Примером большого сценического чутья Чехова, тонкой обработки им текста пьесы и заложенного в нем сценического рисунка, может служить одно место пьесы «Дяди Вани», исправленное автором в печатном издании. Так, перепечатывая первоначальный текст пьесы, Чехов изменил конструкцию сцены прощания Елены Андреевны и Астрова в действии IV, сохранив полностью весь материал речевых тем и жестов. Первоначально в сцене был такой порядок:
1. А. просит позволения поцеловать Е.А.; целует ее в щеку.
2. Е.А. обнимает А.; разговор об отъезде; «оба прислушиваются».
3. Речь-монолог А.
4. Е.А. берет со стола карандаш «на память».
5. А. произносит «Finita!»
В измененном виде сцена трактована в иной последовательности тех же элементов конструкции: 3, 4, 1, 2, 5.
Нетрудно увидеть, что в новой трактовке сцены более органически выдержано следование тем и соотношение жеста с речью и с «внутренней» эмоциональной темой. Имеем такую последовательность:
лирическая речь А., как знак «симпатичных» друг к другу (Е.А. и А.) эмоций;
ответ на речь, — на эмоциональный ее тон жестом (Е.А. берет карандаш);
обратный и охватный ток (А. просит позволения поцеловать) — начало прощания;
прощание (А. целует Е.А. в щеку, Е.А. обнимает А. порывисто);
конец прощания — переход к другой теме (разговор об отъезде);
подчеркнутый конец сцены («Finita!»).
Изменение конструкции приведенной сцены было видимо вызвано неправильной трактовкой этого эпизода режиссерами Художественного театра. Так, репетируя пьесу, О.Л. Книппер писала Чехову:
«Меня смущает ремарка Алексеева [Станиславского] по поводу последней сцены Астрова с Еленой: Астров у него обращается к Елене, как самый горячий влюбленный, хватается за свое чувство, как утопающий за соломинку. По-моему, если бы это было так, — Елена пошла бы за ним, и у нее не хватило бы духу ответить ему — «какой вы смешной...» Он, наоборот, говорите ней в высшей степени цинично и сам как-то даже подсмеивается над своим цинизмом. Правда или нет? Говорите, писатель, говорите сейчас же».
Чехов ответил О. Книппер:
«Вы пишете, что Астров в этой сцене обращается к Елене, как самый горячий влюбленный, «хватается за чувство, как утопающий за соломинку». Но это неверно, совсем неверно! Елена нравится Астрову, она захватывает его своей красотой, но в последнем акте он уже знает, что ничего не выйдет, что Елена исчезает для него навсегда — и он говорит с ней в этой сцене таким же тоном, как о жаре в Африке, и целует ее просто так, от нечего делать. Если Астров поведет эту сцену буйно, то пропадет все настроение IV акта — тихого и вялого» (30 сентября 1899 г.).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |