После смерти Чехова в альбоме рисунков, сохранившемся в его ялтинском кабинете, был обнаружен небольшой плакат с весьма сомнительной сентенцией: «Если друг просит у тебя книгу, то предложи ему денег, деньги он, может быть, вернет, но книгу — никогда». Для чего и почему писатель хранил этот образец мещанской мудрости, сказать трудно. Одно несомненно — всю жизнь он поступал вопреки этому «афоризму», памятуя о той радости, которую дает человеку общение с книгой.
Первоначальный круг чтения будущего писателя не отличался целенаправленностью. «На столе у гимназистов Чеховых рядом с «Детьми капитана Гранта» лежала ветхая книга — сборник «Пчела». Братья любили рассматривать в «Пчеле» рисунки, изображавшие Кремль и Сухареву башню», — писал один из его биографов1. Впрочем, на чтение не оставалось времени: «сиденье» в лавке отца, церковный хор, уроки... По свидетельству старшего брата Александра, Чехов впоследствии не раз с горечью говорил: «В детстве у меня не было детства»2.
Таганрог в те годы, когда в нем жили Чеховы, являл собою заштатный город, в котором, однако, выходили местные газеты, имелись три гимназии, театр, клубы, две частные библиотеки. Существовали библиотеки в гимназиях и клубах. Городская открылась в 1876 г. Наследующий год Чехов стал ее читателем.
«Знакомство с мировой культурой мальчик Чехов начал с Библии, знакомство с современной умственной жизнью — с газет», — писал А.П. Чудаков, замечая при этом, что «в сведениях о круге чтения Чехова-гимназиста нет никаких следов знакомства с такими, например, журналами, как «Вестник Европы»... не говоря уже об «Отечественных записках». <...> Его газетно-журнальным чтением было то, что тогда называли «малой» прессой»3. Оставшись один после переезда семьи в Москву, он выписывал «Газету Гатцука», весьма характерный образчик такого рода изданий.
На страницах «малой» прессы печаталось множество материалов, представлявших интерес для провинциального гимназиста. Например, описания путешествий в неведомые страны и на далекие континенты, исторические романы, переводные повести и рассказы (как правило, третьестепенных писателей), сообщения, живописующие мир столичной художественной богемы, т. е. именно те произведения, которые были особенно популярны в среде массового для того времени читателя. Но особый интерес у юноши вызывали юмористические журналы: «Сиюминутный иллюстрированный мир юмористического журнала был одним из ранних элементов комплекса художественных впечатлений Чехова», — отмечал упомянутый автор4.
Справедливость этих наблюдений подтверждается воспоминаниями гимназических товарищей Чехова, в частности А.Д. Дросси, так характеризующего круг их тогдашних увлечений: «Наряду с Боклем, Шопенгауэром, которых, как мы тогда думали, нам стыдно было не прочитать, мы запоем читали юмористические журналы «Будильник», «Стрекозу» и др. Я помню, в воскресенье и праздничные дни мы спозаранку собирались в городской библиотеке... и по несколько часов кряду, забывая об обеде, просиживали там за чтением этих журналов, иногда разражаясь таким гомерическим хохотом, что вызывали недовольное шиканье читающей публики»5.
И все же мир Чехова-гимназиста был значительно шире, чем об этом можно было бы судить по приведенным высказываниям. Именно в эти годы Чехов, по словам брата Михаила, «часто посещал театр, любил французские мелодрамы вроде «Убийства Коверлей» и веселые французские фарсы вроде «Маменькиного сынка», много читал. Особенное впечатление на него произвели «Между молотом и наковальней» Шпильгагена и романы Виктора Гюго и Георга Борна»6. Среди прочитанных им книг: «Дон Кихот» Сервантеса и «Фрегат «Паллада»» Гончарова, сочинения Шекспира и Тургенева, научные труды Гумбольдта. С некоторым сомнением следует отнестись лишь к свидетельству о том, что уже в стенах городской библиотеки он познакомился с сочинениями Белинского, Добролюбова и Писарева, поскольку они были изъяты из фондов вскоре после того, как Чехов стал ее читателем.
Если справедливо мнение, что будущий писатель учился на «медные деньги», то с не меньшей достоверностью можно говорить, что на тех же основаниях он пользовался и библиотекой. В начале учебного года Чехов вносил двухрублевый залог, весной забирал его и вновь вносил осенью7. К концу своей учебы в гимназии он был вправе писать младшему брату: «Хорошо делаешь, если читаешь книги. Привыкай читать. Со временем ты эту привычку оценишь» (1, 29)*.
С началом учебы в университете кардинально изменился не только круг чтения Чехова, но появились и специфические библиофильские интересы (впрочем, так до конца и не определившиеся). Еще будучи студентом, он, по словам брата Михаила, стал собирать книги, посещал букинистов, книжные развалы. Случались и неожиданные пополнения личной библиотеки. В 1883 г. умер близкий знакомый Чехова писатель Ф.Ф. Попудогло. По воле последнего его библиотека досталась Антону Павловичу. «Помню, как к нам привезли громадный сундук, набитый книгами <...>, — вспоминал младший брат Михаил. — К сожалению, все это оказалось самым типичным хламом»8. Чехов, по его словам, отложил себе только с десяток книг, из которых народные «Песни», собранные П.Н. Рыбниковым, и «Тишь да гладь» Бибикова отослал впоследствии в Таганрогскую библиотеку. А книга «Командные слова для совершения главнейших на корабле действий» дала писателю материал для роли Ревунова-Караулова в его водевиле «Свадьба».
Вот как описывал чеховское собрание познакомившийся с ним в середине 80-х гг. писатель А.С. Лазарев-Грузинский: «В кабинете Чехова близ входа в его спальню открытые полки с книгами тянулись от потолка. Это была библиотека Чехова, составившаяся на старой московской Сухаревке, положившей начало библиотекам многих московских писателей и журналистов. <...>
Книг в библиотеке жалось друг к другу немало, быть может, до тысячи и даже больше; все они имели очень зачитанный вид. Здесь были старые, разрозненные толстые журналы, отдельные томики разных авторов, имевших некоторое влияние на творчество Чехова; покупалось все это в разное время, понемножку, при получении из редакции более крупного гонорара или аванса; полные собрания сочинений в те времена стоили дорого, и на них у Чехова не хватало денег. Да и помещение ранее не позволяло особенно шириться его библиотеке».
Из книг, ему запомнившихся, Лазарев-Грузинский называл издания ряда известных зарубежных писателей, замечая при этом, что Чехов «любил покупать старинные книги и курьезные, вроде «письмовников»»9.
Со временем библиотека пополнялась дарственными экземплярами, изданиями сочинений современников писателя, медицинской литературой, да и просто новинками. И хотя многие из них были приобретены «по случаю», в целом библиотека отражала интересы владельца. На полках стояли книги любимых писателей, пособия, справочники и т. п. Лазарев-Грузинский называл несколько имевшихся в ней книг, которые были использованы Чеховым при написании собственных произведений.
Чехов не фетишизировал книгу, но его всегда коробило обывательское отношение к ней как к предмету маловажному, не отличающемуся от любого другого товара. «Привожу в порядок свою библиотеку и даю себе слово впредь никому не давать читать книг. Масса раскрадена», — с горечью писал он Н.А. Лейкину 23 апреля 1888 г. (2, 255). Угрозу свою он, понятно, не выполнил. По словам учителя Талашской школы М.Е. Платова, именно Чехов познакомил его с некоторыми запрещенными изданиями, хранившимися у него в библиотеке. Передавая ему брошюру с «Письмом» Белинского Гоголю и «Мелочи архиерейской жизни» Лескова, писатель посоветовал мемуаристу быть с этими книгами особенно осторожным, поскольку их обнаружение грозило большими неприятностями издателям. «Мне как писателю, — добавлял он, — можно иметь для справок любую запрещенную книгу, а публике нельзя»10.
История с покражей книг имела все же какой-то резонанс, иначе бы брат Чехова Иван Павлович не рискнул свидетельствовать, что писатель именно «после домашних краж стал все отсылать в Таганрог»11. Однако с последним утверждением трудно согласиться хотя бы потому, что эти два события разделены значительным отрезком времени. Да и опекать Таганрогскую библиотеку Чехов стал по иным причинам. Но прежде чем рассказать об этом немаловажном эпизоде жизни писателя, следует сказать несколько слов о составе его последней, ялтинской библиотеки с тем, чтобы явственнее представить его собственные читательские вкусы, в какой-то мере отразившиеся на комплектовании библиотеки родного города**.
Переезжая в Крым, Чехов взял с собою небольшое число книг наиболее любимых им писателей, медицинскую литературу и справочные пособия, всего около 160 названий. Большинство книг содержит пометы писателя, на некоторых имеются его экслибрисы (простая наборная этикетка с именем, отчеством и фамилией владельца), многие имеют дарственные надписи авторов. Сделанные рукою Чехова пометы «носят или разъяснительный характер, или исправления текста, или же следы библиографической обработки книги»12.
Из указанных — 36 книг на иностранных языках, преимущественно переводы произведений Чехова. Подобные издания — непременный атрибут интерьера любого писательского кабинета. Так же, кстати, как и сочинения его владельца на родном языке. Впрочем, многие из них нужны были Чехову для работы над корректурой собрания сочинений. Наряду с вырезками и номерами журналов, в которых были опубликованы чеховские произведения, они составляют свыше 60 названий. Другими словами, библиотека в Ялте состояла примерно из полусотни книг, половина приходилась на долю беллетристики. Но это были именно те книги, с которыми писатель не хотел расставаться. Основное ядро библиотеки составляют книги-друзья, помощники в нелегком писательском труде. Однако среди них имеется несколько явно случайных изданий, неизвестно как попавших на полку.
У каждого человека, тем более писателя, свои симпатии, свои оценки. Иногда они совпадают с хрестоматийными понятиями, иногда — нет. Поэтому особенности восприятия той или иной книги раскрывают какие-то новые грани характера интересующей нас личности — больше всего, когда говорится об отношении писателя к сочинениям своих собратьев по перу. В данном случае речь о тех книгах, с которыми Чехов не пожелал расстаться.
Их список открывается сочинениями Пушкина, которого всегда почитали в семье Чеховых. В 1887 г. Чехов лично приобрел изданное А.С. Сувориным первое дешевое собрание сочинений поэта. Издание это очень ему нравилось, но по прошествии какого-то времени он решил приобрести и более достойное. Так в его собрании появляются первые тома академического издания (1900).
Гоголь был представлен лучшим, 10-м изданием сочинений, подготовленным Н.С. Тихонравовым (первые пять томов), два последних тома, подготовленные В. Шенроком и изданные уже А.Ф. Марксом, отсутствовали. В один из томов была вложена брошюра с «Письмом» Белинского Гоголю, та самая, которую он давал в свое время читать учителю Талашской школы. При том, что Чехов считал Гоголя «величайшим русским писателем», горячо любил и почитал, «Письма к губернаторше», как он называл «Выбранные места из переписки с друзьями», «презирал» и целиком солидаризировался с Белинским (4, 270).
Взял он с собой в Ялту и «Сочинения» Лермонтова («Дешевая библиотека», изд. А.С. Суворина, 1891), «Полное собрание стихотворений» Некрасова (1882), все десять томов глазуновского издания «Полного собрания сочинений» Тургенева (1891) и «Собрание писем» писателя, изданное Обществом для пособия нуждающимся литераторам и ученым (1894). Перекочевали в Ялту все 12 томов «Сочинений» Салтыкова-Щедрина (1894).
В отличие от вышеупомянутых писателей, с Л.Н. Толстым Чехов был лично знаком. Их взаимоотношения не были просты, так же, впрочем, как восприятие творчества друг друга. Гениальность Толстого-художника для Чехова была несомненна (хотя он критически относился к отдельным его произведениям). Духовные искания Толстого остались чужды Чехову. Толстой знал об этом и даже как-то раз, по воспоминаниям Ф.А. Страхова, «не захотел дать своих книг Чехову, сказав: «Это ему не нужно»». Комментируя эти строки, публикатор посчитал возможным отметить, что «речь идет, по-видимому, о религиозно-нравственных сочинениях Толстого»13. Тем не менее в ялтинской библиотеке имелось не только десятитомное собрание сочинений Толстого (1886), но и его знаменитая книга «В чем моя вера», изданная в Женеве (1888).
Если о каждом из названных собраний сочинений можно, не боясь ошибиться, сказать, что они принадлежат перу любимых Чеховым писателей, то к их числу никак нельзя причислить хранившееся в библиотеке десятитомное Собрание сочинений Достоевского (1888—1889), приобретенное в свое время в Петербурге. Впрочем, о том, как оно очутилось у него, Чехов сам поведал в марте 1889 г. А.С. Суворину: «Купил я в Вашем магазине Достоевского и теперь читаю. Хорошо, но очень уж длинно и нескромно. Много претензий» (3, 169).
Не вызывает удивления факт нахождения в библиотеке двухтомных Сочинений Г.И. Успенского и пяти первых томов Сочинений М. Горького, выпущенных «Знанием». Они столь же естественны в кругу собранных Чеховым изданий, как сборники Гаршина и Короленко. И того и другого он причислял к любимым писателям.
Остальные произведения изящной словесности, находившиеся в ялтинской библиотеке, крайне немногочисленны. Из русских писателей представлены: С.Т. Аксаков — «Записки об ужении рыбы» (прижизненное издание 1856 г., в данном случае не редкость, а тема книги привлекла внимание Чехова); В.В. Вересаев — «Записки врача» (книга осталась неразрезанной); В.А. Гиляровский — «Забытая тетрадь» (сборник стихотворений, подаренный Чехову еще в Мелихове); К.Р. (великий князь Константин Константинович) — сборник «Стихотворения. 1879—1899» (Спб., 1901); Вл. Ив. Немирович-Данченко — драма «В мечтах» (1902); Н. Пастухов — «Стихотворения» (1862). Скорее всего последняя книга привлекла внимание Чехова личностью автора — бывшего кабатчика, ставшего редактором одной из популярнейших бульварных газет — «Московского листка».
Хранилась в библиотеке комедия некоего А. Лаура «Хохотушка» (1896), а также сборник старшего брата Александра — «Святочные рассказы» (1895).
Еще более узок круг иностранных авторов: Шекспир («Гамлет», «Король Лир», «Макбет»), Гете («Фауст»), Марк Аврелий, Сервантес («Дон Кихот»), Бернарден де Сен-Пьер («Павел и Виргиния»).
Вполне естественно и наличие в этом собрании таких книг, как «Новый завет» (изд. 1870 г.) и «Новый завет в русском переводе» (изд. 1894 г.), «Псалтирь», принадлежавший отцу писателя, «Священная история Ветхого завета» (1839).
Невелико число справочников и календарей, оказавшихся в библиотеке: все семь вышедших к тому времени томов академического «Словаря русского языка»; «Большой всемирный настольный атлас» под ред. Э.Ю. Петри и Ю.М. Шокальского, подаренный А.Ф. Марксом; «Путеводитель по Волге» А. Бесчинского (1903), подаренный составителем; «Практический путеводитель по Волге» Г. Москвича (1903); «Собиратель грибов» Д. Кайгородова (1891), подаренный издателем книги А.С. Сувориным; «Каталог Таганрогской городской библиотеки 1903 года»; «Памятная книжка Академии наук на 1899 год».
Среди научных изданий: «Пушкинские премии» (четвертое присуждение Пушкинских премий. 1888 г.); первый том «Русских летописей», включающих Лаврентьевскую и Троицкую летописи (1846), принадлежавший ранее младшему брату Михаилу; «Русские народные пословицы и притчи» И. Снегирева (1848); две работы, посвященные религиозной проблематике: «Лекции об основных истинах христианской веры» Н. Сергиевского (1872), приобретенные еще в годы студенчества, и сочинение доброго знакомого, известного в те годы публициста Г.С. Петрова «Серафим Саровский» (1903), а также две-три книги, невесть каким путем попавшие в собрание.
Немного книг окружало писателя в последние годы его жизни. Все, что ему посылали и он сам покупал, быстро прочитывались и тут же отсылались в Таганрог. Осталось, видимо, только то, в чем испытывалась повседневная необходимость.
С книгами он расставался легко. Об этом можно судить хотя бы по тому, что в числе переданных изданий оказались и сочинения многих любимых им авторов. Но дело не только в щедрости его дара. Не меньшее значение имел сам факт личного участия писателя в делах библиотеки, придававший ей определенный авторитет. Не ограничивая свою роль простым представительством, он, по сути дела, стал как бы внештатным ее комплектатором.
Насколько ответственно относился Чехов к своим добровольным обязанностям, будет видно из последующего изложения, сейчас лишь следует обратить внимание читателя на рукописный каталог, сохранившийся в его архиве14. Речь идет о двух ученических тетрадях, в которых рукой Чехова перечислены книги, посланные им в дар Таганрогской библиотеке. В них насчитывается 1693 издания (некоторые из них были посланы в нескольких экземплярах, например собственные книги, или же состояли из нескольких томов). Однако каталог следует увеличить еще на 7 книг. Доказательством тому служит сохранившийся список из 8 книг издания 1904 г., посланных писателем в библиотеку. Извещение об их получении прибыло незадолго до последнего отъезда Чехова за границу15. Из них только одна — четвертый том пьес Е. Чирикова (изд. «Знание») — попала в каталог. Это обстоятельство дает основание его датировать весной — началом лета 1904 г. Написан он в «один присест» (о чем можно судить по почерку и чернилам), видимо, на основании предварительных записей, описания в которых располагались в хронологическом порядке по мере отправления посылок в Таганрог.
Невольно возникает вопрос, ради чего писатель потратил столько усилий. Неужели сыграли какую-то роль столь не свойственные Чехову честолюбивые помыслы, заставившие его вдруг проделать на первый взгляд никому не нужную работу. Но эта мысль начисто исключается, поскольку доподлинно известно, что свои филантропические деяния писатель всегда старался скрыть.
Кроме книг, Чехов посылал в тот же Таганрог деньги и ценные дары на нужды различных городских учреждений, в частности приюта16. Он всячески противился афишированию своего имени, даже в стенах библиотеки. Например, долго отказывался прислать фотографию, которая должна была наряду с портретами других замечательных деятелей русской культуры украсить стены читального зала. «В прошлом письме я просил Вас выслать нам Вашу фотографию, — обращаясь к писателю, писал в конце декабря 1897 г. П.Ф. Иорданов. — Ответа по этому поводу не последовало, а потому я вновь повторяю просьбу. Ведь все равно: как мы тщательно ни скрываем, согласно Вашему желанию, Ваше участие в делах библиотеки, тем не менее публика о нем знает, а потому, согласитесь сами, нам неудобно водворять в читальне фотографию Айвазовского и не иметь Вашей»17.
В конечном счете городская дума 15 октября 1899 г. избрала Чехова попечителем библиотеки и просила его не отказать в принятии этого почетного звания. В библиотеке был даже учрежден специальный раздел из книг, пожертвованных писателем18. Вот почему остается предполагать, что. Чехов зафиксировал свод переданных им книг для того, чтобы по нему можно было сверять новые приобретения, вернее, не приобретать книги, имевшиеся в библиотеке. Ведь, кроме подаренных ему изданий, Чехов регулярно посылал в Таганрог книги, купленные на личные средства и деньги городской управы. Книжные посылки в Таганрог шли не от случая к случаю, а регулярно. Печатные же каталоги библиотека выпускала редко, они были неполны и к тому же плохо составлены. Чехову ничего не оставалось, как составить для себя своеобразную библиографическую памятку. Специалист, понятно, сразу увидит ее методическое несовершенство, но она важна не только заключенными в ней сведениями, но и тем, что свидетельствует о глубочайшей ответственности, с которой Чехов относился к добровольно возложенной на себя обязанности.
Мысль о передаче библиотеки городу, «где родился и учился», возникла у Чехова еще в годы сотрудничества в «Осколках». Полушутя, полусерьезно он писал Лейкину, что намерен пожертвовать ее «после своей смерти, т. е. лет через 70—80», и посему просил его подарить свои книги, обязательно с автографом (2, 255).
Однако поездка в Таганрог в августе 1894 г. заставила его несколько поторопиться. Увиденное огорчило писателя. В беседе с одним из своих земляков Чехов говорил и о печальном состоянии городской библиотеки, столь необходимой для подъема культурной жизни города19.
Через две недели после возвращения в Москву Чехов отправил свою первую посылку с книгами для Таганрогской библиотеки. В марте 1895 г. он писал городскому голове К.Г. Фоти: «Посылаю для городской библиотеки книги, в большинстве полученные мною от авторов, переводчиков или издателей. Многие из них, именно те, которые снабжены автографами, имеют для меня особенную ценность, и это обстоятельство объясняет, почему я решаюсь предлагать книги, которые, быть может, уже имеются в нашей библиотеке и не обогатят собою ее каталога» (6, 35).
Причина, побудившая его сразу же послать в дар родному городу, пожалуй, самую дорогую для него часть книжного собрания, вероятно, лежит в процитированном письме к К.Г. Фоти, именно в той его части, где Чехов называет Таганрогскую библиотеку «нашей».
Скептически относясь к некоторым культуртрегерским начинаниям своего времени, он всячески поддерживал предпринимаемое земствами строительство сельских школ и библиотек. Беседуя зимой 1895 г. с одним из земских деятелей — В.Н. Ладыженским, он заметил по этому поводу: «Все это хорошо, и дай бог всякого успеха, но по-настоящему нужны не школки с полуголодным учителем и не аптечки, а народные университеты»20. Однако при скудости средств, выделяемых правительством на нужды народного образования, вряд ли можно было надеяться на появление в близком будущем подобных учреждений. Только общественное участие могло изменить сложившуюся ситуацию. Вот почему в октябре 1896 г. Чехов стал членом Московского комитета грамотности, образованного кружком либеральной интеллигенции, группировавшейся вокруг журнала «Русская мысль» и газеты «Московские ведомости». Правительство весьма подозрительно относилось к деятельности комитета и вскоре его закрыло.
Ужасающее положение, в котором находились народные школы, библиотеки, больницы и т. п., Чехов ощутил с первых дней его медицинской практики. С особой остротой оно раскрылось во время поездки на Сахалин. Вскоре после возвращения, в начале 1891 г., Чехов собирает для сахалинских школ книги. В марте одесский магазин «Нового времени» по его поручению отправляет в порт Корсаков для местной библиотеки 7 ящиков книг (свыше 2000 томов).
Особенно близко с делами земства Чехов соприкасается в Мелихове. Писатель охотно берется за строительство сельских школ, попечительство над народными библиотеками. В конце февраля 1897 г. по просьбе Серпуховской уездной земской управы соглашается осуществлять безвозмездный надзор за предполагавшимися к открытию народными библиотеками при Хатунской и Вельяминовской школах. В дальнейшем был утвержден попечителем первой из них и одновременно попечителем Чирковского училища21. Позднее им была устроена библиотека при Талашской школе. Оказывал он внимание Серпуховской земской библиотеке, в которой и после революции хранились подаренные им книги22. До этого, как известно, он организовал библиотеку при Серпуховской земской больнице (февраль—март 1894 г.) и заботился о ее пополнении23.
Простой случайностью нельзя объяснить общественную активность писателя, и в частности тот факт, что в последние десять лет его жизни заботы о библиотечных нуждах заняли столь большое в ней место. Суть его намерений раскрывает переписка с членом Таганрогской городской управы, а потом и городским головой Павлом Федоровичем Иордановым24.
Как и Чехов, Иорданов по профессии был врачом. Человек интеллигентный, интересующийся если не глубоко, то в значительно большей степени, чем многие из его сограждан, литературой и искусством, он в то же время был крайне честолюбив. К сожалению, это свойство его натуры проявилось и в некоторых из предложенных им проектов, сказалось в характеристиках таганрогских обывателей, да и в отношении к их духовным запросам, которыми он мог и пренебречь, если они не совпадали с его замыслами. Этой черты своего характера он не скрывал, как и своих амбиций (правда, по отношению к Чехову Иорданов всегда был безупречен). Сказанное, возможно, объясняет, почему он так и не нашел душевного отклика у писателя, и все десять лет их переписка носила сугубо деловой характер.
Первые одиннадцать книг, посланных Чеховым в качестве дара Таганрогской библиотеке, то ли не дошли до адресата, то ли по халатности не были оприходованы. Случилось это еще до вступления Иорданова в должность, и он, естественно, не смог ответить Чехову на вопрос об их судьбе. Но, взяв бразды правления библиотечными делами в свои руки, он очень быстро наладил переписку с писателем, аккуратно сообщал ему о получении посылок, попутно информировал о своих планах и намерениях, о желательности приобретения тех или иных книг. Нужно отдать ему должное и в другом. Он довольно точно, хотя и несколько высокопарно, определил значение возникшего сотрудничества: «Ваш щедрый дар, — писал он Чехову, — привлек интерес к библиотеке и в публике, и в городском общественном управлении, и благодаря Вам скоро наша библиотека займет видное место в ряду публичных библиотек»25.
Следует сразу же оговорить то обстоятельство, что, хотя Иорданов довольно часто указывал на желательность приобретения того или иного издания, инициатива в подавляющем большинстве случаев исходила от Чехова. Подбирая книги для библиотеки, он внимательно следил за вновь выходящей литературой, отдавая предпочтение тем из новинок, которые в наибольшей степени удовлетворяли интересы широкого круга читателей.
В этом, пожалуй, и заключалось основное отличие двух потоков книжных поступлений. В первом случае речь шла о заказанных изданиях, во втором — посылаемых в качестве дара. Последние, как уже отмечалось, состояли в значительной степени из книг, принадлежащих перу знакомых авторов или писателей, особо симпатичных Чехову. Поэтому неудивительно, что в числе первых же книг, отправленных в Таганрог, оказалось собрание сочинений любимого им «писаки» Н.С. Лескова: «Лескова посылаю своего, только, извините, не в переплетах и без VI тома! — писал Чехов Иорданову. — Этот том запрещен. Я положил его в пакет и написал, что он принадлежит Таганр<огской> город<ской> библиотеке; это редкость, которая со временем будет стоить очень дорого» (6, 234).
«С удовольствием могу Вам обещать, что VI том Лескова буду хранить в библиотеке так, что о нем никто, кроме меня и Вас, знать не будет: он будет храниться в моем шкафу, в котором хранятся книги, изъятые из обращения на основании закона от 1 января 94 г.», — отвечал обрадованный Иорданов26. Речь шла о тех самых «Мелочах архиерейской жизни», которые в свое время писатель давал читать талашскому учителю.
Нужно отдать должное Иорданову: будучи человеком либеральных взглядов, он всячески оберегал библиотеку от, по его выражению, «кастрации» фондов. Какое-то время ему это удавалось, но весной 1904 г. по распоряжению Главного управления по делам печати полицейские власти изъяли из библиотеки многие издания, подаренные в свое время Чеховым. В их числе оказались книги Гаршина, Златовратского, Каронина, Короленко, Станюковича, Л.Н. Толстого (XII том его собрания сочинений) и других авторов27. Сообщение Иорданова не могло не огорчить писателя, однако оно не нарушило их сотрудничества; регулярные поступления из столичных магазинов весьма интенсивно заполняли лакуны ее фондов. Иорданов имел все основания утверждать: «Теперь в нашей библиотеке есть все, что можно требовать от библиотеки небольшого города»28. И не без гордости добавлял: «Библиотека хорошеет с каждым днем: уже она первая в городе, т. е. опередила и клубные и гимназические, а между тем еще так недавно она была мизерней из всех». Правда, тут же он вынужден был признаться в том, что «цифры абонентов и читателей в библиотеке еще малы». Причиной тому была не столько конкуренция со стороны других библиотек, сколько общественная апатия. «В последнее время жизнь в Таганроге совсем замерла», — с горечью отмечал Иорданов29.
Деятельность Чехова не ограничивалась помощью в формировании библиотеки. Он принимал самое горячее участие в ее обустройстве и повседневной деятельности. Основной принцип комплектования, предложенный Чеховым, заключался в ясно и четко выраженной программе — приобретать только то, что необходимо библиотеке. Отсюда отказ от «роскошных» иллюстрированных изданий и литературы, которая, по мнению Чехова, для городской библиотеки была не более чем «дорогая, приятная мебель, которою боязно пользоваться, чтобы не испортить» (6, 234). В то же время по его предложению был открыт справочный отдел, комплектование которого требовало значительных средств, а также отделы иностранной литературы и книг с автографами.
По мысли Чехова, именно справочный отдел должен был привлечь в библиотеку деловую публику, сделать ее необходимой принадлежностью коммерческой жизни города.
Поначалу он рекомендовал, если таковых не имелось, приобрести важнейшие справочные издания: «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» (выходил с 1890 г.), «Настольный энциклопедический словарь» Т-ва А. Гранат и Ко (1891—1895) и «Русский энциклопедический словарь» И.Н. Березина (1873—1879). Среди названных Чеховым изданий: «Вся Россия» А.С. Суворина, 36 выпусков «Larousse», а также широко известные библиографические труды С.А. Венгерова «Критико-библиографический словарь русских писателей и ученых» и «Русские книги» (последнее издание было решено приобретать, а с первым повременить)30.
Не меньшее значение писатель придавал созданию системы каталогов. К сожалению, в библиотеке долгое время не было мало-мальски грамотного в профессиональном отношении сотрудника. Один из таких горе-библиотекарей умудрился для удобства расстановки книг составить конволюты из сочинений различных писателей, да так их подобрать, что Чехову ничего не оставалось, как просить Иорданова передать ему, чтобы он «всех авторов, переплетенных по двое — по трое, отпустил на волю; Софокла отделил бы от Мясницкого, Шекспира от «Жильца с тромбоном»» (7, 230). Более того, писатель был вынужден учить библиотекаря, как описывать книги: «Записывая книги в каталог, не упускайте писать относительно каждой, чье издание, и какого года, и чей перевод». Неудивительно поэтому, что, ознакомившись с печатным каталогом библиотеки, Чехов более чем огорчился: «...каталог ужасен, — писал он Иорданову. — Я стал было исправлять, но скоро бросил: он неисправим. Какая каша! Вагнеров пять, Никольских четыре, Плещеевых два, но все они свалены в одну кучу, отделы перепутаны» (7, 229—230).
Чехову ничего не оставалось, как просить Иорданова не выпускать нового каталога до его приезда в Таганрог. Писатель собирался специально остановиться в городе на пару дней, чтобы заняться его составлением, но обстоятельства заставили его отказаться от этого намерения, и в качестве образца он послал описание ялтинской библиотеки. «Каталог составлен очень хорошо, и я сожалею, что у меня его не было раньше, до напечатания нашего каталога. Он мог бы послужить нам образцом», — благодаря Чехова, писал Иорданов31. Справедливости ради следует сказать, что при составлении каждого очередного каталога Иорданов советовался с Чеховым и во многом руководствовался его предложениями.
Но далеко не всегда писатель и его адресат сходились во мнениях, особенно когда речь шла о будущем городской библиотеки. Иорданов, одолеваемый грандиозными замыслами, мечтал построить для нее новое здание, в котором «могла бы поместиться и народная читальня и зала для народного чтения»32. Его намерения более четко определились в самом конце века, когда возник проект перестройки городской библиотеки с тем, чтобы объединить ее в одном здании с театром на манер столичных народных домов. Чехов, исходя из функциональных различий этих учреждений, выразил свое несогласие с проектом, продемонстрировав искреннюю озабоченность делом, казалось бы, для писателя не таким уж важным. Он писал журналисту А.Б. Тараховскому: «...народная читальня и народный театр должны иметь свое помещение, а городская библиотека — свое. Просветительные учреждения не следует концентрировать в одном месте, нужно их разбрасывать по городу — это раз. Во-вторых, следует бояться тесноты, толкотни, надо бояться шума, который нужен в театре и так мешает в библиотеке. <...> А главное... городская библиотека, как книгохранилище, должна занимать свое собственное просторное, привлекательное для публики помещение, и должна быть уверенность при этом, что по мере надобности помещение библиотеки можно будет расширять...» (8, 314).
Пренебрежение интересами читателя, стремление к помпезности ради ложно понятого патриотизма раздражали Чехова, но в силу сложившегося положения вещей с амбициями Иорданова приходилось считаться. Особенно явственно они проявились в истории создания городского музея и подготовке к празднованию двухсотлетия со дня основания Таганрога. С помощью Чехова Иорданову удалось связаться с М.М. Антокольским, проживавшим в то время в Париже, и тот безвозмездно передал городу копию своей знаменитой скульптуры Петра I. Отлитая в бронзу, она украсила Таганрог.
Как известно, аппетит приходит во время еды. Иорданов посчитал, что теперь городу не хватает лишь собственного музея, и он методично стал забрасывать Чехова просьбами о содействии в этом направлении. Писатель подключил к хлопотам И.Е. Репина, и не без участия последнего Академия художеств и Археологическое общество согласились оказать помощь будущему музею, правда, обусловив передачу картин и других экспонатов выделением гарантированных и планомерных ассигнований на его содержание. Условия базировались на уставе этих учреждений, но Иорданов необходимыми средствами не располагал, почему и решил пойти на некоторые хитрости, чтобы обойти неудобные для него положения. Своими планами он поделился с Чеховым: «Академию я обойду: я сократил (и Дума на это согласилась) ассигновку на содержание библиотеки на 500 р. и внес эту сумму на пополнение музея. Об этом я извещу Академию, т. е. исполню ее требование, чтобы на пополнение музея город давал хоть 500 рублей»33
Письмо это, датированное 4 февраля 1902 г., надо полагать, вскоре дошло до Ялты, не на шутку встревожив писателя. Беспокоясь за судьбу библиотеки и понимая, что указывать Иорданову на опрометчивость его поступка бесполезно, Чехов избрал иную форму поддержки библиотеки. Сразу же по прочтении письма он на небольшом листе бумаги написал завещательное распоряжение в ее пользу, о чем в тот же день известил сестру. Вот текст, писанный рукой Чехова, но не вошедший в полное собрание его сочинений.
«Деньги из кассы взаимопомощи литераторов и ученых завещаны мною Таганрогской городской библиотеке, оне будут выданы городской управе по востребованию.
А. Чехов
7 февраля 1902 г.»34
Выполняя волю покойного писателя, родные придали завещанию законный характер, заверив его 4 августа 1904 г. у нотариуса.
Не следует, вероятно, думать, что Чехов не сочувствовал идее создания городского музея. Он лишь опасался за судьбу библиотеки, которая для него всегда выступала в роли аккумулятора человеческих знаний, посредника между ним и его читателями. Как и всякий писатель, он видел конечную цель своей деятельности в обнародовании своих произведений, поскольку в книге наиболее осязаемо проявлялась значимость его труда. Отсюда равная заинтересованность в ее издании, хранении и распространении. Но отсюда — и равная требовательность к издателям и хранителям книг, и к себе как их автору. Эта взыскательность сказалась в том, как всесторонне, до мелочей, обдумывал он тип издания книги, ее объем, структуру, формат, тщательно отбирал произведения для публикации, стремясь предстать перед читателями наиболее значительными произведениями. Требовательность определяла не только характер авторедактирования, но и форму рекомендации книги читателю, что видно из того внимания, которое уделялось им полиграфическому оформлению книги, даже ее названию.
Если в названиях его ранних книг легко усматриваются элементы экстравагантности и игры («Шалость», «Сказки Мельпомены», «Невинные речи», «Пестрые рассказы»), а то и просто эпатажа («Шалопаи и благодушные»), то, уверившись в симпатиях широкого читателя, Чехов начисто отказался от подобного рода рекламы и вообще образных названий («В сумерках», «Хмурые люди») в пользу заглавий, обозначающих жанр включенных в книгу произведений. Столь же решительно он отказался от рисованных обложек, хотя в свое время испытывал удовольствие от работ брата Николая и его друга Ф.О. Шехтеля. Скрывая за шуткой свои истинные чувства, он, например, писал об обложке «Пестрых рассказов»: «Виньетка для книги готова и отдана в цинкографию. Вышла она так хороша, что я ахнул и умилился» (1, 200).
Чехов никогда не был равнодушен к книге. Она интересовала его как таковая, он чувствовал гармонию оформления собственных произведений. В отличие от многих собратьев по перу он считал своим долгом служить книге, понимая, что она послужит и ему и его народу.
Примечания
*. Все ссылки даются на издание: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма. М., 1974—1983. Первая цифра (в тексте и скобках) обозначает том, последующие — страницы.
**. Всех, интересующихся темой «Чехов-читатель», отсылаем к статье: Жабицкая Л. «Буду изучать Вашу манеру» (А.П. Чехов) // «Они питали мою музу...»: Кн. в жизни и творчестве писателей. М., 1986. С. 132—153.
1. Роскин А.И. Биографический очерк // Чехов А.П. Избр. произведения. М., 1935. С. 15.
2. Чехов А.П. Из детских лет А.П. Чехова // Чехов в воспоминаниях современников. 3-е изд., доп. М., 1954. С. 55.
3. Чудаков А.П. Чехов в Таганроге: Лит. хроника. М., 1987. С. 35, 37.
4. Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов: Книга для учащихся. М., 1987. С. 48.
5. Дросси А. Юношеские годы А.П. Чехова // Приазовская речь. 1910. 16 янв.
6. Чехов М.П. Вокруг Чехова: Встречи и впечатления. М., 1980. С. 55.
7. Андреев-Туркин М. Чехов в Таганроге // Чехов и наш край. Ростов н/Д., 1935. С. 42; Громов Л.М. А.П. Чехов и Таганрогская библиотека // Дон. 1946. № 1. С. 140—149.
8. Чехов М.П. Указ. соч. С. 79.
9. Лазарев-Грузинский А.С. А.П. Чехов // Чехов в воспоминаниях современников. С. 113—114.
10. Авдеев Ю.К. О чеховском Мелихове. М., 1984. С. 182.
11. Балухатый С. Библиотека Чехова // Чехов и его среда. Л., 1930. С. 201.
12. Сысоев Н.А. Чехов в Крыму. 3-е изд., испр. и доп. Симферополь, 1954. С. 109—134.
13. Л.Н. Толстой и его близкие. М., 1986. С. 106.
14. ЦГАЛИ, ф. 549, оп. 1, д. 187.
15. ГБЛ, ф. 331, к. XX, д. Д-1, л. 7.
16. Там же, к. 46, д. 32в, л. 1.
17. Там же, д. 32а, л. 24.
18. Гитович Н.И. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. М., 1955. С. 387.
19. Шиллер из Таганрога (А.Б. Тараховский). Из воспоминаний об А.П. Чехове // Приазовский край. 1904. 11 июля.
20. Ладыженский В.Н. Из воспоминаний об А.П. Чехове // О Чехове. М., 1910. С. 138.
21. Гитович Н.И. Указ. соч. С. 287, 450, 458, 459, 476.
22. Лит. наследство. М., 1960. Т. 68. С. 284.
23. Фаусек В.А. Мое знакомство с А.П. Чеховым // Утро. Харьков. 1909. 2 июля.
24. ГБЛ, ф. 331, к. 46, д. 32а—г; ЦГАЛИ, ф. 549, оп. 1, д. 187.
25. ГБЛ, ф. 331, к. 46, д. 32а, л. 1.
26. Там же, л. 13.
27. Там же, д. 32г, л. 33.
28. Там же, д. 32а, л. 20.
29. Там же, д. 32в, л. 26; д. 32г, л. 36.
30. Там же, д. 326, л. 24.
31. Там же, д. 32г, л. 33.
32. Там же, д. 32а, л. 5.
33. Там же, д. 32г, л. 2.
34. Там же, к. 79, д. 12, л. 3.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |