В рассказе «Человек в футляре», первой части «малой трилогии» (1898), уже само заглавие, а также значение, приданное Беликовым, учителем греческого языка, слову «антропос» (10, 45), указывает на значимость антропологического аспекта. Разумеется, это не разработанное учение о человеке, а создание его образа, в т. ч., юмористического.
Рассказ кажется более простым и более полемичным, нежели многие другие произведения Чехова. В чеховедении он в основном рассматривается, исходя из определяющего «в футляре», а не из определяемого «человек». Например, З.С. Паперный подчеркивает, что «футлярность» можно назвать «одной из сквозных, центральных тем в творчестве Чехова»1. Мы же полагаем, что первая часть заглавия, существительное «человек», также имеет значение. Для понимания рассказа его необходимо интерпретировать на разных уровнях. Особенность рассказа заключается в том, что данные уровни дублируются и присутствуют как в действии рассказа, так и в обрамляющем действии всей «малой трилогии», поэтому нужно рассмотреть и то, и другое. Возникает вопрос, насколько в социальной ситуации буржуазии провинциального города доминирует положение человека «в футляре», и в каком ключе человек в «футляре» является «человеком».
Своей фабулой рассказ «Человек в футляре» похож на раннее произведение «Смерть чиновника». В обоих случаях герой умирает в связи с происшествием, вполне обычным для человека. В раннем рассказе это чихание. Здесь же исходным пунктом становится то, что Беликов влюбляется. Проявление человеческой черты ведет к смерти, поскольку в обоих героях человечность несовместима с их сущностью. При этом следует упомянуть, что во влюбленности Беликова нет ничего неприличного, социально не принятого или противоречащего общим конвенциям. Наоборот, уважаемые дамы и господа городского социума даже желают, чтобы он женился на Вареньке, сестре своего нового коллеги (10, 48). Однако оказывается, что Коваленко, брат Вареньки, не может терпеть Беликова (10, 51), а Беликова раздражает поведение Коваленко и Вареньки (10, 52). Беликов строго соблюдает общественные конвенции (10, 45—46), а оба Коваленко ведут себя вольно (10, 48).
С этим связаны события, ведущие к тому, что Беликов не женится на Вареньке, но умирает. Сначала неизвестный распространяет карикатуру, показывающую Беликова «влюбленным антропосом», от чего Беликов приходит в смущение (10, 51). Сразу же после первого шока, после того, как Беликова неприлично обозвали (по крайней мере, он так считает) происходит следующее событие, в котором он видит неприличное поведение людей: он застает Вареньку и Коваленко катающимися на велосипедах (10, 52). На следующий день он идет к Коваленко объясниться, говоря, что учителям и дамам катание не положено (10, 52—53). После ссоры Коваленко толкает Беликова, и он скатывается вниз по лестнице (10, 53—54). Варенька видит это и хохочет, что для Беликова «ужаснее всего», поскольку люди могут узнать об этом событии, что может привести к позору и к концу его карьеры (10, 54). После этого Беликов заболел и через месяц умер (10, 54).
Здесь есть значимые совпадения с рассказом «Смерть чиновника»: в обоих случаях главный герой сначала был счастлив, переживал возвышенные чувства (в одном случае связанные с музыкой, в другом — с любовью), но счастье быстро исчезает. В обоих случаях главный герой умирает после события, которое он считает крайне позорным и наносящим ущерб его репутации. Герой страдает от того, что видит в произошедшем угрозу для своей позиции в обществе, и умирает без видимой причины. В обоих случаях смерть связана с той атрибутикой, которая характеризует героя: Червяков умирает в вицмундире (2, 167), а покойный Беликов оказывается в гробу как в «футляре», так же, как и горожане на похоронах показаны в галошах и с зонтиками, т. е. со своими «футлярами» (10, 54). Рассказ «Человек в футляре», в отличие от рассказа «Смерть чиновника», не заканчивается сообщением о смерти героя. Здесь говорится: «Теперь, когда он [Беликов] лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что, наконец, его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала!» (10, 54).
«Человек в футляре» — это рассказ о том, как человек выбирает себе «футляр», который закрывает и уберегает его от жизни. Но окончательно уберечь от жизни может только смерть. В связи с этим с существованием Беликова такое естественное явление жизни, как любовь или брак по любви, несовместимо. В то же время рассказ о том, как заканчивается любовь Беликова к Вареньке и его жизнь, также является рассказом о выборе. В Вареньке Беликов видит пример жизнерадостности; «новая Афродита возродилась из пены: ходит подбоченясь, хохочет, поет, пляшет» (10, 48). И это даже нравится Беликову (10, 48). Однако источником жизнерадостности является то, что Варенька (вместе с братом) ведет себя вольно. Беликов, поняв, что совместная жизнь с Варенькой означает новый для него образ жизни, свободу и вольное поведение, выбирает свой старый образ жизни, согласно которому всё, что может быть опасным и что не разрешается формально, считается запрещенным. Именно в результате своего выбора он заболевает и умирает.
На данном уровне рассказ действительно является историей о «человеке в футляре». В нем человек описывается как социально и исторически обусловленное существо, которое под влиянием общественного строя и политической атмосферы боится свободы и придерживается принятых запретов, а также как существо, своим поведением усугубляющее атмосферу страха. Помимо этого, человек здесь представлен как этическое существо, которое (по крайней мере, теоретически) может сделать свой выбор либо в пользу жизни, радости и свободы, либо в пользу страха. Этическое решение связано с последствиями, и поскольку Беликов принимает решение против жизни, его выбор ведет к смерти.
Фабула рассказа приобретает еще более широкий смысл, если проанализировать высказывания героев. Особое значение здесь имеет их язык. О нем можно сказать то же самое, что пишет Д. Рейфильд о рассказе «Архиерей»: Чехов черпает из самых различных источников, и во многом это связано с биографией автора2. Такими источниками являются, например, язык чиновников («циркулярно») и греческий язык («антропос»). Важную роль играет тот факт, что Варенька с братом «хохлы» (10, 47). Например, Варенька поет «Виют витры» (10, 48). Это нравится Беликову, который говорит: «Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий» (10, 48). Однако украинизмы брата Вареньки связаны с его неприязнью к Беликову. Например, Коваленко говорит о своем скором возвращении в Украину: «Уеду, а вы оставайтесь тут со своим Иудой [т. е. Беликовым], нехай вин лопне» (10, 51). Также о привычке Беликова посещать коллег Коваленко говорит: «Шо он у меня сидить? Шо ему надо? Сидить и смотрить» (10, 51). Иными словами, как украинизмы Вареньки в позитивном ключе указывают на ее жизнерадостность и открытость, именно так же в негативном ключе украинизмы ее брата демонстрируют его презрение к отсутствию жизнерадостности и свободы у Беликова. Не случайно Коваленко называет Беликова «фискалом» (10, 51; 53). Но самой сильной языковой особенностью их общения являются слова Коваленко: «А кто будет вмешиваться в мои домашние и семейные дела, того я пошлю к собачьим чертям» (10, 53). Эти слова явно нарушают обычные нормы выражения и показывают оборотную сторону свободы Коваленко, так же, как и громкий смех Вареньки при виде упавшего с лестницы Беликова (10, 53): это неспособность владеть собой.
На вопрос выбора указывает такая языковая особенность, как частое употребление Варенькой слова «ужас»: борщ у Коваленко на родине «такой вкусный, такой вкусный, что просто — ужас» (10, 48). Стоит иметь в виду, что слово «ужас» для Вареньки в данном контексте не означает чего-то в собственном смысле ужасного, но что-то сильно впечатляющее. Может быть, она так выражается, потому что русский язык для нее не родной, так что она не знакома со всеми его тонкостями. Однако для мировоззрения Беликова можно воспринять слово «ужас» вполне серьезно. Говорится, что у него служит плохой повар, потому что Беликов боится слухов, если у него бы работала женщина (10, 47). Так же сообщается, что Беликов выбирает компромисс между скоромной и постной пищей, боясь общественного мнения и «как бы чего не вышло» (10, 47). Так что настоящая радость от пищи, от которой люди могут быть в восторге, — это для Беликова на самом деле «ужас».
В другом случае слово «ужас» еще более точно указывает на проблему отсутствия у Беликова жизнерадостности: когда учителя и школьники идут в рощу, их обгоняют на велосипедах Варенька с братом, и Варенька утверждает, что «такая хорошая погода, такая хорошая, что просто ужас» (10, 52). Если в случае еды слово «ужас» еще остается на уровне игры, то здесь действительно возникает ужас в самом серьезном смысле слова. Хорошая погода является для Вареньки и для Коваленко призывом покататься на велосипедах. А Беликов «из зеленого [становится] белым» (10, 52) и спрашивает: «Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипеде?» (10, 52). Затем он вполне однозначно высказывается о том, что учителям нельзя кататься на велосипедах (10, 52). И в разговоре с Коваленко он подчеркивает: «Я вчера ужаснулся! <...> Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно!» (10, 53). То, что для Вареньки «ужас» в смысле «впечатляюще», для Беликова «ужасно» в прямом смысле слова.
Язык Беликова характеризуется выражением опасения «как бы чего не вышло» (10, 45—47), постоянного страха, что изменения могут причинить неприятности. С Беликовым, с его речью, а также с высказываниями Коваленко и рассказчика о нем связана официальная лексика, например, «циркуляры» (10, 45) и «циркулярно» (10, 53; 56). Гимназия, находящаяся под влиянием Беликова, по мнению Коваленко, «управа благочиния», в которой «кислятиной воняет, как в полицейской будке» (10, 51) и в которой работают «чинодралы» (10, 51).
Высказывания героев рассказа и их языковые особенности характеризуют человека как единство между внутренним самоощущением и языковым выражением. На данном уровне представляется, что человек может быть «открытым» или «закрытым». «Открытый» человек выступает против запретов и позволяет себе жить и выражаться вольно. Наоборот, «закрытый» человек боится последствий свободы и ведет себя соответственно, так что с ним связан язык чиновников.
В связи с этой альтернативой возникает вопрос, почему некоторые люди относятся к группе «закрытых». Его обсуждают охотники в обрамляющем действии. Они исходят из такого же индивидуального случая, как и случай Беликова, рассказывая о женщине, которая никогда не покидала собственной деревни, а в последние годы — собственного дома, хотя здоровье и ум ей вполне это позволяли (10, 44). Буркин пытается сначала объяснить такое поведение с помощью палеоантропологии как «атавизм» тех времен, «когда предок человека не был еще общественным животным» (10, 44) или описать нелюбовь к общению «одну из разновидностей человеческого характера» (10, 44).
Однако его же собственный рассказ о Беликове ставит обе теории под сомнение. Образ мышления Беликова не свидетельствует о том, что герой не соответствует аристотелевскому образу человека как «социального существа». Об отсутствии общественного начала в Беликове говорить нельзя, им руководят именно общественные и политические соображения и опасение «как бы чего не вышло» (10, 45—47), им движет забота о том, что свобода может быть опасной для общественной стабильности.
Также размышления Буркина состоят в том, что некоторые люди просто являются индивидуалистами, что личностью Беликова только частично подтверждается: ему трудно общаться с людьми (10, 46). Но идее о Беликове как индивидуалисте противоречит то, что на педагогических советах он не сидит молча, как «рак-отшельник или улитка» (10, 44), а, наоборот, навязывает свою позицию другим (10, 46). Также в момент позора после падения с лестницы Беликов боится, что об этом событии «теперь узнает весь город, дойдет до директора, попечителя, — ах, как бы чего не вышло! — нарисуют новую карикатуру, и кончится всё это тем, что прикажут подать в отставку...» (10, 54). Для настоящего же индивидуалиста такая изоляция не была бы «ужаснее всего» (10, 54), и, может быть, освобождение от обязанности преподавать было бы даже облегчением. Для Беликова, наоборот, его позиция в обществе крайне важна. Личность Беликова, каковой ее видит Буркин, позволяет говорить только об антропологии «ex negativo»: «человек в футляре» — это не явление атавизма и не один из типов человеческого характера.
Эта антропологическая неясность приводит к тому, что Буркин не довольствуется рассказом о жизни и смерти Беликова, но рассказывает и о его похоронах. Жители города хоронят Беликова, чувствуя при этом «большое удовольствие» (10, 54) и «свободу» (10, 55). Но потом они понимают, что свобода не наступает и жизнь протекает «по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная вполне» (10, 55). Оказывается, проблема не в одном Беликове, но в том, что «человеков в футляре» есть и будет еще много (10, 55). В этом взгляды Буркина и Ивана Иваныча сходятся (10, 55). Однако затем Иван Иваныч задает вопрос: «А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт — разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор — разве это не футляр?» (10, 55). Но на слова Ивана Иваныча: «Видеть и слышать, как лгут <...> и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь, сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и всё это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!» (10, 56) Буркин реагирует: «Ну, это уж вы из другой оперы, Иван Иваныч <...> Давайте спать» (10, 56).
Здесь повторяется тема выбора. Буркин может выбрать, следует ли обсудить общественное значение личности Беликова, как его видит Иван Иваныч, а также его мнение, что жить во лжи «больше так невозможно» (10, 56). Буркин же отказывается обсуждать эти убеждения Ивана Иваныча. В конечном итоге, как Беликов, он выступает за «status quo» — не открыто, как он, признаваясь в том, что боится изменений, но от страха или беспомощности.
Рассказ «Человек в футляре» — это история об одном человеке, который стоит перед выбором между привычным образом жизни, жизни «не запрещенной циркулярно, но и не разрешенной вполне» (10, 55), и свободой, и который выбирает «status quo». В то же время это история о том, как возникает вопрос, являются ли другие люди такими же «людьми в футляре». Иван Иваныч поднимает данный вопрос, но Буркин выбирает не обсуждать его. На данном уровне становится понятным, что Беликовым движет в первую очередь страх перед изменениями и перед свободой. Буркиным же и Иваном Иванычем движет страх перед такими людьми, как Беликов. Однако разница в том, что Иван Иваныч намерен бороться со своим страхом, Буркин же (по крайней мере, на данный момент) к этому не готов.
Значимую роль в рассказе играет смех Вареньки. Она часто смеется и «заливается голосистым смехом: ха-ха-ха!» (10, 49). Ее смех подчеркивает ее вольное поведение. Он показывает, что она не связана ограничениями. В рассказе есть и смех собственно над Беликовым. Коваленко смеется, когда говорит о том, как Беликов у него «сидить и смотрить» (10, 51). Он дает Беликову прозвище «глитай абож паук» (10, 51). Здесь смех означает не просто человеческую свободу, но собственно свободу от чинопочитания и страха, которые движут Беликовым и с помощью которых он управляет окружающими его людьми. Смех направлен на общественное положение, угнетающее человека. В то же время он указывает на возможность для человека достичь свободы (по крайней мере, внутренней), мысленно выходя за рамки своего положения в обществе.
Смеховое начало играет решающую роль при избавлении жителей городка от присутствия Беликова, а Вареньки — от одного «из тех ненужных, глупых браков, каких у нас от скуки и нечего делать совершаются тысячи» (10, 50). Ряд катастроф, завершающийся смертью Беликова, начинается с того, что кто-то рисует карикатуру. На ней Беликов нарисован «человеком в футляре», человеком, прячущимся от сферы чувств, но «с ним под руку» Варенька (10, 51). Изображаются одновременно невозможность влюбляться и влюбленность. Подпись так же противоречива. Она гласит: «Влюбленный антропос» (10, 51). Собственно говоря, именно существу по названию «антропос» вполне свойственно влюбляться. Но в знаковой системе Беликова слово «антропос» символизирует то, что он от «тревоги» действительности прячется в прошлое, так, в сферу древних языков (10, 45). Здесь смеховое начало носит освобождающий характер. Оно указывает на необходимость выбора между образом жизни, открытым к собственным чувствам и к людям, с одной стороны, и «футлярным» образом жизни, с другой стороны. Подчеркивается ответственность человека за собственную жизнь.
Карикатура ставит под сомнение идею Беликова о том, что, женясь, он совершит «шаг серьезный» и берет на себя «обязанности, ответственность...» (10, 50). Смех по поводу карикатуры находит свое продолжение в том, что Беликов видит Вареньку (и ее брата) на велосипеде (10, 52). Это показывает, что брак (по крайней мере, с такой жизнерадостной женщиной, как Варенька) не может быть просто шагом, с помощью которого Беликов показал бы свою солидность и социальную полезность, как ему подсказывают коллеги (10, 50).
Варенька смеется над Беликовым, когда тот скатывается вниз по лестнице. Это наказание со стороны ее брата за то, что Беликов пытается вмешаться в их личную жизнь (10, 54). Можно говорить о смеховом наказании Беликова3 за то, что он, образец скучного, тихого, робкого человека и послушного члена социума, желает жениться на Вареньке, которая совсем не соответствует данному образу.
Контрасту между Беликовым и окружающими его людьми, с одной стороны, и Коваленко с Варенькой, с другой стороны, соответствует и контраст в описании атмосферы. Для Беликова характерно то, что он боится, а также то, что другие люди боятся его (10, 45—47). Пессимистическое настроение подчеркивается тем, что в начале рассказа Буркин лежит в темноте, где его не видно (10, 44), а также тем, что во время похорон Беликова было пасмурно (10, 54). Еще больше это настроение акцентируется «футлярной» внешностью Беликова, которая показывает его нелюбовь к жизни (10, 45—46). Крайним контрастом этому является Варенька, которая «не девица, а мармелад», ведет себя шумно и много поет. Вокруг нее создается атмосфера радости и света, как у нее на родине, на хуторе, где вкусно едят (10, 48), так и в городке, например, когда солнце светит и погода «такая хорошая, что просто ужас» (10, 52).
Здесь подчеркивается тесная связь между внутренней и внешней сторонами человека: страх создает негативную атмосферу, которая угнетает людей и усиливает в них негативные чувства. Жизнерадостность же создает позитивную атмосферу. Помимо того, подчеркивается этический характер человека, призванного выбрать между страхом и жизнерадостностью. Данному характеру приданы также эстетические оттенки, подчеркивается связь между свободой и красотой.
Тематика выбора присутствует также в пространственной символике рассказа. Главным пространственным символом является «футляр». Беликов прячется в калоши, зонтик, пальто с поднятым воротником и темные очки (10, 45). Как считает Буркин, это его способ прятаться «от действительности жизни» (10, 45), от всего непонятного и от того, что может быть угрозой для привычного порядка вещей (10, 45). По мнению Буркина, греческий язык для Беликова также является футляром (10, 45). Таким образом, символика «футляра» указывает на доминирующее свойство Беликова: его оторванность от жизни и страх перед ней.
Символика же, связанная с Коваленко и с Варенькой, носит противоположенный характер. В то время как Беликов ходит в максимально закрытой одежде, Коваленко ходит открыто «в вышитой сорочке» (10, 49), типичной одежде украинцев. Рассказывается, что брат с сестрой не боятся публично ссориться (10, 49). Варенька «шумная, всё поет малороссийские романсы и хохочет» (10, 48). Она также рассказывает о хуторе недалеко от Полтавы, на котором она выросла (10, 48). Всё это создает впечатление, что Варенька, в отличие от Беликова, свободна. Данное впечатление усиливается в тот момент, когда Беликов и все остальные учителя выходят за город в рощу пешком, как это обычно делается. Только Варенька с братом едут на велосипеде, выбирают средство передвижения, позволяющее им охватить за определенное время более широкое пространство. Так еще сильнее с Варенькой и ее братом связывается тема широты. Одновременно подчеркивается, что это с Беликовым несовместимо, показано, что Варенька красна от тепла и от веселья, а Беликов бледнеет, когда видит Вареньку на велосипеде (10, 52).
Контраст между замкнутостью Беликова и открытостью Вареньки подчеркивается и после ссоры Коваленко и Беликова, в тот момент, когда Беликов катится вниз по лестнице, а затем думает о позоре, о том, что этот факт нельзя будет скрыть. В этот же момент Варенька смеется «на весь дом» (10, 54). О похоронах Беликова говорится, что гроб его, пасмурная погода и тот факт, что все участвующие в них «в калошах и с зонтиками», напоминают футляр как «идеал» (10, 54) Беликова. Участники похорон приближаются к данному идеалу, потому что они прячут свое «большое удовольствие» от того, что Беликов умер. Между тем Варенька, никак не скрывая своих чувств, плачет (10, 54), что указывает, кстати говоря, на отсутствие в ней дистанции так же, как ее ссоры с братом на публике (10, 49)4.
Пространственная символика и символика эмоциональных выражений героев в рассказе подчеркивают альтернативу между «футляром» общепринятых норм, в который люди прячут свои чувства и убеждения, и открытостью, готовностью быть аутентичными и показывать свои настоящие чувства. «Футляр» связан с поведением Беликова, а открытость воплощают Коваленко и его сестра Варенька. Рассказ показывает, как учителя и другие жители города, с одной стороны, симпатизируют Вареньке, например, наслаждаются ее пением или не видят проблем в том, что она катается на велосипеде, но, с другой стороны, ведут себя согласно представлениям Беликова: отчисляют школьников, если Беликову это кажется нужным (10, 46), не устраивают спектаклей, потому что Беликов против (10, 46). Герои рассказа делятся на три группы: Беликов однозначно находится в футляре, и шансом выйти из него не пользуется; Коваленко с Варенькой однозначно живут вне футляра; городской же социум хочет жить вне футляра, но не готов решиться преодолеть его.
Данному положению соответствуют и герои обрамляющего действия «трилогии». Сначала подчеркивается, что Буркин находится внутри сарая (10, 44), в конце он выходит из него и говорит: «Луна-то, луна!» (10, 55), затем же ложится спать и быстро засыпает (10, 56). Это соответствует тому, что он не хочет обсуждать вопрос, похожи ли они с Иваном Иванычем на Беликова и нужно ли выйти из этого положения как своего рода футляра (10, 56). А Иван Иваныч, который хочет говорить об этом, в начале рассказа находится на улице (10, 44), а в самом конце не может уснуть, выходит из сарая и курит (10, 56). Значим тот факт, что недалеко от сарая ходит Мавра (10, 56), та женщина, с описания которой начался рассказ о «человеке в футляре». Буркин сразу узнает ее, но на него это не оказывает никакого впечатления (10, 56). А Иван Иваныч после ухода Мавры начинает размышлять о нечестности и унижении (10, 56). Шаги Мавры, услышанные героями, становятся своеобразным катализатором: Буркин уходит спать, избегая разговора о собственной «футлярности», а Иван Иваныч хочет поразмышлять об этом. Таким образом, типологии героев внутри рассказа («футлярный» герой, «антифутлярные» герои и те, кто не может решиться) соответствует в обрамляющем действии «трилогии» Мавра как «футлярная» героиня и два героя, которые не определились, но один из которых готов обсуждать собственную «футлярность» и избавиться от нее, а другой в данный момент на это не готов.
Итак, пространственная символика подчеркивает, что в рассказе описывается человек перед выбором между подчинением и свободой. Тому факту, что Беликов подчиняется страху и общественным конвенциям, соответствует образ «футляра». Как показывает заглавие, пространственная символика имеет ключевое значение для рассказа.
В рассказе «Человек в футляре» так же, как в повестях «Черный монах» и «Мужики», указываются определенные временные сроки. Буркин говорит: «Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять — пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего» (10, 46). Здесь подчеркивается связь с исторической ситуацией и об ужесточении полицейской власти за время правления Александра III (1881—1894)5, после убийства Александра II.
Разное именование охотников указывает на их разное отношение к данному положению. Учитель называется только по фамилии или по профессии, этим подчеркивается, что главным аспектом его жизни является не индивидуальность, а роль в социуме. У другого же охотника известно его имя и отчество «Иван Иваныч» (10, 44), что придает ему индивидуальность, но в то же время и типичность, т. к. имя «Иван» принято считать самым распространенным. Сообщается, что у него фамилия «Чимша-Гималайский», хотя подчеркивается, что по фамилии его никто не называет (10, 44). Упоминание о фамилии, на первый взгляд, излишне, в дальнейшем рассказчик ни разу не употребляет ее. Поэтому можно говорить о ее символическом значении: ее можно связать с идеей стремления вверх, тем более в эпоху, когда Гималаи активно обсуждались как цель колониалистов, как британских, так и российских, а также как цель альпинистов. В целом, охотники описаны как воплощение социальной обусловленности человека и как человек между обусловленностью и стремлением преодолеть ее.
Охотники находятся на краю села под названием «Мироносицкое» (10, 44), что напоминает о женах-мироносицах, тех женщинах, которые, согласно Евангелию, подошли к гробнице Иисуса помазать тело покойника, но узнали, что тела нет в гробнице, Иисус воскрес из мертвых (Мк 16, 1—2; Лк 24, 1—2). Поэтому название «Мироносицкое» намекает на возможность, что человек покинет футляр, который сравнивается с гробом (10, 54), и выйдет в свободную жизнь так же, как Иисус покинул гроб и воскрес из мертвых. Говорится также о том, что Иван Иваныч приехал в село «подышать чистым воздухом» (10, 44), для него выход из обыденной ситуации с самого начала играет важную роль. Значимо и то, что охотники ночуют «на самом краю села» (10, 44), как сказано в самом начале рассказа. Это подчеркивается еще раз в конце рассказа, когда описывается ночной пейзаж: село справа, поле слева. То, что происходит в рассказе, происходит именно на границе между двумя сферами. Может быть, это намекает на сферы согласия с нынешним состоянием, с одной стороны, и стремления преодолеть его, с другой стороны, и о выборе между этими двумя возможностями часто говорится в рассказе.
Местоположению охотников «на краю» соответствует в рассказе и присутствие темы «Украина». Как уже было отмечено, много раз упоминается о том, что Коваленко с Варенькой «хохлы» (10, 47—48). Речь идет о стране, название и положение которой напоминает о границе, указывает на вопрос о том, удастся ли людям пересечь границы нынешнего положения, страха и угнетения.
Итак, в рассказе «Человек в футляре» на разных уровнях Чехов подчеркивает аспект человеческого выбора. Противопоставлены друг другу социальное положение буржуазии провинциального города, которое характеризует страх (перед изменениями или же перед реакционными властями), с одной стороны, и идея личной свободы, с другой стороны. Пространственным символом отсутствия свободы, связанного со страхом, является «футляр». На идею же свободы указывает символика «края». Обрамляющее действие «трилогии» создает дополнительный аспект: благодаря ему рассказ об отдельном случае становится поводом для обсуждения общего положения в социуме. Подчеркивается этический характер человека, и возникает вопрос, выбирают ли люди в обществе «футляр» или свободу. Так же, как в повести «Мужики», фактического преодоления положения человека не происходит, и остается открытым вопрос, возможно ли оно в принципе.
Примечания
1. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 230.
2. Rayfield D. Op. cit. P. 233.
3. Plessner H. Lachen und Weinen... S. 109.
4. Plessner H. Lachen und Weinen... S. 187.
5. О влиянии правления Александра III на творчество Чехова см.: Степанов А.Д. Чеховские рассказы... С. 6.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |