ неизвестного человека, т. VIII, с. 153)
вкушать сон (За яблочки, т. I, с. 40);
считать за сон (Тайный советник, т. V, с. 139);
похожее на сон (Беда, т. V, с. 436);
погружаться в сон (Ну, публика!, т. IV, с. 235), (Тайный советник, т. V, с. 135), (Страхи, т. V, с. 188), (В суде, т. V, с. 343), (Недобрая ночь, т. V, с. 384), (Человек в футляре, т. X, с. 53);
слышать сквозь сон (Сон, т. III, с. 154), (Заблудшие, т. IV, с. 78), (Лишние люди», т. V, с. 202), (Тиф, т. VI, с. 131);
Творительный падеж. Сочетается с глаголами со значением преодоления, избытка, впечатления и с глаголом «спать» (находиться в состоянии сна), но только в сочетании с именем прилагательным.
бороться со сном (Тайный советник, т. V, с. 138), (Бабье царство, т. VIII, с. 269);
казалось сном (Волк, т. V, с. 42), (Страх, т. VIII, с. 137);
спать непробудным сном (Аптекарша, т. V, с. 192);
спать сладким сном (Ты и вы, т. V, с. 237);
спать крепким снам (Трифон, т. II, с. 367), (Страдальцы, т. V, с. 264), (Тина, т. V, с. 373);
спать крепким утренним сном (Почта, т. VI, с. 338);
утомиться сном (Рассказ неизвестного человека, т. VIII, с. 139);
оказалось сном (Рассказ неизвестного человека, т. VIII, с. 191);
Предложный падеж. Сочетается с глаголами, обозначающими процессы, которые могут происходить во сне: мыслительной деятельности, непроизвольных действий, возникновения, представления.
видеть во сне (Ненужная победа, т. I, с. 356), (Двадцать шесть, т. II, с. 117), (Козел или негодяй, т. II, с. 160), (Perpetuum mobile, т. II, с. 328), (Стража по стражей, т. IV, с. 21), (Последняя могиканша, т. III, с. 417), (Мои жены, т. IV, с. 26), (Кухарка женится, т. IV, с. 138), (Аптекарша», т. V, с. 195), (Нахлебники, т. V, с. 282), (Нахлебники, т. V, с. 287), (Беда, т. V, с. 436), (Пари, т. VII, с. 234), (Моя жизнь, т. IX, с. 239);
не видеть во сне (Певчие, т. II, с. 352), (Страшная ночь, т. III, с. 144), (Перекати-поле, т. VI, с. 258), (Моя жизнь, т. IX, с. 223);
чудиться во сне (Красавицы, т. VII, с. 160);
помнить во сне (Драма на охоте, т. III, с. 395);
казалось во сне (По делам службы, т. X, с. 98);
вспомнить во сне (По делам службы, т. X, с. 98);
мечтать во сне (Стража по стражей, т. IV, с. 21);
явился во сне (Мужики, т. IX, с. 289);
не оставляло желание во сне (Тайный советник, т. V, с. 128);
замирать во сне (Агафья», т. V, с. 27);
слышать во сне (Перекати-поле, т. VI, с. 263);
вскрикивать во сне (Душечка, т. X, с. 106);
храпеть во сне (Огни, т. VII, с. 109);
запачкать во сне (Драма на охоте, т. III, с. 395);
давить во сне (В усадьбе, т. VIII, с. 341);
думать о сне (От нечего делать, т. V, с. 158).
Сочетание лексемы «сон» в разных падежах с глаголами показывает, что сон — это состояние, в которое персонаж может входить, вступать, которое он может преодолевать и во время которого продолжается разнообразная процессуальная деятельность персонажа: физическая, мыслительная, чувственная, ментальная. Эта деятельность происходит непроизвольно, во сне, что расширяет представления о явлении сна как особом состоянии организма и дает возможности объёмно охарактеризовать состояние персонажа во время сна.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |