Глава XVI

Такою же безнадежностью веет и от большинства других рассказов Чехова. Если бы чеховская поэзия не свидетельствовала о какой-то созерцательной объективности автора, то можно было бы сказать, что каждый из его рассказов является развенчаньем того или другого из традиционных верований, в каждом расшатывается тот или другой из общественных устоев. Рассказ «Скучная история» — это повесть о несостоятельности существующей университетской науки, это история ученого, беспомощного при малейшем соприкосновении с практическими вопросами жизни. Имя профессора Николая Степановича известно каждому грамотному человеку в России, а с кафедр заграничных университетов о нем упоминается с прибавкой «известный» и «почтенный». Николай Степанович был другом Пирогова, Кавелина, Некрасова. Его лекции блестящи, из громадного материала он умеет выхватить самое важное и нужное, так же быстро, как течет его речь, свою мысль он умеет облекать в такую форму, которая вызывает внимание аудитории. Его речь литературна, определения кратки и точны, фраза проста и красива. И эти огромные знания, этот светлый ум, способный к самым сложным обобщениям, этот тонкий искусный оратор оказывается совершенно несостоятельным перед лицом реальной жизни. Умерший друг профессора оставил на его попечение свою дочь Катю вместе с крупным завещанным ей состоянием. Катя пошла в актрисы, влюбилась в какого-то негодяя, пережила ряд мучительных моментов, убедилась в том, что провинциальный театр находится в руках бездарностей, пьяниц, интриганов и сплетников. И когда в минуту разочарования она обратилась к своему опекуну, он ответил ей рассуждениями на тему о том, что причина упадка искусства — не в актерах, что она лежит глубже, в самом искусстве и в отношении к нему всего общества. И в последующие годы, когда любимый человек бросил Катю, когда она переживала минуты больших страданий и отчаяния, когда она писала ему о своем намерении умереть и о смерти ребенка, он «всякий раз терялся, и все его участие в ее судьбе выражалось только в том, что он много думал и писал длинные, скучные письма, которых он мог бы совсем не писать». «А между тем, — замечает старый профессор, — ведь я заменял ей родного отца и любил ее, как дочь!» На ее полный отчаянья вопрос: «Ради истинного бога скажите скорее, сию минуту: что мне делать?» «Клянусь вам, что я не могу дольше так жить! Сил моих нет... Помогите мне! Помогите!», в ответ на ее рыдания: «Ведь вы мой отец, мой единственный друг! Ведь вы умны, образованы, долго жили! Вы были учителем!» — он стоит растерянный, сконфуженный, он тронут ее рыданиями и отвечает: «По совести, Катя, не знаю...»

И снова вся жизнь предстает в таком виде, словно она не настоящая. И наука старого профессора, и его знаменитое имя, все это — не то, что нужно: «Во всех газетах пишут бюллетени о моей болезни, по почте идут уже ко мне сочувственные адреса от товарищей, учеников и публики, но все это не помешает мне умереть на чужой кровати, в тоске, совершенном одиночестве... В этом, конечно, никто не виноват, но, грешный человек, не люблю я своего популярного имени. Мне кажется, что оно меня обмануло». В своем пристрастии к науке, в своем желании жить, «в этом сидении на чужой кровати, и в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и понятиях», какие он составляет себе обо всем, — нет чего-то общего, что связывало бы все это в одно целое. «Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе, учениках и во всех картинках, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей или богом живого человека. А коли нет этого, то, значит, нет и ничего». Жена и дочь профессора, с одной стороны и Катя — с другой, проникнуты враждебными чувствами друг к другу; по этому поводу Николай Степанович высказывает следующее суждение, в котором то же грустное сочувствие или грустное безразличие: «Едва ли можно в наше время говорить о праве людей презирать друг друга. Но если стать на точку зрения Кати и признать такое право существующим, то все-таки увидишь, что она имеет такое же право презирать жену и Лизу, как те ее ненавидеть».

Та же картина в рассказе «Жена», где Чехов выводит совершенно своеобразную разновидность «лишнего человека». Быть может, ни в одном произведении Чехова не выявлен так трагизм эпохи, отравляющее действие ее атмосферы, безверие, бездорожье, как в этом рассказе. В тяжелой обстановке безвременья возникают не только никчемные люди, бесцельно проходящие свой жизненный путь. В ней возникают ужасные характеры, отравляющие жизнь и себе и окружающим, люди, которые ничего не делают, но и не дают делать, не живут сами и мешают жить другим, томящиеся и скучающие, раздраженные и озлобленные своей скукой и томлением, люди, которые, не зная радости, не выносят радости окружающих, портят все, к чему ни прикоснутся, превращают всякую улыбку в слезу, вредят и портят бессмысленно, бесцельно, бескорыстно. Таков Павел Андреевич, богатый образованный человек, корректный, умный, даже ученый (он пишет «Историю железных дорог»). Во время голода он берется за дело помощи голодающим; благодаря его характеру, у него ничего не выходит. Между тем широкую деятельность в этом направлении развертывает его жена, молодая женщина, которую он продолжает любить, но с которой у него установились холодные официальные отношения. Павел Андреевич берется помочь ей, вмешивается и чуть не губит все ее дело. Хуже всего то, что он готов пожертвовать крупную сумму, что он распорядителен, что указания его умны и основательны. И тем не менее он опасен для всякого дела, он замораживает всех, с кем работает. В чем же дело? Не хотел ли Чехов лишний раз противопоставить неопределенный душевный порыв разумному расчету, не стремился ли развенчать еще один образ, признанный обществом в качестве примера, расшатать еще один из устоев? Ведь Павел Андреевич — своего рода образец, к нему нельзя придраться, этот человек не обманет, не сделает ничего предосудительного. Он даже корректен по отношению к жене, он дает ей много денег, он не вмешивается в ее жизнь, и в то же время никто не умеет с такой утонченной жестокостью превращать эту жизнь в сплошную пытку, в систему отвратительных издевательств. Он соткан из противоречий. В минуты просветления, слыша плач жены, он сам себя называет гадиной. Он хочет быть кротким, но оказывается злым, хочет помочь, в действительности мешает и разрушает, хочет уступить и договориться, на самом деле поселяет горечь и ненависть, хочет приласкать, но жалит, хочет найти утешительные слова, но повергает в слезы и отчаянье. Его жена дает меткую характеристику этому образу: «Вы прекрасно образованы и воспитаны, очень честны, справедливы, с правилами, но все это выходит у вас так, что куда бы вы ни вошли, вы всюду вносите какую-то духоту, гнет, что-то в высшей степени оскорбительное, унизительное. У вас честный образ мыслей, а потому вы ненавидите весь мир. Вы ненавидите верующих, так как вера есть выражение неразвития и невежества, и в то же время ненавидите и неверующих за то, что у них нет веры и идеалов; вы ненавидите стариков за отсталость и консерватизм, а молодых — за вольнодумство. Вам дороги интересы народа и России, и потому вы ненавидите народ, так как в каждом подозреваете вора и грабителя. Вы всех ненавидите. Вы справедливы и всегда стоите на почве законности, и потому вы постоянно судитесь с мужиками и соседями. У вас украли двадцать кулей ржи, и из любви к порядку вы пожаловались на мужиков губернатору и всему начальству, а на здешние начальство пожаловались в Петербург. Почва законности!.. На основании закона и в интересах нравственности вы не даете мне паспорта. Есть такая нравственность и такой закон, чтобы молодая, здоровая, самолюбивая женщина проводила свою жизнь в праздности, в тоске, в постоянном страхе и получала бы за это стол и квартиру от человека, которого она не любит. Вы превосходно знаете законы, очень честны и справедливы, уважаете брак и семейные основы, а из всего этого вышло то, что за всю свою жизнь вы не сделали ни одного доброго дела, все вас ненавидят, со всеми вы в ссоре, и за эти семь лет, пока женаты, вы и семи месяцев не прожили с женой. У вас жены не было, а у меня не было мужа. С таким человеком, как вы, жить невозможно...»