4.3. Рассказ «Случай из практики»: человек, подавленный разобщенностью

После окончания повести «Мужики» Чехов начал работу над ее продолжением, посвященным судьбе Ольги и Саши в среде городских бедных¹. Однако эту работу он не заканчивает, и на участь городской бедноты он обращает внимание в своем творчестве, скорее, фрагментарно: анонимность городской жизни («Тоска», 1886), беда проституток («Знакомый мужчина», 1886; «Припадок», 1889), нищета прислуги в самой повести «Мужики». В рассказе «Случай из практики» (1898) писатель говорит о «каше ежедневной жизни» (10, 83), о том, что городская жизнь слишком сложна и многогранна, чтобы описать ее в целом. Но в определенной степени рассказ «Случай из практики» можно назвать продолжением повести «Мужики». Поэтому здесь анализируется как описание положения человека в социуме, в контексте жизни на заводе, так и вопрос о том, какие аспекты дополняют его или противопоставляются ему.

Так же, как в повести «Мужики», сомнителен характер фабулы. Врач Королев в субботу вечером едет в Подмосковье лечить молодую дочь хозяйки завода, Лизу Ляликову (10, 77). Оказывается, что у нее сильное сердцебиение (10, 79). Так как серьезное лечение не требуется, врач просто ради спокойствия матери Ляликовой остается на ночь (10, 80). Он почти не спит, размышляет о положении людей на заводе (10, 82—84), общается с Лизой (10, 84—85), утешает ее (10, 85) и уезжает в воскресенье утром, будучи в хорошем настроении (10, 87). Вечером Королев думает о беде рабочих (10, 77), ночью о дьяволе (10, 83), а утром он забывает о них и думает о прекрасном будущем (10, 87). Рассказ близок к рассказу «Княгиня», где заглавная героиня так же, как здесь, уезжает после тяжелой ночи в хорошую, солнечную погоду и в хорошем настроении.

Здесь человек представлен как единство между внутренней и внешней сферами, духовное состояние которого меняется под действием внешних факторов. Чехов задает гносеологический вопрос, ставя под сомнение, что человек способен по-настоящему развиваться и научиться чему-то. Королев, под влиянием прекрасного утра, просто не помнит «ни о рабочих, ни о свайных постройках, ни о дьяволе» (10,87). Возникает вопрос, что именно Королев, забыв о данных проблемах, может сделать для того, чтобы приблизилось прекрасное время, о котором он мечтает (10, 87). Этим подчеркивается, что человек только в ограниченной мере является этическим существом. Также ставится под вопрос социальный характер человека, поскольку Королев в своем настроении, в отличие от ночного разговора, не в состоянии быть солидарным с Лизой, которая смотрит «грустно и умно» (10, 87) и, по-видимому, хочет ему что-то сказать наедине. Безусловно, «преодоление разобщенности» между людьми является одной из главных тем рассказа². Однако на уровне событий Лиза остается такой же одинокой, как и в начале рассказа, и только анализ разных уровней архитектоники произведения может показать, до какой степени разобщенность преодолевается, как считает В.Б. Катаев³, или же сохраняется.

Значимую роль в рассказе играют рассуждения Королева о жизни на заводе. О докторе говорится, что он «фабриками никогда не интересовался и не бывал в них», а все-таки, видя заводы, думает, «что вот снаружи всё тихо и смирно, а внутри, должно быть, непроходимое невежество и тупой эгоизм хозяев, скучный, нездоровый труд рабочих, дрязги, водка, насекомые» (10, 77). Сейчас о нем говорится, что «он в их лицах [лицах рабочих], картузах, в походке угадывал физическую нечистоту, пьянство, нервность, растерянность» (10, 77). Далее Королеву кажется, что рабочие «работают без отдыха, в нездоровой обстановке <...> живут впроголодь» (10, 82) и что часто бывает «записывание штрафов» за опоздание, «брань» и «несправедливости» (10, 82).

Мысли Королева показывают, что он не вникает в жизнь рабочих. Например, о том, что наступает праздник и что рабочие отдыхают, в тексте говорится неоднократно (10, 77; 82). Трудно также оценить «разные улучшения» (10, 82), предоставленные рабочим хозяевами, например, спектакли, волшебные фонари, фабричных докторов. Мнение самого Королева передается словами, что «все улучшения в жизни фабричных он не считал лишними, но приравнивал их к лечению неизлечимых больных» (10, 82). Улучшения — продолжая говорить медицинским языком — облегчают симптомы страданий рабочих, но не исцеляют болезни. По мысли Королева, рабочие «в кабаке отрезвляются от этого кошмара» (10, 82), но с «кабаком» не может быть связано представление о трезвости. Здесь имеется в виду, что «кошмар» быта рабочих настолько давит на их сознание, что они уже не могут свободно думать, и лишь алкоголь помогает им ненадолго избавиться от тяжести жизни.

На данном уровне возникает тот же вопрос, что по поводу повести «Мужики»: почему Чехов выбирает именно такого наблюдателя. Особенностью повести «Мужики» было то, что в ней отсутствуют преувеличенные, неточные, односторонние оценки жизни крестьян (за исключением их дискуссии о земстве). Между тем Королев занимает именно такую позицию по отношению заводской жизни. Более того, Королеву, в отличие от Ольги, не нужно вникать в этот мир. Он не общается с рабочими, не входит ни в их домики или квартиры, ни в промышленные залы самого завода, а проводит время только в доме хозяев и на дворе. Можно спросить: если в ночь с субботы на воскресенье Королев увидел ужас, подтверждающий его мнение о беде рабочих, как тогда он может выехать на следующий день в праздничном и спокойном настроении (10, 87)?

В связи с этим следует обратить внимание на заглавие — «Случай из практики». Главным героем рассказа является врач. Здесь следует иметь в виду медицинское образование Чехова, благодаря которому автор понимает значение взгляда на индивидуальность пациента. Процесс углубления понимания индивидуальности пациента врачом происходит, по крайней мере, в том ключе, что Королев начинает лучше понимать хозяев. В начале рассказа, думая о судьбе рабочих, он уверен в том, что в ней виноват «тупой эгоизм хозяев» (10, 77). Но в дальнейшем он видит «мягкое страдальческое выражение» на лице Лизы и страдание матери ее: «Сколько отчаяния, сколько скорби на лице у старухи!» (10, 79). Поняв их несчастье, он думает, что все-таки нищета рабочих, жалкое прозябание надзирателей и страдание самих хозяев нужны «для того только, чтобы гувернантка Лизы, Христина Дмитриевна, могла кушать стерлядь и пить мадеру» (10, 82).

Но даже на этом Королев не останавливается. Он видит ночью, глядя на темный фабричный корпус, красный огонь из двух окон, так что ему кажется, что эти окна — как глаза дьявола, «который владел тут и хозяевами, и рабочими, и обманывал и тех, и других» (10, 83). И Королев подводит итог: «Хорошо чувствует себя здесь только одна гувернантка, и фабрика работает для ее удовольствия. Но это так кажется, она здесь только подставное лицо. Главный же, для кого здесь всё делается, — это дьявол» (10, 83). Однако Королев не имеет в виду дьявола как существо, прямо говорится, что в этом смысле он не верит в дьявола. Дьявол — это «та неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми, эту грубую ошибку, которую теперь ничем не исправишь» (10, 83). Здесь поставлен диагноз, что положение при нынешнем капитализме ужасно и что в этом виноваты не просто лично плохие хозяева, а сама система⁴. «Всё ближе и ближе подходит Чехов к мысли об обреченности буржуазного класса, его произведения всё больше звучат как приговор этому классу»⁵. Истолкование З.С. Паперного, по которому Королев достиг правильного понимания беды рабочих, увидев, что дело не просто в лично злых хозяевах, а в структурах, дает также возможность объяснить оптимистический конец рассказа: «Случай из практики» — своего рода рассказ об «открытии»⁶. Королев понимает, в чем суть беды капитализма, и что ее причины глубже, чем просто эгоизм отдельных хозяев. Уже в этом смысле «ночь» незнания проходит, и становится «светло», потому что наступает понимание.

В связи с тем, что Королев глубже вникает в проблему, он уверен в том, что можно будет преодолеть сложившееся положение. На это указывает диалог Королева с Лизой. Девушка говорит о том, что она часто задумывается и что ей не с кем поговорить (10, 85). На это Королев реагирует, высказывая свое мнение, что задумчивость Лизы положительна. Он утверждает, что поколение их родителей на беду рабочих на фабриках не обращает внимания. Затем он продолжает: «Мы же, наше поколение, дурно спим» (10, 86). По его мнению, это связано с тем, что молодое поколение понимает необходимость изменений, но еще не видит, каких именно. Затем он добавляет: «А для наших детей или внуков вопрос этот, — правы они или нет, — будет уже решен. Им будет виднее, чем нам» (10, 86). Королев думает, что представители следующего поколения уже не будут работать на заводах, но «побросают всё и уйдут» (10, 86). Он ощущает: в настоящее время понятно, что проблема в несправедливости; однако в чем решение — это будет понятно только «лет через пятьдесят» (10, 86). В связи с этим Королев также представлен как человек с эсхатологическими взглядами, с надеждой на окончательное преодоление ужаса. Однако по содержанию, в отличие от надежд, выраженных в повестях «Палата № 6» и, тем более, «Мужики», это чисто светская надежда. Жизнь потомков будет, по его мнению, непостижимо лучше, чем нынешняя жизнь; это произойдет благодаря развитию человечества, а не благодаря трансцендентному действию.

Итак, высказывания Королева о заводе указывают на гносеологическую сторону в человеке. Несмотря на предрассудки и барьеры незнания, в данном случае обусловленные тем, что Королев «не бывал» на заводах (10, 77), человек является духовным существом, способным учиться новому и корректировать свои взгляды. Помимо того, человек также представлен как эсхатологическое существо, надеющееся на непостижимо лучшее будущее. При этом эсхатологическая надежда здесь носит исключительно светский характер.

Решающим событием в рассказе, заслуживающим углубленного анализа, является то, что Лиза начинает плакать. Ее плач наступает бытовым образом: «В это время принесли в спальню лампу. Больная прищурилась на свет и вдруг охватила голову руками и зарыдала» (10, 79). Это свидетельствует о том, что, как в повести «Дуэль», так и здесь, человеческий «потолок мотивации» низок, и решающее изменение происходит из-за незначительного события⁷. Однако здесь особенность данного события заключается в том, что потеря контроля над телом, когда девушка прищуривается, и потеря контроля над единством из души и тела, когда она начинает рыдать⁸, совпадают. Телесные происшествия эмансипируются⁹, и именно благодаря этому человек приобретает большее значение как личность¹⁰. Тот момент, когда Лиза начинает рыдать, является также моментом, когда мать Лизы и доктор начинают разговаривать с ней «ласково» (10, 80). Доктор начинает рассуждать о ней как о личности, правда, сначала еще на уровне готовых шаблонов, считая, что ее следует выдать «замуж» (10, 80). В дальнейшем же Королев выслушивает рассуждения Лизы и понимает, что она на самом деле интересная личность (10, 86).

Таким образом, плач Лизы, даже если о нем говорится только один раз и его значение как будто гасится тем, что у него есть физиологическая причина, является антропологической перипетией в рассказе. Благодаря ему становится понятным, что Лиза не просто представительница класса хозяев, отличающихся «тупым эгоизмом» (10, 77). Чехов в очередной раз подчеркивает тесную связь в человеке между душой и телом, снова исходя из телесной сферы, а также продолжает линию неизреченности человека повестей «Дуэль» и «Палата № 6».

Именно на фоне вопроса об отношениях между внутренней и внешней сферами человека, между человеком и окружающим его миром, следует рассмотреть описание атмосферы в рассказе. Положение рабочих представляется Королеву как неизбежная беда. Когда он приезжает на коляске хозяев, говорится, что рабочие «кланялись лошадям, на которых ехал Королев» (10, 77). Конечно, они кланяются не самим лошадям, а хозяевам или высокопоставленным лицам, присутствие которых можно предполагать, встречая коляску хозяев. Тем не менее, поклон напоминает юмористический антропоморфизм, связанный с гусями в повести «Мужики». Создается впечатление, что рабочих невысоко ценят и что они сами ценят себя даже ниже, чем лошадей. Это подчеркивается тем, что они «пугливо сторонились коляски» (10, 77) и что кучер, въезжая на двор фабрики и видя там человека, находящегося опасно близко к лошадям или коляске, не сдерживает лошадей и кричит: «Берегись!» (10, 77). Жизнь и здоровье рабочего не ценятся. Неприятное впечатление также производит постоянный стук, вызванный тем, что каждый час рабочие стучат по металлическим доскам возле каждого корпуса завода, чтобы указать время (10, 81; 83; 84; 85); так же стучали при пожаре в повести «Мужики». Неприятное впечатление вызывает и серый цвет, «точно от пыли», преобладающий на территории завода (10, 78). Очевидно, изначальные представления Королева о заводах подтверждаются.

Атмосфера в доме хозяев описывается в ключе отсутствия красоты и надежды. Например, безнадежность ситуации Лизы подчеркивается некоторыми триадами: Лиза «произвела на Королева впечатление существа [1] несчастного, [2] убогого, [3] которое из жалости пригрели здесь и укрыли» (10, 79). Врач пожимает Лизе «[1] большую, [2] холодную, [3] некрасивую руку» (10, 79).

О матери же говорится: «Она, мать, [1] вскормила, [2] вырастила дочь, [3] не жалела ничего, всю жизнь отдала на то, чтоб обучить ее [1] французскому языку, [2] танцам, [3] музыке, приглашала для нее [1] десяток учителей, [2] самых лучших докторов, держала [3] гувернантку, и теперь не понимала, откуда эти слезы [у Лизы], и у нее было [1] виноватое, [2] тревожное, [3] отчаянное выражение, точно она [1] упустила что-то очень важное, [2] чего-то еще не сделала, [3] кого-то еще не пригласила» (10, 79). Триады намекают на то, что три — цифра совершенства, здесь — совершенного, окончательного горя.

Такие же триады есть в описании не только состояния девушки и ее матери, а также мира вокруг нее. Например, о портретах в зале Ляликовых говорится, что там «[1] виды Крыма, [2] бурное море с корабликом, [3] католический монах с рюмкой, и всё это [1] сухо, [2] зализано, [3] бездарно...» (10, 81). Сюда же относится факт, подчеркнутый в диалоге между врачом и гувернанткой, что в доме хозяев завода живут только женщины, и именно втроем (10, 81).

О Лизе говорится, что она «села и, очевидно, давно уже привыкшая к докторам, равнодушная к тому, что у нее были открыты плечи и грудь, дала себя выслушать» (10, 79). Это показывает, что она сама себя мало уважает. Подчеркивается в очередной раз тесная связь между человеком и окружающей его средой. Люди, не уважающие себя, создают вокруг себя тяжелую атмосферу, а она влияет на их самоощущение.

Человек представлен также как эстетическое существо, как создающее, так и воспринимающее, и негативное самоощущение Ляликовых выражается в отсутствии вкуса (или, по крайней мере, энергии, чтобы окружать себя красотой), а для восприятия Ляликовых Королевым значимую роль играет отсутствие красоты в Лизе и в картинах в зале.

После перипетии наступает иная атмосфера, в которой доминирует сочувствие. Теперь о Королеве говорится, что «он видел мягкое, страдальческое выражение, которое было так разумно и трогательно, и вся она казалась ему [1] стройной, [2] женственной, [3] простой» (снова триады, но теперь положительные), «и хотелось уже успокоить ее [1] не лекарствами, [2] не советом, а [3] простым ласковым словом» (10, 79).

По поводу связи между внутренней, духовной жизнью Лизы и внешней стороной ее жизни, ее здоровьем, следует отметить, что ужас и страх выражаются в сердцебиении (10, 79). При этом сердцебиение так же амбивалентно, как в повести «Палата № 6». Оно символизирует ужас, но тем самым также показывает, что человек способен почувствовать ужас, он жив и чувствует жизнь внутри и вокруг себя. Продолжается атмосфера печали. Но благодаря сочувствию печаль уже становится шагом к преодолению разобщенности. Здесь человек также представлен и с точки зрения эстетики. Подчеркивается единство между самоощущением, его выражением (плач, сердцебиение) и восприятием человека другим человеком. Акцентируется многогранность человека, Ляликовы не ограничены тем неприятным первым впечатлением, которое они вызвали в Королеве сначала. И на следующее утро наступает совершенно иная атмосфера. Говорится, что «Лиза была по-праздничному в белом платье, с цветком в волосах, бледная, томная; она смотрела на него [Королева], как вчера, грустно и умно, улыбалась, говорила, и всё таким выражением, как будто хотела сказать ему что-то особенное, важное, — только ему одному» (10, 87).

Праздничное настроение касается надежды на будущее, но не настоящего. Оно ощущается также вокруг людей: звонят в церкви, приглашают к богослужению как к тому, чего еще нет, но что скоро будет. В связи с этим З.С. Паперный уверен в том, что Чехов достиг понимания того, что зло не только в злых людях, но в системе. И после первого шага, правильного диагноза, приближается следующий шаг, так что «теперь властно вступает в творческий мир писателя тема предчувствия нового, прекрасного мира»¹¹. Здесь атмосфера подчеркивает эсхатологический элемент в человеке, надежду на окончательное преодоление нынешнего ужасного положения.

Таким образом, человек снова представлен как единство индивидуальной и социальной, духовной и телесной сфер, внутренняя жизнь которого влияет на окружающий его мир, как социальный (на уровне слов и действий), так и на природный (по крайней мере, на уровне его восприятия человеком). Но особым образом описание атмосферы в рассказе характеризует человека как эстетическое существо. В связи со своим внутренним состоянием он придает или не придает окружающей его среде красоту, а также воспринимает другого человека с точки зрения красоты его или окружающей его среды.

В момент, когда у ворот завода спрашивают Королева: «Кто идет?», он не отвечает, а думает: «Точно в остроге» (10, 83). Это указывает на то, что в его представлении ограниченное и неограниченное пространство играет значимую роль. По его мнению, «лет через пятьдесят» всё будет лучше, потому что люди «побросают всё и уйдут» (10, 86). При этом замечательно, что они уйдут, по его мнению, «куда угодно», и Королев считает: «Мало ли куда можно уйти хорошему, умному человеку» (10, 86).

Королев высказывает свое убеждение в том, что антропология и топография связаны между собой: нахождение на заводе соответствует ограничению, вплоть до заключения. Хозяева — люди старшего поколения — не замечали этого, поскольку были ограниченного, узкого характера и довольны своим положением (10, 86). Представители же нынешнего поколения, например, такие наследники, как Лиза, способны абстрагироваться от своего положения и думать о том, вправе ли они быть богатыми (10, 86). Это свидетельствует о том, что духовное начало в них более развито. В связи с этим их характер оказывается шире, нежели характер представителей предыдущего поколения. Однако это еще не ведет к тому, чтобы расширение выразилось телесным образом, нынешнее поколение только думает и решает (10, 86), но еще не оставляет заводов. Свое полное выражение расширение характера найдет в представителях следующих поколений. В данной перспективе человек является духовным существом, призванным выйти за рамки замкнутого положения. Одновременно человек является единством из души и тела, в жизни которого расширение характера за рамки его прежних возможностей выражается расширением жизненного круга. Но человек является также и исторически обусловленным существом, которое может осуществить расширение только постепенно, следуя некоей диалектике: переходя от ограниченного положения, которым он доволен, потому что душевно также ограничен, через ограниченное положение, которым он недоволен, поскольку уже преодолел душевное ограничение, до неограниченного положения, которое соответствует его душевной неограниченности.

Но точка зрения, с которой Королев рассматривает связь между антропологией и топографией, не совпадает с авторской позицией, которая ближе к позиции, проявленной в рассказах «В море» и «Враги», — позицией о том, что ограниченное пространство является также пространством познания и ответственности. Королев, который «фабриками никогда не интересовался и не бывал на них» (10, 77), приезжает с определенным предвзятым мнением о том, что на заводе царят «невежество <...> скучный, нездоровый труд рабочих, дрязги, водка, насекомые» (10, 77). С некоторыми оговорками (оказывается, что, вопреки его ожиданиям, рабочие отдыхают по воскресеньям), данное мнение подтверждается, когда Королев видит рабочих (10, 77) и обходит завод (10, 82—83).

Но то, что Королев переходит из широкого пространства в ограниченное пространство завода, в одном важном пункте способствует расширению его характера: Королев видит, что хозяев не характеризует «тупой эгоизм» (10, 77), но что некоторые из них страдают (10, 86) и что дочь хозяйки отличается тонким характером. Это расширяет не только его знания, но и его чувство ответственности и готовность помочь. Он оставляет свой эстетический снобизм, из-за которого он не только картины в зале Ляликовых (10, 81), но и саму Лизу считает некрасивой (10, 79), и берет на себя этическую и социальную ответственность, которую проявляет во время ночного разговора с Лизой. Это подчеркивает неизреченность человека, Лиза и ее мать являются не просто представителями определенного класса, но индивидами со своими личными переживаниями.

При этом Королев не оставляет эстетической точки зрения, но она служит ему как средство для преодоления разобщенности. Наоборот, когда Королев уезжает, он забывает о тяжелых ночных переживаниях (10, 87). Д. Рейфильд правильно отмечает проблематичную сторону мечтаний Королева¹². Забыв о беде на заводе, он может мечтать о прекрасном будущем (10, 86) или даже достичь его для себя лично, но приближению такого будущего для окружающего его мира Королев уже не может способствовать. Так, он не дает Лизе возможности поговорить с ним.

Однако Д. Рейфильд, считая мысли Королева в момент отъезда бессмысленным мечтанием, которым герой только покрывает свой ночной ужас¹³, слишком сильно морализирует. Скорее, кажется, что Королев, уезжая, оставляет за собой этическую ответственность и возвращается к преимущественно эстетической позиции.

В антропологической топографии автора закрытое пространство символизирует человека как преимущественно социальное и этическое существо, которое несет ответственность за другого человека и преодолевает разобщенность. Открытое же пространство указывает на человека как эстетическое существо, которое мечтает и не заботится о других людях или не знает о них.

В плане интертекстуальных связей закономерно, что в произведение о фабричной жизни вошел вопрос о марксизме¹⁴. Когда фабричные окна напоминают Королеву глаза «дьявола», это заставляет его думать о том, что главная проблема заключается не в эгоизме людей, но в сверхчеловеческой силе зла (10, 83—84)¹⁵. Чехов здесь более однозначно, нежели в повести «Черный монах», разделяет с марксистами убеждение в том, что человек является социально обусловленным существом, которое оказывается в определенном положении не просто вследствие индивидуальных решений, но в результате общественного развития.

Однако даже если Чехов здесь подходит близко к теории о вине не лично злых людей, но общественного строя, тем не менее, с марксистской версией данной теории он не соглашается. Следует иметь в виду, что злая сила в рассказе называется именно «дьяволом», т. е. «перепутателем» (от греческих слов «диа» — сквозь, и «баллейн» — бросить). Королев оказался перед путаницей, он замечает, что на заводе «и сильный, и слабый одинаково падают жертвой своих взаимных отношений» (10, 83—84). И ему кажется, что только в теории «нужно, чтобы сильный мешал жить слабому» (10, 83), между тем как в реальности это «недоразумение, конечно...» (10, 82).

Именно ощущение путаницы глубоко противоречит марксизму Марксизм в классическом варианте — это учение об исторической необходимости пути через капитализм к социализму К. Маркс описывает, как экономика всё быстрее развивается, и экономические средства всё больше сосредоточиваются в руках маленькой группы фабрикантов, между тем как все остальные (крестьяне, бывшие собственники мастерских или мелких заводов) становятся бедными рабочими. В определенный же момент, как предсказывает марксизм, данный процесс достигнет кульминации, масса униженных будет настолько многочисленной и раздраженной, что революция станет неизбежной. Теоретики марксизма считают необходимым полный расцвет капитализма, ожидая, что только тогда возникнут условия для революции: «мужик должен вывариться в фабричном котле» (Н.И. Зибер¹⁶). Но Чехов, опираясь на неизреченность человека и на его этическую ответственность уважать индивидуальность другого, не соглашается с такой логикой исторического процесса. Достоинство индивидов в его глазах важнее исторической необходимости¹⁷.

Врач в рассказе не может смириться с болезнью и удовлетвориться правильным диагнозом. Что тяжелая болезнь, как беда всех на заводах, является необходимостью, «это понятно и легко укладывается в мысль только в газетной статье или в учебнике» (10, 83). Но в «каше» конкретной жизни, вне чистой теории, это уже «логическая несообразность», люди не должны подчиняться неличной власти зла (10, 83—84). Поэтому Королев хочет лечить, конкретно помогать, а не ожидать наступления неизбежного. В этом, кстати, Чехов не соглашается не только с классическим марксизмом, он расходится также и с тем движением, которое станет ленинизмом, т. е. с мнением, что не следует ожидать наступления неизбежного, а нужно ускорить исторический процесс насилием¹⁸. Об этом свидетельствует «пацифизм» Ольги в повести «Мужики», а здесь — помощь, оказанная Лизе Королевым. Человек представлен как неизреченный индивид, выходящий за рамки социального класса, как социальное существо, стремящееся к преодолению разобщенности, а также как этическое существо, призванное уважать индивидуальность другого человека и помочь ему.

Чтобы углубить данный аспект, необходимо перейти еще на один уровень: за элементами очерка о ситуации бедных (которые здесь являются только фоном событий и подчеркиваются меньше, чем в повести «Мужики») и за рассказом о прозрении Королева находится еще рассказ о том, как Королев сближается с Лизой и помогает ей. На это указывают интертекстуальные связи с Новым Заветом¹⁹. Ситуация Лизы описывается, как страдания больных женщин в Евангелиях: она «единственная дочь» (10, 78; 80) и «давно уже болела и лечилась у разных докторов» (10, 78). Это напоминает рассказ о том, как Иисус исцеляет женщину, у которой было непрерывное кровотечение, и почти одновременно с этим воскрешает девочку (см. Лк 8, 41—56).

Несмотря на неуважение Королева к Лизе в начале рассказа, есть много аргументов, почему можно сравнить Королева с Иисусом исцеляющим. Его фамилия связывает его с королем, как Иисус, по словам Нового Завета, является царем (Ин 18); он ординатор, посланный профессором, как Иисус — сын, посланный отцом (10, 77; см. Ин 1); он выезжает за город, чтобы вылечить Лизу (10, 77), как смерть и воскресение Иисуса происходят за городом, Иерусалимом; его присутствие и прикосновение оживляют девушку, как в Евангелии (10, 79: см. Лк 8; Лк 7); общаясь с богатой молодой женщиной, он чувствует, что ему трудно говорить с ней о вредной стороне богатства, как Иисусу при беседе с богатым юношей (10, 86; см. Мк 10); поют петухи, как поет петух в ночь перед смертью Иисуса (10, 83); пять раз упоминается, что у фабрики пять корпусов, так же, как пять ран у Иисуса; завод производит ситец, напоминающий ткань, плащаницу распятого Христа (10, 82); ранним утром воскресенья происходит оживление Лизы, а также самого Королева (10, 85—86), как Иисус воскрес ранним утром именно в день воскресенья (Мк 16, 9).

В течение рассказа Королев становится ближе к Христу, особенно в том, что он относится к молодой женщине с всё большим уважением²⁰. Вечером Королев думает, что его работа заканчивается, и он собирается уехать, но по просьбе матери «ради бога» и «бога ради» он еще остается и ночует в доме Ляликовых (10, 80). В это время и происходит его встреча с «дьяволом», когда он обращает внимание на ужас жизни на заводе (10, 82—83). Здесь можно вспомнить, что деятельность Иисуса между больными и страдающими начинается после его встречи с дьяволом (Мф 4; Мк 1; Лк 4), а дело искупления через смерть и воскресение совершается после ночной борьбы со страхом и с ужасом (Лк 22, 44).

Королев еще больше сближается с Лизой, они оба думают о «дьяволе», о силе, которая мешает людям жить: Королев видит дьявола, не в смысле видения, конечно, а в смысле сравнения или впечатления; Лиза же говорит о том, что «Тамара у Лермонтова была одинока и видела дьявола» (10, 85)²¹.

После ужасной ночи Королев действительно способен помочь Лизе. Ранним утром он проверяет ее пульс, этим еще исполняя свою обязанность как врач. Затем он «[поправляет] ей волосы, упавшие на лоб», что уже является жестом нежности. Потом дана одна деталь, которая показывает, как Королев сблизился с Лизой. Он ей говорит: «Вы не спите <...> На дворе прекрасная погода, весна, поют соловьи, а вы сидите в потемках и о чем-то думаете» (10, 84).

То же самое произошло с Королевым. Сходство дает возможность осуществить желание Лизы «поговорить не с доктором, а с близким человеком, с другом, который бы понял [ее], убедил бы [ее], что [она] права или неправа» (10, 85). Она чувствует «участие» врача и получает возможность поговорить о своем страхе и об одиночестве (10, 85), и врач, в свою очередь, убеждает ее в том, что ее задумчивость и бессонница являются признаками будущей хорошей жизни. Ему это удается потому, что он понимает, что Лиза не просто больная, не только женщина, которой не хватает мужа, а «славный, интересный человек» (10, 86).

В эту ночь происходит символическое воскресение: Лиза оживляется, она видит, что ее «болезнь» не ведет к гибели, а что она является началом надежды. Поэтому в воскресенье утром, когда доктор уезжает, Лиза стоит «в белом платье» (как ангел у гроба воскресшего Христа) «с цветком в волосах», символизирующим жизнь (10, 87). Можно праздновать ее оживление и оживление Королева после ужаса ночи. Идея преодоления разобщенности и помощи Лизе, страдающей из-за своего социального положения, поднимается до уровня надежды на чудесное осуществление. Здесь человек еще раз представлен как эсхатологическое существо, которым движет надежда на окончательное преодоление ужаса и страданий, хотя финал, особенно тот факт, что Королев забывает о своих ночных переживаниях и что разговор с Лизой не состоится (10, 87), не позволяет решить, оправдана ли данная надежда. В то же время, несмотря на светский характер надежды Королева по содержанию, она носит демонстративно пасхальный характер по форме выражения. Это показывает, что для Чехова человека характеризует религиозный фон мышления и чувства.

Итак, в антропологии Чехова в рассказе «Случай из практики» разные стороны образа человека пересекаются. С одной стороны, важную роль играет социальная и историческая обусловленность человека, а также предрассудки, мешающие ему развиться. С другой стороны, подчеркиваются неизреченность познаваемого человека, этическое начало и эсхатологическая надежда, особенно с помощью христологических интертекстуальных связей. Особую роль играет тот факт, что катализатором для возможных изменений является плач, обусловленный единством телесной и духовной сфер в человеке; физиологическая причина способствует потере контроля над собой, подчеркивающей, что человек является не просто представителем определенного класса, но личностью, которая отличается неизреченностью. Уникальным аспектом в рассказе является также противоречие между позицией героя и позицией автора относительно связи между антропологией и топографией. По мнению главного героя, ограниченное пространство указывает на сужение человеческих возможностей, которое люди преодолеют, тем самым достигнув свободы. Напротив, согласно авторской позиции, ограниченное пространство является пространством познания и этической ответственности человека. В связи с этим, несмотря на приятную атмосферу в финале рассказа, оказывается сомнительным, что человек способен преодолеть разобщенность не только на мгновение и изменить ситуацию к лучшему не только в мечтах.

Примечания

1. Очерк: Чехов, 9, 343—346.

2. Катаев В.Б. Проза... С. 272.

3. Там же.

4. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 250—251; Фортунатов Н.М. Указ. соч. С. 49—50. Безличность зла подчеркивается: Булгаков С.Н. Чехов как мыслитель // Сухих И.Н. (изд.). А.П. Чехов: Pro et contra: Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX — начала XX в. СПб., 2002. С. 561.

5. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 253.

6. Катаев В.Б. Проза... С. 12.

7. Катаев В.Б. Проза... С. 135.

8. Plessner H. Lachen und Weinen... S. 86.

9. Там же. С. 87.

10. Там же.

11. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 252.

12. Rayfield D. Op. cit. P. 193.

13. Там же.

14. С точки зрения политической ситуации, к концу XIX в. нельзя было не обратить внимания на марксизм. В связи с этим Чехов шутит, что он, заключив договор с издателем А.Ф. Марксом, стал «марксистом». См. Simmons E.J. Op. cit. P. 452.

15. Паперный З.С. А.П. Чехов... С. 253.

16. Клюкин П.Н. Марксизм в России // Новая российская энциклопедия. М., 2012. Т. X (1). С. 458.

17. О разногласии Чехова с «легальными марксистами», которые, рассчитывая на неизбежность исторических процессов, были уверены, что необходимо ожидать расцвета, а затем — распада капитализма, см. Чехов, 10, 438.

18. О ленинизме: Волобуев О.В. Ленин // Новая российская энциклопедия. М., 2012. Т. IX (2). С. 233.

19. Об этом см.: Липке Ш. Библейский подтекст в рассказе А.П. Чехова «Случай из практики» // Вестник Томского государственного университета. 2014. № 382. С. 29—32.

20. Известно, что отношения Чехова с официальной религией и с догматами веры были довольно сложными. Но Христа как образец человеческой любви он уважал. См. Чудаков А.П. Поэтика... С. 265.

21. Имеется в виду «восточная повесть» М.Ю. Лермонтова «Демон»: Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. Т. 2. СПб., 2014. С. 405—408.