Вернуться к Т.С. Сергиенко. Антон Павлович Чехов. Биография

Глава четвертая

Чехов приехал в Москву в солнечный августовский день 1879 года. Родных о своем приезде он не известил. Сидевший у ворот на лавочке Мишка равнодушно посмотрел на слезавшего с обшарпанной пролетки высокого молодого человека. И только когда тот с шутливой важностью сказал басом: «Здравствуйте, Михаил Павлович!» — он взвизгнул от радости, узнав брата.

С приездом Антона жизнь Чеховых сразу изменилась к лучшему. Он получал стипендию в 25 рублей, которую учредило Таганрогское городское управление для одного из своих уроженцев, поехавших получать высшее образование. Кроме того, у Чеховых поселились гимназические товарищи, приехавшие вместе с Антоном учиться в Москву. Платили они мало, но и эти небольшие деньги были помощью. Голодные дни для семьи миновали.

Осенью Чеховы перебрались из подвала в квартиру на втором этаже. Павел Егорович с озабоченным лицом командовал перевозкой. Казалось, Чеховы переселяются не в соседний дом, а за тридевять земель. Маша и Миша не чувствуя под собою ног взлетели по лестнице в новую квартиру, подбежали к окнам: наконец-то они будут видеть людей, фонари, облака, а не только забрызганные грязью ноги прохожих.

Вечером, разбирая вещи, Чехов нашел рукопись своей первой драмы. Антон Павлович перечитал первый акт. Странное чувство овладело им. Автор показался ему восторженным и болтливым. Хуже всего, что этим автором был он сам. Чехов прошел на кухню; брошенные в печь листы вспыхнули ярким огнем. Долго не закипавшая вода в котелке забурлила. «Маленькая польза», — усмехнулся Антон, вспомнив любимое выражение старшего брата.

Антон поселился в одной комнате с Николаем и Мишей. На этажерке, как это было принято у студентов-медиков, он поставил череп.

Из университета Чехов любил возвращаться самым длинным путем. К дому вели и кривые переулки с покосившимися домишками и широкие улицы с аляповатыми особняками богачей. У ворот стояли неподвижные, как памятники, дворники. Чехову нравилась суета торговых рядов, толпа, в которой мелькали салопы купчих, крылатки студентов, тулупы мужиков. Страстный рыболов, он подолгу простаивал возле витрин с рыболовными принадлежностями. Бесполезные для него сейчас, они все равно казались соблазнительными. Иногда Чехов подолгу провожал глазами чиновника в выцветшем мундире или девушку-модистку с картонкой в руке, торопливо перебегавшую улицу. Куда они спешат, зачем? Как живется этим людям? Но о чем бы Чехов ни думал, он постоянно возвращался к мысли о заработке.

Как и старшие братья, он решил попытать счастья в юмористических журналах. Неудача в «Будильнике» — журнал отказался напечатать его рассказ «Скучающие филантропы» — не обескуражила его. 24 декабря Антон Павлович послал в петербургский журнал «Стрекоза» рассказ «Письмо донского помещика Степана Владимировича N. к ученому соседу д-ру Фридриху». Чехов считал этот день началом своей литературной деятельности.

Получив рассказ, редакция «Стрекозы» в «Почтовом ящике» (специальный раздел журнала) ответила Чехову: «Москва, Драчевка, г. А. Ч-ву. Совсем недурно. Присланное поместим. Благословляем и на дальнейшее подвижничество». Кроме того, редакция сообщила молодому автору, что «гонорар предлагается... в размере 5 к. со строки».

Чтобы содержать семью, Антону Павловичу приходилось писать по 3—4 рассказа в неделю, писать, как он выражался, «наотмашь, не перебеляя».

В шумной комнате, примостившись на краешке стола, он писал, ничего не видя и не замечая вокруг. Рассказ сестры писателя сохранил для нас вдохновенный образ молодого Чехова:

— «Антоша!

Не слышит.

— Антошенька! Посмотри на часы. Уже полчаса восьмого.

— Погоди, Маша.

Молчит. А сам все пишет. Быстро-быстро. И не смотрит на бумагу. Глаза неподвижно устремлены куда-то вдаль, широко открыты и светятся, как плошки».

Человеку мало родиться талантливым. Для того чтобы талант проявился, человек должен приложить немало усилий. Начинающий писатель стал хозяином своего вдохновения, раз и навсегда заменив это понятие словом «труд».

Открытое лицо, сохранившее детскую мягкость очертаний, внимательный взгляд смеющихся глаз, губы, всегда готовые сложиться в веселую улыбку, — так выглядел Антоша Чехонте, автор замечательных произведений, известных сегодня каждому школьнику.

Девятнадцатилетний юноша знал, что, кроме способности подмечать смешное и трагическое, у него есть только одно богатство — молодость. Она помогла ему преодолеть все трудности. А их было немало. Чехову приходилось много заниматься: медицинский факультет считался одним из самых трудных, на его плечи легла забота о близких.

Грозной опасностью для неокрепшего таланта Чехова была обстановка жестокой политической реакции, которая наступила в России в 1881 году, после убийства народовольцами Александра II. «Второй раз, после освобождения крестьян, волна революционного прибоя была отбита, и либеральное движение вслед за этим и вследствие этого второй раз сменилось реакцией», — писал В.И. Ленин1.

«Люди боялись громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боялись помогать бедным, учить грамоте», — так позднее описывал Чехов это страшное время в своем рассказе «Человек в футляре» (1898).

Особенным гонениям подверглись просвещение и печать. Циркуляр министра просвещения о «кухаркиных детях» закрыл доступ в высшие учебные заведения выходцам из народа.

Это была Россия, которой было приказано забыть Чернышевского, Россия, в отравленном воздухе которой задыхались Г. Успенский и В. Гаршин. В этой России можно было «отставить» от литературы Щедрина, выслать из Москвы знаменитого художника Левитана только за то, что он был евреем. Стоявшие у власти изуверы верили, что страх влечет за собой уважение, а уважение неизбежно переходит в любовь.

Однако все усилия мракобесов не могли остановить культурного развития России. 80-е годы были, по словам В.И. Ленина, временем, «когда мысль передовых представителей человеческого разума подводит итоги прошлому, строит новые системы и новые методы исследования...»2

Созданная Плехановым в 1883 году группа «Освобождение труда» начала в России пропаганду марксизма. Это было началом подготовки к грядущей революции. Распространению материалистического мировоззрения в русском обществе способствовали научные открытия и общественная деятельность великих ученых И.М. Сеченова, Д.И. Менделеева, И.И. Мечникова, К.А. Тимирязева.

Во всех областях культуры этих лет уже намечался подъем. Парадным полотнам приверженцев академизма противопоставляли свои работы художники-передвижники И.Е. Репин, В.И. Суриков, И.И. Левитан, изображавшие жизнь людей труда, героизм русского народа, задушевную прелесть родной природы. Реализм и народность в литературе отстаивали Л.Н. Толстой, А.Н. Островский, Г.И. Успенский, молодые талантливые писатели В.Г. Короленко, В.М. Гаршин, Д.Н. Мамин-Сибиряк.

Несомненно, что передовая русская наука, передовое русское искусство оказали влияние на духовное развитие Чехова.

Поиски своего пути в большую русскую литературу для начинающего писателя были трудными. Но неодолимое стремление к правде, отвращение к мещанству и пошлости, деспотизму и насилию, никогда не покидавшее писателя сознание своей принадлежности к классу тружеников с первых же лет литературной деятельности определили его творческое лицо.

Один из первых рассказов Чехова, «За яблочки» (1880), свидетельствует о том, что писатель не просто подмечал те или иные стороны жизни, а стремился вызвать в читателе ненависть к произволу.

Помещик Трифон Семенович поймал в своем саду влюбленную пару — крестьянского парня и девушку. Парень уличен в краже: он сорвал в барском саду яблочко для невесты. В наказание Трифон Семенович приказывает девушке оттаскать за волосы жениха, а парню — избить невесту. После расправы «парень пошел направо, а девка налево, и... по сей день более не встречались». Трифон Семенович ликует: в его власти разрушить человеческое счастье.

С юношеской запальчивостью автор негодует против права, данного Трифонам Семеновичам калечить жизнь простых людей: «Если бы сей свет не был сим светом, а называл бы вещи настоящим их именем, то Трифона Семеновича звали бы не Трифоном Семеновичем, а иначе; звали бы его так, как зовут вообще лошадей да коров. Говоря откровенно, Трифон Семенович — порядочная-таки скотина».

Чехов смеялся над писателями, которые не снисходят до описания обыкновенной жизни и обыкновенных людей. «Граф, графиня со следами когда-то бывшей красоты, литератор-либерал, обеднявший дворянин, музыкант-иностранец, тупоумные лакеи, няни, гувернантки, немец-управляющий, эсквайр3 и наследник из Америки...» — с иронической усмешкой перечислял он в юмореске «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» персонажей этих литераторов.

Молодой писатель не искал сложных сюжетов, не ставил своих героев в трудные положения. Зоркий глаз художника находил смешное и печальное в обычном.

Вот чиновник Митя Кулдаров из рассказа «Радость» (1883), торжествующий, что его имя попало в газету. «Ведь теперь меня знает вся Россия!» — повторяет он, захлебываясь от восторга, хотя радоваться собственно нечему: в газете написано, что «коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров... находясь в нетрезвом состоянии, поскользнулся и упал под лошадь...» Но так бедна событиями жизнь этого чиновника, так отупел он от убожества этой жизни, что крохотная заметка в скандальной хронике превращается для него в грандиозное событие.

Вот Макар Кузьмич Блесткин, хозяин убогой цирульни («В цирульне», 1883). У него отняли невесту, родители нашли ей жениха побогаче. В отместку Макар Кузьмич отказывается достричь даром отца невесты, который равнодушно сообщил ему эту печальную новость. Так тот и уходит с выстриженной наполовину головой. Макар Кузьмич искренно любит свою невесту, но маленький, пришибленный сознанием своего ничтожества человек, он не умеет да и не смеет иначе выразить свою обиду и отчаяние.

«Редакция относится с сочувствием к Вашему не лишенному успешности сотрудничеству», — писал Чехову редактор «Стрекозы» в первые месяцы работы писателя в журнале. Однако с каждым новым рассказом молодой автор начинал казаться непростительно серьезным для пишущего по «смешной части». «Очень длинно и бесцветно», — сообщил Чехову редактор, возвращая отвергнутые рассказы. Особенно обидел Чехова ответ: «Не расцвев, увядаете».

Он решил поискать работы в других журналах. После занятий в университете Чехов отправлялся по редакциям, часами простаивал в прокуренных коридорах, прислушиваясь к разговорам бывалых газетчиков. Еще недавно работники прессы внушали Чехову трепет. Теперь его роднила с этими людьми погоня за копеечным гонораром и казавшаяся почти несбыточной надежда получить когда-нибудь 10 копеек за строку.

Чехов решил попытать счастья в новом журнале «Зритель». Издатель его, Давыдов, новичок в журнальном деле, надеялся в короткий срок затмить все московские журналы.

Чехову понравилось у Давыдова. В «Зритель» перешли работать и братья Антона Павловича. Николай рисовал иллюстрации, Антон и Александр снабжали журнал литературным материалом. Подписчики, однако, не появлялись. Деньги, вложенные в дело, таяли, и, наконец, журнал закрылся, оставив после себя только объявление о том, что выход его временно прекращается «ввиду болезни художника Н. Чехова».

К этому времени Антона Павловича уже заметили в литературных кругах Москвы. Редакторы приглядывались к молодому журналисту, умевшему писать быстро, легко и весело. Это не значит, что они принимали Чехова всерьез. Маленький рассказ считался немногим более значительным, чем заметки о кражах и пожарах. Авторы маленьких рассказов прятались за псевдонимами. Человек без селезенки, Улисс, Дяденька, Брат моего брата, Анче — так подписывал Чехов свои ранние рассказы, помещенные на страницах юмористических журналов. Те из них, которые казались писателю лучше других, он подписывал старым гимназическим прозвищем: Антоша Чехонте.

Знаменитый чеховский лаконизм, умение «говорить просто о важном» пришли к писателю не сразу. На его ранних вещах лежит печать поспешности. Начинающий автор прощает себе и многословие и грубоватую шутку. Но с каждым новым рассказом — а написал их Антон Павлович за эти годы очень много — все яснее проявлялись черты нового, чеховского стиля. Писатель безжалостно отвергал то, что еще вчера казалось ему удачным. Так исчезали из его рассказов длинноты, вульгаризмы, стремление рассмешить читателя иногда в ущерб замыслу произведения.

О том, как совершенствовалась писательская манера Чехова, можно судить по тем поправкам, которые он внес в свои юношеские рассказы, отбирая их для собрания своих сочинений. Писатель выбросил все лишнее, нарочитое, бьющее на эффект. В рассказе «Радость» от фразы: «Гимназисты проснулись и уставили свои сонные глаза на старшего братца» осталось только два слова: «Гимназисты проснулись». В рассказе «В цирульне» фраза: «Перед этим зеркалом имеют честь стричься и бриться» стала проще: «Перед этим зеркалом стригут и бреют».

Чехов выбросил из ранних рассказов такие подделки под народный говор, как «акромя», «пущай», «таперича», отказался от иностранных слов «фиксировать», «эксплуатировать». «Искусство писать, — говорил впоследствии Антон Павлович, — состоит не в искусстве писать, а в искусстве вычеркивать плохо написанное».

Если в начале писательской деятельности «рамки от сих до сих» вынуждали Чехова поневоле писать коротко (редакторы требовали, чтобы в рассказе было не больше 100—200 строк), то с годами писатель начал сознательно отбрасывать все второстепенное, находить единственно точные слова. То, что было гибелью для писателей среднего дарования, стало школой для Чехова, помогало ему создать потрясающую по емкости прозу.

Окончив срочную работу, Чехов вытаскивал рукопись задуманной драмы. Для нее он сберегал образы и мысли, которым не находилось места на страницах легковесных журналов.

Первая дошедшая до нас пьеса Чехова растянута и мелодраматична, но несмотря на эти недостатки она удивляет глубиной замысла, острым социальным чутьем едва вышедшего из юношеского возраста писателя. Тема, которую Чехов выбрал для пьесы: вырождение дворянства, ставшего злокачественной опухолью на теле страны, — прошла через все его творчество. Герой пьесы, Платонов, стал прообразом «лишнего человека» в зрелых произведениях писателя. Умный и образованный, Платонов бичует окружающих его тунеядцев, но все это «слова, слова, слова». По сути дела, он также никчемен и обречен, как они.

Осенью 1882 года в Москву приехал Лейкин — издатель петербургского юмористического журнала «Осколки». Писатель и делец, Лейкин приглядывался к литературной молодежи, не упуская случая заполучить талантливого сотрудника. На этот раз произошло чудо — Лейкин нашел Чехова.

Антон Павлович считал для себя в ту пору приглашение Лейкина работать в «Осколках» удачей. Сам Лейкин был писателем, не лишенным дарования, да и гонорар, 8 копеек со строки, был больше, чем он получал до сих пор.

Начался «осколочный» период в творчестве Чехова. Ему шел двадцать третий год.

Примечания

1. В.И. Ленин. Соч., т. 5, стр. 45.

2. В.И. Ленин. Соч., т. 12, стр. 331.

3. Эсквайр — дворянский титул в Англии.