Высказывания Чехова о Тургеневе разнородны: это, в первую очередь, прямые авторские оценки и суждения о его произведениях, позволяющие рассматривать их как собственно критику писательскую, о чем мы писали в предыдущем разделе нашего исследования.
Большой пласт в эпистолярии Чехова составляют цитации из Тургенева, так называемая «косвенная» критика, реализуемая при помощи различных средств интертекстуальности: реминисценций, аллюзий, пародирования тургеневских текстов, «точечных цитат» и т. д. Этот вопрос, на наш взгляд, также заслуживает отдельного освещения.
Исследователи указывают на широкий спектр возможностей воплощения писательской критики, в том числе посредством интертекстуальных включений.
Так, в статье «Писательская критика Е.И. Замятина» И.М. Попова считает, что текст, заимствованный из первоисточника, представленный в виде интертекста, можно рассматривать как форму авторской писательской критики. По мнению исследовательницы: «Сам факт выбора цитаты уже есть своеобразное критическое суждение, а интерпретация его в новом тексте — это процесс развертывания авторской критики»1.
Это наблюдение, на наш взгляд, приложимо и к другим случаям писательской критики, им можно довольно точно описать характер чеховской рецепции Тургенева, поэтому интертекстуальный анализ еще на один шаг приближает нас к определению места Тургенева в творческом сознании Чехова-критика.
К художественно-стилистическим особенностям писем Чехова также применим тезис А.В. Кубасова: «Насыщенность явными, полускрытыми и глубоко потаенными цитатами, реминисценциями, аллюзиями на чужой текст одна из важнейших особенностей творчества Чехова»2.
В данном разделе мы обратимся к тургеневским цитатам, их смысловым и стилистическим модификациям в эпистолярных текстах Чехова.
В письме к постоянному корреспонденту ранних лет — Н.А. Лейкину от 7 сентября 1886 г. Чехов сообщает о своем отъезде из Воскресенска, цитируя слова из песни «Я в пустыню удаляюсь...» на стихи поэтессы XVIII века М.В. Зубовой: «Сегодня я уезжаю из прекрасных здешних мест» (Чехов, П. Т. 1. С. 257).
В рассказе Тургенева «Контора» из цикла «Записок охотника» на крылечке сидящий парень напевал первые строки этого же романса:
«Э — я фа пасатыню удаляюсь
Ата прекарасаных седешенеха мест...»(Тургенев, Соч. Т. 3. С. 141).
В данном случае нет точных сведений, на кого именно ссылался Чехов: на М.В. Зубову или на Тургенева. Учитывая, что это письмо было написано в период сильного тяготения к Тургеневу, его «Запискам охотника», и созданием собственных рассказов из народной жизни, можно предположить, что Чехов опирался все-таки на Тургенева.
Эпистолярные тексты Чехова показывают, что их автор уделял внимание не только художественным сочинениям Тургенева, но также был хорошо знаком с его корреспонденцией. В библиотеке Чехова в Ялте хранилось «Первое собрание писем И.С. Тургенева. 1840—1883 гг.» с пометами Чехова.
В письме Тургенева к Я.П. Полонскому от 22 февраля (5 марта) 1868 г. Чеховым были отмечены следующие строки: «Не знаю, каковы были твои опыты по этой части — но я, к сожаленью, заметил, что у нас все любительницы литературы принадлежат к разряду рыл и мордемондий» (Тургенев, П. Т. 8. С. 136). Впервые на эти чеховские пометы обратила внимание А.В. Ханило в книге «Чехов в Ялте»3. Исследовательница упоминает рассказ Чехова «Сапоги всмятку», в который перешли выражения из этого тургеневского письма: одно из них он превратил в имя собственное — «Мордемондия Васильевна», а другое несколько видоизменил — «рылиндрон».
Слово «мордемондия» — выдумка, плод фантазии Тургенева, употребляемое в отрицательно-ироническом ключе как характеристика для несимпатичной женщины.
Чехову — любившему хранить в своих записных книжках всевозможные смешные имена, фамилии, прозвища — эти меткие тургеневские выражения очень понравились и прочно вошли в его словарный обиход, что подтверждается частотой их употребления в письмах разных лет.
Так, в письме к Н.А. Лейкину от 19 ноября 1884 г. Чехов сообщает, что посылает рассказы некой писательницы Е.Я. Политковской, которая просила его рекомендации. Заранее понимая, что они вряд ли будут приняты издателем «Осколков», Чехов просит его не возвращать автору рассказы с жесткой формулировкой, а как-то более мягко известить об отказе и в конце снисходительно добавляет: «Поет, впрочем, недурно, но мордемондия ужасная...» (Чехов, П. Т. 1. С. 133).
В письме к М.В. Киселевой, для которой Чехов на протяжении долгих лет был литературным наставником, от 29 сентября 1886 г. писатель делился театральными впечатлениями: «Бываю в театре. Ни одной хорошенькой... Все рылиндроны, харитоны и мордемондий. Даже жутко делается...» (Чехов, П. Т. 1. С. 264).
Текстологи Л.М. Фридкес, Э.А. Полоцкая и Е.Н. Коншина, подготовившие примечания к письмам Чехова в академическом издании, выдвигают версию, что выражение «рылиндроны, харитоны, мордемондий» заимствовано из лексикона бабкинских обитателей, и в качестве примера приводят вышеупомянутый рассказ «Сапоги всмятку»4.
Однако мы склонны считать, что эти словесные конструкции взяты именно у Тургенева, что наглядно подтверждает помета в его письме, сделанная рукой Чехова.
Спустя полтора года в письме от 3 февраля 1888 г. к той же М.В. Киселевой, Чехов выражает недовольство по поводу того, что она отдала свое произведение для публикации в несоответствующий журнал: «Вы отослали свою <...> повестушку Владимиру Петровичу для передачи в какой-то литературный «Рылиндрон»! <...> Делайте теперь, что хотите, обесценивайте литературный труд, сколько угодно...» (Чехов, П. Т. 2. С. 186).
В письме уже позднего периода от 21 декабря 1900 г. к О.Л. Книппер Чехов сообщал о своем времяпрепровождении в Ницце: «Я завтракаю и обедаю в большой компании, почти одни женщины — и всё мордемондий» (Чехов, П. Т. 9. С. 158).
Надо сказать, что во всех приведенных случаях в эти словесные конструкции Чехов вкладывает тот же смысл, что и Тургенев: нелестное определение для заурядной, внешне непривлекательной, не наделенной особыми талантами женщины. Иногда Чехов идет дальше — превращает сочетания из тургеневского письма в имена собственные, которые приобретают самостоятельное значение.
Несмотря на критические отзывы Чехова о романах Тургенева за исключением «Отцов и детей» и финалов, отдельные точечные цитаты из тургеневских романов весьма часто встречаются на страницах чеховских писем.
В процессе работы Тургенева над романом «Новь» для знакомства с революционной молодежью небезынтересными оказались письма, дневники, стихотворения и прочие важные материалы В.Г. Дехтерева, И.И. Дитятина и других, так называемых «новых людей», которые выслала писателю А.П. Философова.
В.Г. Дехтерев, как считают исследователи, стал прототипом сатирического образа странствующего пропагандиста Кислякова в «Нови», который в романе произносит фразу из «социалистического» стихотворения В.Г. Дехтерева: «Люби не меня — но идею!» (Тургенев, Соч. Т. 9. С. 228).
Эта строка, употребленная у Чехова в ироническом ключе, встречается в письме от 10 марта 1889 г. к А.М. Евреиновой: «Я ей напишу так: «Полюби не меня, а идею»... и трону ее этим» (Чехов, П. Т. 3. С. 175).
В этой небольшой строке оригинал у Чехова вновь трансформируется: он меняет вид глагола и вместо союза «но» использует союз «а», за счет чего как бы создается «эффект припоминания».
«Тургеневский дух» сопровождает Чехова не только в периоды литературной работы, но и в его жизненных событиях. Так, в письме к А.С. Суворину от 7 декабря 1889 г., упоминая в череде иных подробностей о своем грядущем тридцатилетии, Чехов обращается к словам Лаврецкого из финальной части «Дворянского гнезда»: «В январе мне стукнет 30 лет... Здравствуй, одинокая старость, догорай, бесполезная жизнь!» (Чехов, П. Т. 3. С. 300).
В эпилоге «Дворянского гнезда» «с печалью, но без зависти, безо всяких темных чувств» (Тургенев, Соч. Т. 6. С. 15»8) звучат слова: «Здравствуй, одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь!» (Тургенев, Соч. Т. 6. С. 158).
Таким же настроением проникнуты и письма Чехова позднего периода: «Мне стукнуло уже 38 лет; это немножко много, хотя, впрочем, у меня такое чувство, как будто я прожил уже 89 лет» (Письмо Чехова к М.П. Чеховой от 16 января 1898 г. Чехов, П. Т. 7. С. 152).
«А знаете, я старею, чертовски старею и телом и духом. На душе, как в горшке из-под кислого молока» (Письмо Чехова к Ф.О. Шехтелю от 26 марта 1893 г. Чехов, П. Т. 5. С. 193).
А.И. Батюто усматривает здесь родственность тургеневско-чеховского мироощущения: «Ощущение старости, «заката» типично тургеневское»5.
Кроме того, вышеприведенная цитата из «Дворянского гнезда», использованная в чеховском письме, — это один из редких случаев, когда первоисточник остается у Чехова без лексических изменений, поскольку «автор <...> интертекста может быть близок А.П. Чехову, может дублировать его оценки, выражать похожие чувства. В этом случае интертекст играет роль повтора, зеркального отражения авторской концепции видения мира, придавая ей типичность, временную перспективу, узнаваемость, поддерживая и усиливая её»6. Однако ситуация меняется, когда Чехов включает или планирует включить цитаты из Тургенева в образный строй своих художественных произведений.
Так, в 1894 году Чехов задумывался над созданием нового драматического произведения, в общих чертах он пересказывал примерный сюжет А.С. Суворину: «Я хочу вывести в пьесе господина, который постоянно ссылается на Гейне и Людвига Берне. Женщинам, которые его любят, он говорит, как Инсаров в «Накануне»: «Так здравствуй, жена моя перед богом и людьми!» Оставаясь на сцене solo или с женщиной, он ломается, корчит из себя Лассаля, будущего президента республики; около же мужчин он молчит с таинственным видом и при малейших столкновениях с ними делается у него истерика» (Письмо к А.С. Суворину от 16 февраля 1894 г. Чехов, П. Т. 5. С. 271—272).
К этому неосуществленному замыслу относится и лаконичный набросок в записной книжке Чехова: «К пьесе: Из Тургенева: Здравствуй же, моя жена перед богом и людьми!» (Чехов, Соч. Т. 17. С. 112. Курсив автора. — Г.Г.). Однако этот планируемый сюжет Чехов оставил и обратился к «Чайке», которая также пестрит отсылками к Тургеневу.
По этим предварительным записям можно выдвинуть несколько предположений: во-первых, Чехов хотел иронически изобразить очередного героя, который играет какую-то не подходящую ему роль, стремясь спрятаться в книжном мире от окружающей действительности. Во-вторых, эта высокопарная, в восприятии Чехова, фраза Инсарова, которую он намеревался вложить в уста своего «господина», явно содержит критику как чрезмерно претенциозная.
Приведем заимствованную Чеховым цитату и посмотрим, каким изменениям она подверглась. В романе «Накануне» в устах Инсарова звучит эта возвышенная фраза, обращенная к Елене: «Так здравствуй же, <...> моя жена перед людьми и перед богом!» (Тургенев, Соч. Т. 6. С. 237).
Интересно подчеркнуть, что в обоих отмеченных примерах Чехов перемещает слова, ставя на первое место «перед богом», а потом «перед людьми». Возникает вопрос: с чем связаны подобные изменения? Чехов цитировал по памяти или перестановка намеренная? Трудно однозначно обозначить причину. Однако вторая версия все же нам представляется ближе к истине. Ведь даже в тех случаях, когда писатель в своих художественных сочинениях обращался к «чужому слову», он стремился сохранить творческую оригинальность и вдохнуть новую жизнь в первоисточник, а иногда и вовсе это часть умелой «литературной игры».
Убедительно, на наш взгляд, интерпретировал эту чеховскую цитату из Тургенева А.Б. Дерман, отметив, что в своих эпистолярных посланиях Чехов иногда пародировал слишком высокие, претенциозные выражения некоторых литературных героев, когда ощущал некий штамп, который «подстерегает писателя больше всего на путях описания сильных чувств, мощных явлений природы, глубоких душевных волнений и т. п.»7.
В подобной «игре» Чехова с тургеневским текстом сказывается творческая полемика, являющаяся одной из существенных особенностей переосмысления им опыта предшественника.
И далее А.Б. Дерман справедливо замечает, что сам Чехов при описании таких серьезных сцен старался делать это без лишней патетики, со свойственной ему простотой. А иногда он создавал некий намеренный дисбаланс, путем резкого снижения торжественного стиля8.
Предельной простотой отличался не только писательский язык Чехова, но и его повседневная речь, это в своих воспоминаниях отметил хорошо знавший Чехова, И.А. Бунин: «Писателя в его речи не чувствовалось, сравнения, эпитеты он употреблял редко, а если и употреблял, то чаще всего обыденные и никогда не щеголял ими <...> К «высоким» словам чувствовал ненависть»9.
Образ тургеневского Инсарова вообще довольно часто появлялся не только в письмах Чехова, но и в его произведениях. Скрыто он присутствует и в рассказе «О любви». Алехин, оправдывая свою нерешительность тем, что он не хотел нарушить привычного течения жизни Анны Алексеевны, что ему в сущности нечего было ей предложить, что в нем нет ничего необыкновенного, рассуждает: «Другое дело, если бы у меня была интересная жизнь, если бы я, например, боролся за освобождение родины, если бы я был необыкновенным человеком, а то ведь из обычной [мещанск<ой>] будничной обстановки пришлось бы увлечь ее в такую же будничную» (Чехов, Соч. Т. 10. С. 72. Курсив наш. — Г.Г.).
Другая цитата из романа «Накануне», привлекшая внимание Чехова, — шутливое обращение Шубина к Увару Ивановичу:
«— О великий философ земли русской! <...> Каждое ваше слово — чистое золото...» (Тургенев, Соч. Т. 6. С. 278).
Эти же слова встречаются в проникновенном письме Тургенева к Л.Н. Толстому от 29 июня (11 июля) 1883 года, где он называет его «великий писатель русской земли»10.
Чехов как внимательный читатель Тургенева не прошел и мимо этого выражения: «Великая актриса земли русской!» (Чехов, П. Т. 6. С. 66) — так он обращается в своих письмах к драматической актрисе К.А. Каратыгиной. (Порой и в письмах к супруге, О.Л. Книппер-Чеховой, он также использовал эти тургеневские слова). А дарственная надпись на подаренной ей же книге Чехова «В сумерках» посвящена «Великой Артистке Земли Русской» (Чехов, П. Т. 12. С. 157).
Инверсия, используемая Тургеневым, а впоследствии и Чеховым, придает ироническое звучание фразе и подтверждает, что последний в данном случае ссылался на Шубина, а не на тургеневское прощальное письмо к Л.Н. Толстому.
Чехов также любил обращаться к заглавиям тургеневских сочинений, которые помогали сообщить адресату нужное настроение.
Так, Н.А. Лейкину в декабре 1886 г. он высылал «святочный рассказ», сообщая о временном перерыве в литературной работе: «Ну-с, значит, прощайте до Нового года. Письма писать буду, а насчет произведений — «довольно!», как сказал Тургенев» (Чехов, П. Т. 1. С. 280).
А в октябре 1888 г., когда Чехов готовил пьесу «Иванов» для публикации в «Северном вестнике» и к постановке в Александринском театре, он писал А.С. Суворину, что если и на этот раз, после значительных изменений, публика не поймет её, то придется написать повесть в духе Тургенева: «Если и теперь не поймут моего «Иванова», то брошу его в печь и напишу повесть «Довольно!». Названия не изменю. Неловко. Если бы пьеса не давалась еще ни разу, тогда другое бы дело» (Чехов, П. Т. 3. С. 15).
Порой тургеневские заглавия приобретали юмористический оттенок, в перефразированном виде они становились к месту сказанной шуткой.
Так, в письме к О.Л. Книппер-Чеховой от 28 октября 1903 г. он писал: «Бунину и Бабурину (т. е. Найденову) передай привет» (Чехов, П. Т. 11. С. 289).
Это шутливое прозвище Чехов дал близким приятелям — И.А. Бунину и С.А. Найденову, обыграв тем самым заглавие рассказа Тургенева «Пунин и Бабурин». Уточнение имеется и в записных книжках Чехова: «Бунин и Бабурин (Найденов)» (Чехов, Соч. Т. 17. С. 149).
Последнее «тургеневское» письмо Чехова от 1 марта 1904 г. из Ялты адресовано Н.Д. Телешову, где он передавал свой прощальный поклон: «Когда увидите Бунина и Бабурина, то поклонитесь им, пожалуйста» (Чехов, П. Т. 12. С. 52).
Это был и последний чеховский поклон писателю, к которому почти в течение четверти века было приковано его внимание; писателю, который сыграл столь значительную роль в становление Чехова-новатора.
На склоне дней с просьбой поклониться беззаветно любимой родине обращался из далекой Франции тяжело больной Тургенев в письме к Я.П. Полонскому: «Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, родине поклонитесь, которую я уже, никогда не увижу»11.
Таким образом, интертекстуальный анализ позволил установить, что тургеневский текст, проявляющийся эксплицитно, зачастую видоизменяется и приобретает самостоятельное значение в эпистолярном наследии Чехова. Это дает основание говорить, с одной стороны, о стойком «текстуальном» интересе Чехова к Тургеневу-художнику, а с другой — о вступлении с ним в сотворчество; и это один из возможных путей выстраивания «отношений» с автором претекста, поскольку «в чеховском повествовании первый автор (автор интертекста) становится «действующим лицом», чеховским соавтором или противником...»12
Примечания
1. Попова И.М. Писательская критика Е.И. Замятина // Материалы IV Всероссийской научно-практической конференции Российского общества преподавателей русского языка и литературы. Нижний Новгород: Изд-во Нижегород. гос. ун-та им. Н.И. Лобачевского, 2002. — С. 187.
2. Кубасов А.В. Проза Чехова: искусство стилизации. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1998. — С. 139.
3. См.: Ханило А.В. Пометы Чехова на книгах Пушкина, Гоголя, Некрасова, Тургенева и Л. Толстого // Чехов в Ялте. Сб. статей. Симферополь: Н. Оріанда, 2016. — С. 154—160.
4. См.: Фридкес Л.М., Полоцкая Э.А., Коншина Е.Н. Примечания // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / [под ред. Н.Ф. Бельчикова и др.]. М.: Наука, 1974. — Т. 1. — С. 454.
5. Батюто А.И. Тургенев и русская литература от Чернышевского до Чехова (Проблема героя и человека). Статья вторая / А.И. Батюто Избранные труды. СПб.: Нестор-История. 2004. — С. 867.
6. Шаталова Л.С., Шаталова Н.С. Интертекст и его функции в поэтике Чехова-новеллиста // Мир науки, культуры, образования, 2017. — № 4 (65). — С. 279.
7. Дерман А.Б. Творческий портрет Чехова <Главы из книги> / А.П. Чехов: pro et contra / [сост., ред. И.Н. Сухих]. СПб.: РХГА, 2010. — Т. 2. — С. 265.
8. Там же.
9. А.П. Чехов в воспоминаниях современников / [сост., подг. текста, коммент. Н.И. Гитович]. М.: Худ. литература, 1986. — С. 490.
10. Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 28 т. Письма: В 13 т. / [под ред. М.П. Алексеева и др.]. Л.: Наука, 1968. — Т. 13. — Кн. 2. — С. 180.
11. Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 28 т. Письма: В 13 т. / [под ред. М.П. Алексеева и др.]. Л.: Наука, 1968. — Т. 13. — Кн. 1. — С. 271.
12. Шаталова Л.С., Шаталова Н.С. Интертекст и его функции в поэтике Чехова-новеллиста // Мир науки, культуры, образования, 2017. — № 4 (65). — С. 279.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |