Параллельно собиранию материала шел его отбор. Хотя и Чехов и Маркс постоянно называли готовящееся собрание сочинений Чехова полным, оно с самого начала, по своему замыслу, полным не было. В переписке Чехова с Марксом встречаются такие парадоксальные фразы, как, например, следующая из письма Чехова от 12 мая 1899 г.: «Рассказы, которые не пойдут в полное собрание сочинений, я привезу и передам Вам, когда приеду» (XVIII, 151). Если из собрания сочинений заведомо исключались почти две трети произведений, оно никак не могло называться полным. А дело обстояло именно так. К тому времени, когда начало выходить марксовское издание, Чеховым было написано около 750 произведений. В десять томов этого издания, вышедших при жизни Чехова, вошло только 241 произведение, и еще 9 было включено в 12-й том приложения к «Ниве». Впоследствии они вошли в состав XI посмертного тома.
Почему же Чехов, собрав бо́льшую часть своих произведений, не захотел выпустить действительно полное собрание сочинений? Существует мнение, что Чехов пренебрежительно относился к своему раннему творчеству и будто бы даже стыдился его. У Чехова в самом деле есть высказывания, могущие подкрепить подобную точку зрения. Так, в письме к Л.А. Авиловой от 6 апреля 1899 г. Чехов писал: «Присланные Вами рукописи читаю: о, ужас, что это за дребедень! Читаю и припоминаю ту скуку, с какой писалось все это во времена оны, когда мы с Вами были моложе» (XVIII, 132). Однако это высказывание отнюдь не отражает мнения Чехова о всем его раннем творчестве. В одном из предыдущих писем к Авиловой (от 26 феврали 1899 г.) Чехов писал: «Скажите моему переписчику, что я сострадаю ему всей душой. Все мало-мальски порядочные рассказы уже давно выбраны и остались непереписанными только плохие, очень плохие и отвратительные, которые мне нужны теперь только потому, что на основании 6 пункта договора я обязан сдать их г. Марксу» (XVIII, 93). К этим-то рассказам, заказанным переписчику в феврале и полученным от Авиловой в начале апреля, и относятся скорее всего слова Чехова. В письме к А.И. Урусову от 1 февраля 1899 г. Чехов отзывается о своих ранних рассказах гораздо мягче: «Я продал Марксу свои сочинения на веки вечные и уже послал ему для первого тома целый пуд моих «лицейских» рассказов, не вошедших еще ни в один из сборников, мелких, как снетки. И все вместе они похожи на постный борщ со снетками» (XVIII, 54).
«Лицейские» рассказы — это очень выразительное определение. В нем целая гамма отношений Чехова к своему раннему творчеству. Это ни в коем случае не отречение. Свидетельство тому — содержащееся в этом слове сопоставление с ранними стихами Пушкина. Чехов, несомненно, признает за своими ранними произведениями и значение их как школы мастерства, и заключенное в них обаяние молодости. Но писатель, достигший творческой зрелости, отбирает из них только самые, на его взгляд, лучшие, чтобы, выйдя на суд публики с собранием сочинений, впервые представлявшим его творческий путь в целом, ничем не разочаровать читателя. Вполне законное для писателя желание, и Чехову оно должно было быть присуще в тем большей степени, что он один из тех редких писателей, чье зрелое творчество отличается единым художественным уровнем.
Такой подход к отбору произведений для собрания сочинений казался естественным и современникам писателя. Сергеенко, стремившийся принять участие и в издании «с правом совещательного голоса», излагал свой взгляд на проблему отбора следующим образом: «Прежде всего, мне кажется, издание должно быть хорошо проредактировано и вещи сомнительного достоинства отделены безусловно. На требования Маркса не обращай никакого внимания. Делай выбор строго и даже до некоторой степени придирчиво <...> Пусть лучше Маркс бракованные вещи издаст отдельной книжкой и делает из них приложение к «Ниве». Я при переговорах говорил это и могу всегда укорить его перед всей Европой <...>»1.
Маркс, которому, безусловно, было выгодно издать собрание сочинений Чехова как можно в большем объеме2, беспрекословно признал за Чеховым право самому определять состав как всего издания, так и отдельных томов. Только в двух случаях Маркс позволил себе не согласиться с решением Чехова, и то он не требовал, а убеждал. Один случай касается книга «Остров Сахалин». В декабре 1899 г., когда еще не было полной ясности с распределением материала по томам, Маркс запросил Чехова, в какой том поместить «Остров Сахалин»3. В письме от 22 декабря, написанном на имя Ю.О. Грюнберга, Чехов ответил, что по договоренности с Марксом он не включает «Остров Сахалин» в полное собрание сочинений. Однако, если Маркс изменил свое мнение, Чехов соглашался пустить «Остров Сахалин» VIII томом (XVIII, 283). Поскольку до VIII тома было еще далеко, вопрос этот не был решен окончательно. Он снова возник уже в октябре 1901 г. Чехов в письме от 8 октября к Л.Е. Розинеру, заменившему умершего Грюнберга, опять высказал мнение, что «Остров Сахалин» не стоит включать в собрание сочинений, так как это не беллетристика; он считал, что «Остров Сахалин» надо выпустить отдельной книгой (XIX, 145). 13 декабря 1901 г. в связи с выходом IX тома Маркс писал Чехову о том, что к нему поступают запросы, будет ли выпущен X том. «Были также запросы о том, в какой из томов войдет «Остров Сахалин». Почему, в самом деле, — писал дальше Маркс, — не включить его в собрание Ваших сочинений? По объему своему (22½ л.) «Остров Сахалин» мог бы составить целый том, а по содержанию своему представляет ряд очерков, подобные которым всегда включаются в «Собрание сочинений». Мне казалось бы поэтому, что «Остров Сахалин» мог бы быть напечатан теперь в виде десятого тома»4. Чехов ответил согласием и сказал, что возражал только против помещения «Острова Сахалина» в одном томе с рассказами (письмо Марксу от 17 декабря 1901 г. — XIX, 194).
Второй случай касается небольшого рассказа «Из огня да в полымя». В письме от 12 июля 1899 г.5 Маркс писал Чехову, что получил от него большой конверт с рассказами, которые Чехов не хочет включать в собрание сочинений и которые помечены надписью «Не входит в полное собрание сочинений». Однако на одном рассказе — «Из огня да в полымя» — этой надписи не оказалось. Маркс прочел этот рассказ, дал его прочитать жене, а потом главному редактору «Нивы» Сементковскому. Все трое очень смеялись, рассказ им необыкновенно понравился. Поэтому Маркс решился отправить его в набор и теперь просит у Чехова разрешения включить этот рассказ во II том собрания сочинений. Чехов дал согласие, и рассказ вошел во II том.
Таким образом, Маркс свято соблюдал указания Чехова-редактора и, вопреки обвинениям Суворина, не требовал от Чехова «как можно больше рассказов»6.
После смерти Чехова ситуация резко изменилась. Чехова оплакивала вся страна. Газеты писали о том, что Россия давно не видела такого единодушного проявления любви к писателю и скорби в связи с его утратой. Небывало возрос интерес к творчеству Чехова. У читателей появилось естественное желание познакомиться с ним как можно ближе, узнать его полнее. Каждая строка, написанная Чеховым, стала ценностью. В воспоминаниях о Чехове начали появляться первые публикации его писем. Ранние произведения Чехова, разбросанные по многочисленным периодическим изданиям, были недоступны широкому читателю. Учитывая это, книгоиздательство «А.Ф. Маркс» решило выпустить дополнительные тома к изданному собранию сочинений Чехова, в которые включить по возможности все, что не вошло в основные тома, в том числе незаконченные и неопубликованные произведения писателя. Подготовка дополнительных томов к печати была поручена известному библиографу П.В. Быкову.
Сообщение о предстоящем выходе дополнительных томов вызвало отрицательную реакцию у некоторых современников. Сохранились два письма сотрудника газеты «Биржевые ведомости» А.П. Барсукова, собирателя библиографии произведений Чехова, к литературоведу В.В. Каллашу. Барсуков убеждал Каллаша сделать все возможное, чтобы «не допустить умаления литературного имени Чехова изданием хлама»7. «Хламом» он считал все написанное Чеховым до 1890 г., упуская из виду, что сам Чехов включил в собрание сочинений многие произведения 1883—1889 гг. (из 467 произведений 1883—1887 гг. он включил 187, а из произведений 1888 и 1889 гг. не включил только два). Барсуков доказывал, что «сомнительные произведения» Чехова никогда не должны публиковаться. Он совершенно неосновательно, вопреки указаниям самого Чехова, имеющимся в его письмах 1899 г. (которые ему, впрочем, не были доступны), ставил под сомнение все псевдонимы Чехова, за исключением только одного — «Чехонте», и поэтому считал, что составитель дополнительных томов П.В. Быков приписывает Чехову не принадлежащие ему произведения. Но главное, на что упирал Барсуков, — это авторская воля Чехова, который исключил из собрании, по верному подсчету Барсукова, две трети своих произведений.
Интересно, что аналогичные протесты вызвало и в наше время решение издавать Академическое полное собрание сочинений Чехова, руководствуясь жанрово-хронологическим принципом, т. е. не выделяя из общего ряда тех произведений, которые Чехов не включил в марксовское издание. И.С. Зильберштейн в заметке «Так ли надо издавать Чехова?» («Правда», 1967, 23 августа) и К.И. Чуковский в статье «Как же издавать Чехова?» («Правда», 1968, 11 июля) выступили с точно такой же аргументацией, которая содержится в письмах Барсукова. Правда, в отличие от Барсукова, который был вообще против опубликования ранних произведений Чехова, И.С. Зильберштейн и К.И. Чуковский высказались за вынесение этих произведений в отдельные тома. Фактически они предложили повторить марксовское издание, в котором истинная картина эволюции чеховского творчества неминуемо оказывалась искаженной, как в основных, так и в дополнительных томах. Издательство «А.Ф. Маркс» избежать этого недостатка не могло. Современное научное издание сочинений Чехова повторять такую композицию не может.
К.И. Чуковский, который более подробно мотивирует свою точку зрения, пишет о Чехове: «Многие из его юношеских вещей, которые он из-за куска хлеба печатал в разных трактирных листках, можно назвать античеховскими. В них нет ни одной из тех черт, какие были ирисущи позднейшему Чехову, и, напротив, есть много такого, что впоследствии стало ненавистно ему <...> Когда читаешь его ранние вещи «О женщинах», «О женщины, женщины!», «Мои жены», «Моя Нана» и т. д., изумляешься, каким же чудом из этого невыносимо безвкусного автора мог выработаться в течение столь короткого времени могучий и светлый талант, с пушкинским стилем, с благородным и взыскательным вкусом, с высокой поэтической тематикой».
Вот для того, чтобы не просто изумляться, а понять и объяснить это чудо, и надо представить картину раннего творчества Чехова в неискаженном виде, расположив его произведения в том порядке, в каком они были написаны.
Надо сказать, что даже современная Чехову критика не была настолько строга к его раннему творчеству, чтобы не признавать за ним никакой идейно-эстетической ценности. Как уже говорилось, особенно возрос интерес ко всему творческому наследию писателя после его смерти. П.В. Быков имел все основания написать в «Предисловии» к XII тому марксовского издания Чехова: «После смерти Антона Павловича Чехова наша критика неоднократно и вполне основательно выражала сожаление о том, что целый ряд его произведений, разбросанных по разным периодическим изданиям и относящихся большей частью к первым годам его творчества, не вошел в собрание сочинений знаменитого писателя. Совершенно справедливо говорилось, что русскому читателю, многочисленным поклонникам блестящего таланта Чехова ценны и дороги все его произведения, в какой бы период творчества они ни были созданы и как бы ни относился к ранним своим опытам сам взыскательный их автор. Они дороги уже потому, что по ним можно проследить развитие и необыкновенный рост этого тонкого и гибкого таланта, миросозерцание писателя, красной нитью проходящее через все его произведения <...> Ранние произведения Чехова, по отзыву критики, — это все те же «документы пашей общественной жизни», собранные писателем-художником с редким уменьем и тщанием, с одной стороны, освещенные сознательным вдумчивым юмором — с другой, повитые тоской, глубоко западающей в сердце читателя... Надо ли прибавлять, что в этих забытых рассказах много истинно чеховского, что в них сквозит его поэтический образ, мечтательная грусть, тонкая душевная организация и высокоправдивое отношение к нашей действительности»8.
«В те дни, когда жизнь еще не согнала радостной улыбки с лица Чехова, он веселился в литературе, «как молодой бог», и шутил шутками, достойными величайшего из юмористов — Марка Твена», — писала о молодом Чехове газета «Русское слово» (1904, № 192, 12 июля). Вл. Боцяновский и С. Яблоновский воспринимали оба периода чеховского творчества — ранний и зрелый — как взаимосвязанные. Они не видят в Чехове двух разных писателей, одного — бездарного и другого — гениального. «В каждой его строчке, в каждой его миниатюрной картинке, не исключая даже и периода Чехонте, сквозит пессимизм особого рода, мягкий, согретый редкой душевной теплотой пессимизм»9, — писал Боцяновский. «Многие резко разграничивают Чехова «Пестрых рассказов» от Чехова позднейшего периода. Разница, действительно, громадная, но не в сущности, а в приемах <...> Уже в этих юношеских и, казалось бы, не только веселых, но и смешных рассказах, Чехов — глубокий пессимист. Юморист по форме и безотрадный пессимист по сущности»10, — вторит ему С. Яблоновский.
В. Дорошевич в статье о Чехове, написанной по поводу его смерти, раннему творчеству писателя посвятил особый раздел. Он писал:
«Молодого Чехова» вряд ли узнает публика.
Антон Павлович, запретивший Марксу печатать что-нибудь без его, Чехова, просмотра и разрешения, вычеркнул из собрания сочинений «всю свою юность».
А он любил ее.
Любил вспоминать свои злободневные фельетоны в «Осколках», в «Новостях дня» <...>.
Сколько <...> злых и метких характеристик вылилось в свое время из-под пера Чехова.
— Антон Павлович! Зачем вы все это вычеркнули?
Он сам колебался. Ему самому было жаль.
— Я посмотрю... Я подумаю...
А как это было бы интересно.
Посмотреть, как из жизнерадостного, смешливого юноши вышел «поэт печали».
Интересно и в литературном, и в общественном даже отношении»11.
Что касается проблемы авторской воли, то никто не может с уверенностью сказать, что Чехов сам никогда не согласился бы переиздать исключенные произведения. Ведь он успел подготовить только одно собрание своих сочинений.
Кстати, П.В. Быков писал в 1910 г. М.П. Чеховой: «Есть свидетели, при которых Антон Павлович <...> сказал, что «со временем все его вещи должны увидеть свет...» (ГБЛ)12.
Примечания
1. Письмо П.А. Сергеенко к А.П. Чехову от 15 февраля 1899 г. — ГБЛ, ф. 331, к. 58, ед. хр. 48б.
2. В письме от 18 февраля 1899 г. Маркс писал Чехову: «Прежде всего, весьма желательно и важно, чтобы «Собрание» Ваших сочинений было возможно более полное, т. е. чтобы в издание вошло безусловно все Вами написанное, за исключением разве того, что Вы найдете неподходящим для помещения» (ГБЛ, ф. 331, к. 51, ед. хр. 37а).
3. Письмо А.Ф. Маркса к А.П. Чехову от 15 декабря 1899 г. — ГБЛ, ф. 331, к. 51, ед. хр. 37а.
4. ГБЛ, ф. 331, к. 51, ед. хр. 37в.
5. ГБЛ, ф. 331, к. 51, ед. хр. 37а.
6. Суворин А. Маленькие письма. ДХУ. — «Новое время», 1904, № 10179, 4 июля (первое издание).
7. ГБЛ, ф. 331, к. 3, ед. хр. 13.
8. Сочинения А.П. Чехова, т. XII, с. 3.
9. «Русь», 1904, № 200, 3 июля.
10. «Русское слово», 1904, № 184, 4 июля.
11. «Русское слово», 1904, № 183, 3 июля.
12. Опубликовано: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем в 30 томах. Сочинения, т. 1. М., «Наука», 1974, с. 5.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |