Глава одиннадцатая

Это были тревожные для Франции дни. Шел разбор дела Дрейфуса. Офицер Французского Генерального штаба Альфред Дрейфус, еврей по национальности, был обвинен в шпионаже в пользу Германии и на основании документов, сфабрикованных действительным изменником майором Эстергази приговорен военным судом к пожизненной каторге. Реакционная военщина решила воспользоваться делом Дрейфуса для разжигания шовинистических настроений. В защиту Дрейфуса выступил известный французский писатель Золя. Он опубликовал в газете открытое письмо президенту Франции, озаглавленное «Я обвиняю». В этом письме были названы истинные виновники преступления. Золя обвинили в клевете и присудили к тюремному заключению. Писатель вынужден был бежать за границу.

Мужественную борьбу Золя против сил реакции поддержало все прогрессивное человечество. Рабочие, писатели, ученые, целые общественные организации слали ему приветственные письма со всех концов мира.

Борьба за Дрейфуса продолжалась более 10 лет. В 1906 году под давлением общественного мнения французский суд вынужден был пересмотреть дело и отменить несправедливый приговор.

Чехов с волнением следил за разворачивающимися во Франции событиями. «Золя вырос на целые 3 аршина; от его протестующих писем точно свежим ветром повеяло, и каждый француз почувствовал, что, слава богу, есть еще справедливость на свете», — писал Антон Павлович.

Газета «Новое время» целиком поддержала мракобесов, начавших мошенническое дело против Дрейфуса. Давно перестав быть сотрудником «Нового времени», Антон Павлович продолжал поддерживать дружеские отношения с самим Сувориным, все еще веря, что Суворин сам по себе, а его газета сама по себе. Отношение «Нового времени» к делу Дрейфуса открыло Антону Павловичу истинное лицо его многолетнего друга. Разрыв между ними стал неизбежен.

«В деле Золя «Новое время» вело себя просто гнусно, — писал Чехов брату, — по сему поводу мы со старцем обменялись письмами... и замолкли оба. Я не хочу писать и не хочу его писем».

Время, когда Чехов отделял себя от политики, прошло. Вместе с общественным подъемом в России росло и политическое сознание писателя.

В Ницце было тепло, солнечно. Во дворе пансиона для русских, где жил писатель, цвели олеандры, на улицах продавали охапки душистых цветов. А Чехов скучал по осеннему русскому небу, по серенькой московской погоде.

Горничные в гостинице, обслуживая постояльцев, непрерывно улыбались, и от этой застывшей, как маска, улыбки Антону Павловичу делалось не по себе. Улыбались и нищие на улицах, протягивая руки: они старались сохранить пристойный вид. Обращаясь к ним, их называли, как и всех других, «сударь», «сударыня», но подавали скупо. В Ниццу съезжались богатые люди со всего мира. За свои деньги они требовали не только комфорта и развлечений, но и иллюзии, что в этом мире все благополучно.

Антон Павлович встретил в Ницце земляков: историка М. Ковалевского, художника Якоби, писателя Потапенко, артиста Южина-Сумбатова. Это были приятные Антону Павловичу люди, но при мысли о том, что каждый из них может в любую минуту уехать от опостылевшей сладенькой красоты Ниццы на север, в Россию, он начинал себя чувствовать каторжником, прикованным болезнью к югу.

Как всегда, Чехову работалось на чужой стороне трудно. «Стол чужой, ручка чужая и то, что пишу, кажется мне чужим... — жалуется он в письме. — Чувствуешь себя так, точно повешен за одну ногу вниз головой».

В мае Антон Павлович вернулся в Мелихово.

В 1898 году были написаны «Человек в футляре», «Крыжовник», «Ионыч», «Душечка». Если в начале своего творческого пути Чехов смеялся над духовным убожеством мещанина, то в этих произведениях он обличает обывательщину как страшное общественное зло.

Рассказ «Человек в футляре» завершил тему, которая прошла красной нитью через все творчество Чехова, — тему разоблачения реакционной и трусливой сущности царского режима.

Отгороженный от жизни своим футляром — тесной, похожей на гроб спальней, темными очками, калошами, зонтиком, фуфайкой, Беликов боится всего: книг, свободной мысли, смеха, езды на велосипеде. Всякий, не предусмотренный циркуляром поступок, вызывает у него чувство страха: «Как бы чего не вышло». Беликов — труп, заражающий своим ядом окружающих.

«Человек в футляре» — это смертный приговор строю, порождающему Беликовых.

В.И. Ленин часто сравнивал трусливых буржуазных «деятелей» с чеховским «человеком в футляре». Использовал В.И. Ленин в борьбе с врагами рабочего движения и образ чеховской «душечки». Разоблачая социал-демократа Старовера, беспринципного политика, с изумительной легкостью менявшего свои убеждения, Ленин писал в октябре 1905 года в заметке «Социал-демократическая душечка»: «Тов. Старовер очень похож на героиню чеховского рассказа «Душечка». Душечка жила сначала с антрепренером и говорила: мы с Ваничкой ставим серьезные пьесы. Потом жила она с торговцем лесом и говорила: мы с Васичкой возмущены высоким тарифом на лес. Наконец, жила с ветеринаром и говорила: мы с Количкой лечим лошадей. Так и тов. Старовер. «Мы с Лениным» ругали Мартынова». «Мы с Мартыновым» ругаем Ленина. Милая социал-демократическая душечка! в чьих-то объятиях очутишься ты завтра?»¹

Глубоко ненавистен Чехову земский врач Старцев («Ионыч»). Старцев мечтал когда-то о любви, о полезной и красивой жизни, но засасывающее влияние окружающей его мещанской среды убило в Старцеве все хорошее, превратило его в обывателя, смысл жизни которого — бессмысленное накопление. Старцеву безразличны люди, безразлично будущее страны, в которой он живет. Страсть к желтеньким и зелененьким бумажкам убила в нем человека и гражданина.

Герой рассказа «Крыжовник», всю жизнь мечтавший о маленьком счастье, наконец достиг его, но какой ценой! При виде его счастья охватывает «тяжелое чувство, близкое к отчаянию». Он даже внешне стал мало похожим на человека. Глядя на него, кажется, что он «того гляди хрюкнет». «Когда-то в казенной палате он боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды», теперь, когда он стал помещиком и дворянином, у него появились мысли, но какие мысли! «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны».

«Как в сущности много довольных, счастливых людей! — с отчаянием восклицает рассказчик. — Какая это подавляющая сила!.. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял бы кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные», потому что «счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча».

Рассказы Чехова 90-х годов выполняли задачу, которую Ленин считал одной из важнейших в процессе подготовки революции: «Обывателя встряхнуть, превратить его в гражданина».

Примечания

1. В.И. Ленин. Соч., т. 11, стр. 281.