Когда Чехов был избран в земские гласные, он так же внимательно исполнял обязанности, налагаемые этим званием; особенно интересовался вопросами народного просвещения и здравоохранения. Ему, по словам М.П. Чехова, местное население было обязано проведением шоссе от станции Лопасня до Мелихова и постройкой школ в Талеже, Новоселках и Мелихове. Он строил эти школы с увлечением. «Он сам составил для них планы, сам покупал материал и сам следил за их постройкой. Эти школы были его любимым детищем. Когда он говорил о них, глаза его зажигались, и видно было, что если бы ему позволили средства, то он выстроил бы их не три, а множество». Ему обязана целыми транспортами книг таганрогская библиотека. По его мысли была затеяна организация справочного бюро при этой библиотеке. Он принял деятельное участие в народной переписи 1896 г., и это помогло ему изучить мужицкую жизнь во всех ее проявлениях и дало то знание деревни, без которого он не мог бы написать своих «Мужиков». И всюду та же добросовестность, то же серьезное отношение к делу, та же культурная, не крикливая, но упорная борьба с окружающей косностью. Чехову во время переписи самому приходилось и считать, и писать «до боли в пальцах», и читать лекции пятнадцати счетчикам. Счетчики работали превосходно и педантично до смешного, но земские начальники, которым вверена, была перепись уезда, ничего не делали, мало понимали и в трудные минуты отказывались от работы под предлогом болезни. А вот как относился Чехов к постройке школы. «Я, — пишет он Суворину (8 февраля 1897 г.), — в Москве. Поживу немного, дней десять, и уеду домой. Весь пост и потом весь апрель придется опять возиться с плотниками, с конопатчиками и проч. Опять я строю школу. Была у меня депутация от мужиков, просила, и у меня не хватило мужества отказаться. Земство дает тысячу, мужики собрали триста руб. — и только, а школа обойдется не менее трех тысяч. Значит, опять мне думать все лето о деньгах и урывать их то там, то сям. Вообще, хлопотлива деревенская жизнь». Даже во время своей поездки в Париж он прислал в таганрогскую библиотеку более трехсот французских книг, затратив свои средства.
Если Чехов не был политическим деятелем, общественником в тех формах политической борьбы, какие установились в наше время, если он стоял в стороне от партийных организаций, избегал ярлыков и направлений, то он был общественным деятелем в том смысле, который придавала этому понятию его эпоха. Он был требователен. Несколько строк из воспоминаний о нем Горького (в сборнике Общества любителей российской словесности «Памяти А.П. Чехова» 1906, стр. 93—94) ярко характеризуют эту требовательность. Вот как смотрел Чехов на общественного деятеля: «Странное существо — русский человек! — говорил он однажды. — В нем, как в решете, ничего не задерживается... В юности он жадно наполняет душу всем, что под руку попало, а после тридцати лет в нем остается какой-то серый хлам... Чтобы хорошо жить, по-человечески, — надо же работать! Работать с любовью, с верой... А у нас не умеют этого... Архитектор, выстроив два-три приличных дома, садится играть в карты, играет всю жизнь или же торчит за кулисами театра. Доктор, если он имеет практику, перестает следить за наукой, ничего, кроме «Новостей терапии», не читает и в сорок лет серьезно убежден, что все болезни простудного происхождения. Я не встречал ни одного чиновника, который хоть немножко понимал бы значение своей работы: обыкновенно он сидит в столице или губернском городе, сочиняет бумаги и посылает их в Змиев и Сморгонь для исполнения. А кого эти бумаги лишат свободы движения в Змиеве и Сморгоне, — об этом чиновник думает так же мало, как атеист о мучениях ада. Сделав себе имя удачной защитой, адвокат уже перестает заботиться о защите правды, а защищает только право собственности, играет на скачках, ест устриц и изображает собою тонкого знатока всех искусств. Актер, сыгравший сносно две-три роли, уже не учит больше ролей, а надевает цилиндр и думает, что он гений. Вся Россия — страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много и красиво едят, пьют, любят спать днем и во сне храпят. Женятся они для порядка в доме, а любовниц заводят для престижа в обществе. Психология у них — собачья: бьют их — они тихонько повизгивают и прячутся по своим конурам, ласкают — они ложатся на спину, лапки кверху и виляют хвостиками».
Эти строки свидетельствуют о том, что Чехов не всегда был милым и добродушным юмористом, что он умел презирать людей и ненавидеть зло.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |