Под влиянием замечаний руководителей Моск. Художественного театра Чехов исключил из окончательного текста пьесы один эпизод во втором акте.
По этому поводу К. Станиславский вспоминает следующее:
«Должен признаться, когда пьеса была прочитана в рукописи, она не произвела впечатления, не была понята. Только по мере того, как шли репетиции, мы начали открывать в пьесе все большие залежи художественных красок.
«Пьеса долго не давалась. Особенно второй акт. Он не имеет в театральном смысле никакого действия и казался на репетициях очень однотонным. Было необходимо изобразить скуку ничегонеделания так, чтобы это было интересно. И это не удавалось... Акт казался нам растянутым, и мы, когда Чехов приехал в Москву, обратились к нему с просьбой разрешить сократить. Видимо эта просьба причинила ему боль, лицо у него омрачилось. Но затем он ответил: — «Что ж, сокращайте...» Уже после нескольких первых спектаклей Чехов изменил конец этого акта, вычеркнув бывшую раньше заключительную сцену, следовавшую за кончающей теперь акт сценою Пети Трофимова и Ани» («Речь», 1914, № 177).
Этот, вычеркнутый из сценического текста и не вошедший ни в одно издание пьесы, эпизод сохранился в автографной рукописи «Вишневого сада». Он следовал после слов: «Аня. Что ж? Пойдемте к реке. Там хорошо. — Трофимов. Пойдемте... (Идут.)» И читался так:
Аня. Скоро взойдет луна... (Уходят.)
(Входит Фирс, потом Шарлотта Ивановна, Фирс бормоча что-то ищет на земле около скамьи, зажигает спичку.)
Фирс (бормочет). Эх ты, недотепа!
Шарлотта (садится на скамью и снимает картуз). Это ты, Фирс? Что ты тут ищешь?
Фирс. Барыня портмонет потеряли.
Шарлотта (ищет). Вот веер... А вот платочек... духами пахнет. (Пауза.) Больше ничего нет. Любовь Андреевна постоянно теряет. Она и жизнь свою потеряла. (Тихо напевает песенку.) У меня, дедушка, нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне кажется, что я молоденькая... (Надевает на Фирса картуз; тот сидит неподвижно.) О, я тебя люблю, мой милый господин. (Смеется.) Ein, zwei, drei! (Снимает с Фирса картуз, надевает на себя.) Когда я была молоденькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала salto mortale и разные штучки, тому подобные. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантка. А откуда я и кто я, — не знаю... Кто мои родители, может, они не венчались... (Достает из кармана огурец и ест.) Ничего не знаю.
Фирс. Мне было лет 20 или 25, идем это я, да сын отца дьякона, да повар Василий, а тут как раз вот на камне человек сидит... чей-то чужой, не знакомый... Я отчего-то оробел и ушел, а они без меня взяли и убили его... Деньги у него были.
Шарлотта. Ну? Weiter.
Фирс. Потом, значит, понаехал суд, стали допрашивать... Забрали... и меня тоже... Просидел в остроге года два... Потом ничего, выпустили... Давно было. (Пауза.) Всего не вспомнишь...
Шарлотта. Тебе умирать пора, дедушка. (Ест огурец.)
Фирс. А? (Бормоча про себя.) И вот, значит, поехали все вместе, а там остановка... Дядя прыгнул с телеги... взял куль... а в том куле опять куль. И глядит, а там что-то дрыг! дрыг!
Шарлотта (смеется тихо). Дрыг! дрыг!
(Слышно, как кто-то идет по дороге и тихо играет на балалайке... Восходит лука. Где-то около тополей Варя ищет Аню и зовет: — «Аня! Где ты!»)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |