5.3. Воспоминания Ф.А. Щербины

Ф.А. Щербина (1849—1936) — ещё один кубанец, видевший Антона Павловича Чехова и сохранивший память об общении с ним. Текст его воспоминаний, впервые появившийся в одесском журнале «Южные записки» (1904. № 44. С. 57—61) под заголовком «Кавказские письма. А.П. Чехов о казаках», в 2000-е гг., в связи с интересом к наследию выдающегося российского статистика, социолога, кубанского казачьего историка и этнографа¹, опубликован снова² и включен в четвёртый том собрания сочинений Щербины под заголовком «Памяти Чехова»³.

Летописец Кубанского казачества, основоположник русской бюджетной статистики, первый в России земский историк, Ф.А. Щербина много лет (1884—1903) заведовал статистическим отделением Воронежской губернской земской управы. Его знакомство с Чеховым состоялось в 1892 г. во время организации помощи голодающим крестьянам. Голод 1891—1892 гг. охватил основную часть Черноземья и Среднего Поволжья — 17 губерний с населением 36 миллионов человек. На беду откликнулись правительство, различные благотворительные союзы и общества, частные лица. С целью организовать посильную помощь населению А.П. Чехов вместе с А.С. Сувориным 3—12 февраля 1892 г. посетили Воронеж и Воронежскую губернию, где встретились с губернатором, с деятелями земства и народного образования, труппой местного театра, побывали на конном заводе и в других местах⁴. Именно в эти дни произошло знакомство Щербины с Чеховым. Ф.А. Щербина к тому времени был уже известен как учёный, составившим и отредактировавшим 66 томов по Воронежской земской статистике. Его труды в области изучения крестьянских хозяйств удостоены наград: золотой медали Русского географического общества (за книгу «История воронежского земства», 1891) и премии от Академии наук⁵. Щербина был знаменит на всю Россию и книгой «Краткий исторический очерк Кубанского казачьего войска»⁶, за которую получил от Александра III бриллиантовый перстень⁷.

Встречу двух писателей предопределили не только известность Щербины и его роль в воронежском земстве, но и, некоторым образом, круг общих знакомых, прежде всего — В.Г. Короленко (1853—1921), который был близок и любим обоими. Короленко был другом Щербины ещё по Петровской академии, в которую поступил на год позже будущего статистика. Друзья поддерживали переписку и, в конце концов, их семьи купили два участка земли по соседству друг от друга — в Джанхоте. Встречались они и в местечке, где были расположены их кавказские именья, и в Полтаве.

В некрологической заметке «Памяти Короленко» Щербина нашёл для старого друга самые теплые и сердечные слова:

«Я имел полную возможность узнать, кто был В.Г. Короленко как человек, писатель и идейный деятель. У меня сложилось мнение, что такую цельную, устойчивую и нравственно законченную натуру, какой обладал этот человек, трудно было найти в ряду деятелей его положения и интеллектуального ценза. <...> Это был непримиримый противник насилия, изуверства и мракобесия, никогда не сходивший с позиций правды и гуманности. И за этой стойкостью активного противления злу живым правдивым словом ещё с большей яркостью выделился образ человека незлобивого, уравновешенного, сердечного, любящего людей и заботившегося о них при малейшей возможности к тому.

В моей долголетней жизни остались такие впечатления только от двух ещё наших писателей. Это был Г.И. Успенский и А.П. Чехов. Мне тогда казалось, что оба они близко стояли к В.Г. Короленко по своей нравственной природе как люди гуманно-проникновенные по самому своему естеству. Но Успенского и Чехова я мало знал»⁸.

О взаимоотношениях Чехова и Короленко писали Г.А. Бялый⁹, М.П. Громов¹⁰, З.С. Паперный¹¹, М.Л. Семанова¹². В Чеховской энциклопедии этому вопросу посвящена отдельная статья С.В. Тихомирова¹³. Переписка между писателями, начало которой положило знакомство в 1887 г., не прекращалась до кончины Антона Павловича. Известны 17 писем Чехова и 12 писем Короленко¹⁴. Чехов высоко ценил Короленко как писателя и человека, они совместно участвовали в сборнике «Памяти В.М. Гаршина», вместе отказались в 1902 г. от звания Почётных академиков, протестуя тем самым против отмены избрания М. Горького. В книгах Короленко, хранящихся в личной библиотеке Чехова, некоторые страницы испещрены редакторской правкой Чехова¹⁵.

В дневнике Короленко есть запись: «Вчера из Новороссийска мне прислали телеграмму: в Баденвейлере (Шварцвальд) умер от чахотки А.П. Чехов. Я знал Чехова с 80-х годов и чувствовал к нему искреннее расположение. Думаю, что и он тоже. Он был человек прямой и искренний, а иные его обращения ко мне дышали именно личным расположением. В писательской среде эти чувства всегда очень осложняются. Наименее, пожалуй, сложное чувство (если говорить не о самых близких лично и по направлению людях) было у меня к Чехову, которое я к нему испытывал, без преувеличения можно назвать любовью»¹⁶.

Во время встречи с Чеховым в 1897 г. в редакции «Русской мысли», когда Короленко был болен, он вспоминает: «Чехов расспрашивал меня со вниманием товарища и врача»¹⁷.

Примечательно, что именно состояние здоровья Щербины явилось поводом для начала разговора между ним и Чеховым. Зимой 1892 г. Щербине нездоровилось, а большой объём работы не давал возможности передохнуть:

«Наше знакомство началось с медицинских советов А.П., которыми он начал разговор. Мягко, но серьёзно он советовал мне принять меры лечения и, казалось, для большей убедительности несколько раз повторял с улыбкой: «Ведь я тоже врач»»¹⁸.

Чехов-врач — отдельная большая тема, имеющая свою библиографию¹⁹. Чтобы представить масштаб медицинской работы писателя, достаточно вспомнить о санитарной работе во время эпидемии холеры летом 1892 г.:

«Взяв на себя обслуживание 26 деревень, окружающих Мелихово, Чехов дал возможность участковому врачу В.А. Павловской из Солнышевской больницы... обратить внимание на скверно обслуживаемую северо-западную часть уезда, а врачу А.А. Кашинцеву... заняться восточным районом. Кроме обслуживания 26 деревень, Чехов принял на себя наблюдение за двумя ситценабивными фабриками, одним овчинным и одним сафьяно-лаичным заведением, расположенным в селе Крюкове; в селе Угрюмове, которое тоже вошло в участок Чехова, размещались одна ситценабивная и две перчаточных фабрики. Писатель взял на себя также обслуживание монастыря в Давидовой пустыни»²⁰.

11 ноября 1893 г. Чехов пишет А.С. Суворину: «Летом... лечил, ездил к больным, ожидал холеры... принял 1000 больных, а в свободное от медицины время читал или приводил в порядок свой громоздкий «Сахалин»» (П V, 243).

В письмах Чехова к разным лицам можно найти много врачебных советов²¹, рассказами о Чехове-докторе полны воспоминания его друзей и близких. Эту особенность подчёркивает и автор первого (опубл. в 1916 г.) монографического исследования о Чехове:

«Сохранились показания не одного из знавших его о том, что иногда он не без гордости подчёркивал, что он по образованию врач, ценил в себе эти медицинские знания, и это полностью занесено им самим в свой автобиографический набросок»²².

Ф.А. Щербина хорошо понимал, что перед ним человек, к которому прислушивается вся Россия, и не преминул перевести разговор на более значительные темы.

«В ту пору, как известно, в публике широко было распространено мнение о «безразличии» Чехова, об отсутствии у него широкого и законченного мировоззрения на русскую жизнь и ближайшие её задачи»²³. Действительно, основания для такого замечания у Щербины были. При жизни Чехова видные публицисты укоряли его в индифферентизме. Особенно ярко прозвучало «пророчество» (1886 г.) Скабичевского: если Чехов пойдет по избранному им пути, то ему суждено умереть в полном забвении где-нибудь под забором. Хотя на самом деле всё обстояло иначе: на чеховский талант возлагали большие надежды, его ободряли, ему писали письма поддержки²⁴, хлёсткие фразы запоминались как ярлык. В своё время, составляя книгу о Чехове, К.И. Чуковский хотел озаглавить раздел, посвящённый рецензиям и статьям о писателе, «Двадцать лет непонимания»²⁵.

Щербина пишет:

«Оказалось, что Чехов имеет свои и очень определённые взгляды на крестьянина и его среду, но взгляды эти выражал кротко и просто, без излюбленных терминов и иностранных слов, на которые бывают так падки люди, щеголяющие терминами и мудрёными словами в ущерб идеям. Выходило как-то не по-книжному»²⁶.

Действительно, активную позицию человека, положившего столько сил на помощь людям, вряд ли можно назвать равнодушной. С самого начала голода Чехов, невзирая на обострения туберкулёза, принимал активное участие в помощи людям. В письме А.И. Смагину 11 декабря 1891 г. читаем:

«Я сижу безвыездно в Москве, но между тем дело моё в Нижегородской губ. кипит! Я вместе со своим приятелем земским начальником... в самом глухом участке Нижегор. губ. ...скупаем лошадей и кормим, а весною возвратим их хозяевам» (П IV, 320).

В разговоре с людьми Чехов всегда старался найти и подчеркнуть нечто общее, что было между ними. Не стал исключением и разговор со Щербиной:

«Узнав, что я кубанский казак, и что моя родина находится в Ейском отделе (уезде), Антон Павлович живо заметил:

— Значит, мы с вами земляки? Я если не казак, то сосед казаков... из Таганрога.

— Знаю я ваш мёртвый город, — ответил я Чехову. — Он хоть через море, но мне рассказывали, что бывают случаи, когда утром в ясную погоду, «при чистом воздухе» из Ейска виднеется Таганрог, точно белые палатки.

— Верно, верно, — подтвердил А.П., — и я об этом слышал, хотя не могу себе представить, можно ли на таком расстоянии через Азовское море видеть из одного города другой? А вот, что Таганрог кажется мёртвым, безжизненным — это верно...»²⁷

Трудно сказать, что имел в виду Чехов, говоря о Таганроге как о мёртвом городе. В этой связи примечательна запись в дневнике А.С. Суворина, проезжавшего мимо Таганрога в 1875 г. (Чехов тогда ещё жил в родном городе, который навсегда оставил только в 1879 г.).

«Таганрог — известковая мостовая, пыль невыносимая. Смотря в бинокль на город, я увидел, что здания как будто покрыты снегом — что это было? Спрашиваю господина, который сел в Таганроге, — извёстка. Ездить невозможно — рытвины. После дождя наполняются водою; лошадей уводят, экипажи — в манеж. Поверите ли, нынешней весною один пассажир, поехавший со станции в город, до смерти убился. Извозчик думает — лужа, а это целая пропасть. Хороший камень можно достать верст за 60 по железной дороге»²⁸.

Разговор, начатый медицинскими советами, быстро перешёл на темы, волновавшие обоих, — голод, бедствующие крестьяне, и, при обилии земли, бедность основой массы донского и кубанского населения — «взгляды Чехова на сословность в казачестве». Как оказалось, вопросы эти для Чехова не были праздными. Мемуарист был неожиданно для себя удивлён глубине понимания Чеховым обсуждаемого вопроса: «И тут именно покойный писатель высказал такие знания и представления о казаках, каких, признаюсь откровенно, я не ожидал от него»²⁹.

Чехов и казачество — сама по себе обширная тема, которая только недавно привлекла внимание чеховедов³⁰. Чаще всего казачья тематика в творчестве писателя связывается с такими произведениями, как «Казак» (1887), «Степь» (1888), «Печенег» (1897).

Мотив казачества, связанный с темой вольности, отмечали в одном из последних произведений Чехова рассказе «Невеста» Цилевич³¹ и Звиняцковский³².

Судя по тому, как описаны казаки в произведениях Чехова, исследователи чаще всего утверждают, что Чехов относился к казакам негативно или, по меньшей мере, иронично. Этот вывод правомерен относительно героя рассказа «Печенег», но его нельзя распространять в целом на отношение самого писателя к казачеству.

Некоторые знакомые называли Антона Павловича казаком. В письме А.Д. Курепина к Чехову читаем: «Слава богу: отозвался казак... А я думал, что Вы всё еще не вернулись с каторги» (П IV, 570). В воспоминаниях о Чехове И.Л. Леонтьев-Щеглов отметил его «чисто хохлацкую замкнутость» и сказал, что писатель «по своей хохлацко-казацкой натуре был далёк от педантичности Вольфганга Гёте»³³. Тут прежде всего имелась в виду украинская кровь, которая текла в жилах писателя благодаря предкам-малороссам с отцовской стороны. Но жизнь среди Донских казаков, тесное общение с ними, не могли не оказать своего влияния на Чехова.

В своих письмах писатель интересуется присоединением Таганрога к области Войска Донского, имевшим место в 1887 г. (письмо к дяде М.Е. Чехову от 20 июня 1886 г.), вспоминает разговоры с И.Н. Грековым в Одессе: «С ним пью вино и толкую о Донской области (он казак) и о сцене» (письмо И.П. Чехову) (П III, 230).

Тесное общение с семьей Гавриила Павловича Кравцова — отставного хорунжего, владельца хутора Рагозина Балка Есауловской волости Миусского округа, где неоднократно гостил Чехов, дало писателю возможность близко познакомиться с казачьим бытом, стать хорошим стрелком и отличным наездником. Чехов был репетитором у двух сыновей Г.П. Кравцова — казачат Павла и Петра, окончивших впоследствии Новочеркасское юнкерское училище и ставших профессиональными военными. Примечательна судьба Петра Гавриловича Кравцова (1861—1919). Ученик и репетитор были почти одного возраста, быстро подружились, много лет поддерживали теплые отношения, переписывались. Петр Гаврилович стал кадровым офицером, «участвовал в Первой мировой войне, дослужился до чина генерал-майора Донской Армии, был зарублен в бою против Особой кавдивизии между Пичугой и Дубовкой Южфронта 12 января 1919 г.»³⁴. Гибель генерала П.Г. Кравцова описана маршалом С.М. Будённым в его книге «Пройденный путь»:

«Генерал Кравцов, располагавшийся со своим штабом в Дубовке, как только ему стало известно, что созданная белыми оборона перед Дубовкой трещит, выступил на помощь с частями кавалерии и пехоты. <...> В бою между Пичугой и Дубовкой были разгромлены четыре кавалерийских и два пехотных полка противника и взяты большие трофеи, в частности, много лошадей. Белые потеряли сотни убитыми и раненными. Сам генерал Кравцов был зарублен на поле боя»³⁵.

Из книги совершенно определённо явствует, что смерь генерала Кравцова была геройской, у комдива не было оснований упрекнуть его в трусости, боевой казачий генерал остался верным присяге.

Архаизованный быт казачества часто становился предметом раздумий Чехова: он видел резкое несоответствие между бедностью большинства казаков и природными богатствами тех земель, которыми они владели. Землю Антон Павлович любил: сажал сады и огороды и прекрасно понимал, что такое плодородная почва. Щербина тоже во времена своей молодости организовал на Кубани земледельческую артель, в которой работал простым рабочим. Работа на земле своими руками определила его дальнейший выбор: получив войсковую стипендию, Щербина поступил в Петровскую земледельческую академию, где проучился около двух лет.

Совершенно естественно тема плодородной земли всплыла и в разговоре с Чеховым. «Простор, — говорил он, — обилие земли и относительная бедность... Так ли у вас на Кубани?»

На Кубани, безусловно, было также. Нескончаемые войны рубежа XIX—XX вв. истощали материальные и человеческие ресурсы. О бесправии рядовых казаков и их жестокой эксплуатации писал в своих рассказах литератор, публицист и общественный деятель Ф.Д. Крюков (1870—1920) — сын атамана и донской дворянки³⁶.

С одной стороны, казак должен был обеспечить всем необходимым свою семью, остававшуюся в станице. А с другой стороны, подлежа призыву, он обязан был снабдить себя и своих сыновей всем необходимым для выполнения ратной повинности — от формы до оружия и коня. Предстать перед воинским начальством полностью экипированным. Одним конём дело не обходилось — казаки обычно имели в своём распоряжении нескольких животных.

«Проникновение товарно-денежных отношений в казачью среду выявило и обострило противоречие между двумя «ролями» казака (военной и хозяйственной). На фоне преуспевающих зажиточных крестьянских («иногородних») хозяйств казачье хозяйство не блистало. Казак ясно осознавал, что длительная военная служба в условиях капитализации является тяжким бременем, консервирующим его хозяйство»³⁷.

Проблема имела и другие стороны. Расслоение шло по имущественному признаку — на бедных и богатых и возрастному — молодых и старых, что хорошо описано В.Г. Короленко в очерке «У казаков» (1901)³⁸. По воспоминаниям Ф.Д. Батюшкова, именно этот очерк Чехов высоко ценил и хорошо знал:

«Я очень люблю Короленко, — сказал А.П., — и досадую, что Толстой не может освободиться от предубеждения. Вы знаете — это всё по поводу недосмотра о луне в Пасхальную ночь... Сущий пустяк, а старик обобщает. Но теперь уже начинает сдаваться. Особенно после «У казаков»: чудесная вещь, особенно сцена в трактире «Плевна». Вы ведь помните?»³⁹

Сцена в очерке «Трактир Плевна», о которой говорил Чехов с Батюшковым, рассказывает о противостоянии между старыми казаками («боевой стариной») и молодыми (воспитанными по ранжиру):

«Это было живое прошлое залитого кровью Урала, строптивая и непокорная боевая старина «сурьёзного» войска, боровшегося целые века за своё исключительное местное значение, за степную волю, против дисциплины и «регулярства». С другой стороны, в лице этой молодёжи выступала победа «регулярства», тщеславная гордость манёврами, строевым ранжиром и дисциплиной»⁴⁰.

Далее читаем:

«Эта коренная уральская старина сейчас стояла перед нами с её своеобразной поэзией, с её понятиями о широкой степной воле, понятиями странными, подчас полуазиатскими, за которые, однако, старое войско умело когда-то постоять грудью... Теперь эта старина тихо сходит со сцены, а в лице молодёжи выступает уже что-то другое, ещё неясное и тоже странное... И невольно в уме вставал вопрос: неужели это только фрунтовая шеренга и честолюбие парадного строя?..»⁴¹

Щербину печалил тот факт, что молодёжь

«усвоила только внешние признаки привилегированного положения, заботится о костюме, белых перчатках, вообще о внешнем лоске и проявляет почти полный индифферентизм к общественным интересам и явлениям.

— Вот, вот это и мне говорили, — соглашался Чехов. — Много блеску и круглое невежество. Но отчего это?»⁴²

«Говоря вообще о сословности в казачестве, Чехов заметил, что старые казачьи офицеры ближе стояли к рядовым казакам, чем нынешняя молодёжь, и что таким образом ненужный военный лоск и выправка молодых офицеров только усиливают сословную рознь в массе»⁴³.

Щербина не мог не отметить эрудированность Чехова в вопросах казачьей жизни, он также признал, что Чехов не навязывает своего мнения, но тактичен и осторожен в оценках: «Но каждый раз, когда Антон Павлович отмечал и подчеркивал ту или другую черту казачества, он делал это как-то осторожно, точно боялся попасть впросак»⁴⁴.

Исходя из высказываний Чехова о казаках и воспоминаний А. Ракова, можно утверждать, что речь в данном случае идёт именно о тактичной, сдержанной манере Чехова-собеседника. Хорошо зная, о чём говорил (сказывался опыт никогда не прерывавшегося за годы его жизни общения с выходцами с Юга, из Украины и других мест постоянного проживания казаков) писатель внимательно наблюдал за действительностью и событиями, в которых казаки — и донские, и кубанские, и уральские — играли очень важную роль.

Воспоминания Фёдора Щербины — казачьего историка и политика важно учитывать в размышлениях на тему об отношении Чехова к казачеству. Природный казак из станицы Новодеревянковской Ейского округа Черноморского казачьего войска, Щербина стал крупным российским учёным (избран в 1904 г. членом-корреспондентом Российской Императорской академии наук за заслуги в бюджетной статистике), председателем войсковой Кубанской Рады (1906).

Судя по воспоминаниям кубанцев, отношение Чехова к казакам было вполне сочувственным. Проникновенные строки рассказа «Невеста» (1903) показывают, что выражение «уходить в казачество» имело у Чехова положительные коннотации:

«Дождь стучал в окна вагона, было видно только зелёное поле, мелькали телеграфные столбы да птицы на проволоках, и радость вдруг перехватила ей дыхание: она вспомнила, что она едет на волю, едет учиться, а это всё равно, что когда-то очень давно называлось уходить в казачество. Она и смеялась, и плакала, и молилась» (С X, 215).

Казаки были связаны в сознании Чехова с идеалом воли и свободы, о котором он размышлял как об устремлении, прямо противоположном рабству. По воспоминаниям Ракова и Щербины, Чехов сравнивает казаков прежде всего с угнетённым нуждой крестьянином. Безусловно, реальное казачество Российской империи в XIX в. как народ (субэтнос, или военное сословие) было совершенно обескровлено бесконечными войнами расширявшей свои пределы Империи. От Финляндии до Балкан, Кавказа и Дальнего Востока — везде казаки оказывались первопроходцами, воинами, первыми поселенцами. Кроме того, государство использовало казачество и для выполнения полицейских функций внутри страны. Это были во многом люди долга, но в то же время люди романтического пассионарного порыва, неизбывного стремления к независимости, воле и поиску правды на земле. Эту ипостась отражали песни и предания казаков, их приверженность к старообрядчеству, своеобразная религиозность даже в рамках традиционного православия (вспомним казачью байку о выборах Бога В.С. Вареника «Великодня п'ятниця»⁴⁵).

И в этом, самом широком смысле правы были те, кто называл Чехова казаком: «А между нами Вы единственный вольный и свободный человек, и душой, и умом и телом вольный казак. А мы же все «в рутине скованы, не вырвемся из ига!»»⁴⁶

Эти слова принадлежат писателю В.А. Тихонову, одному из немногих, кто сразу разглядел самобытный и уникальный талант Чехова, а затем, когда к писателю пришла всемирная слава, с радостью наблюдал исполнение своих пророчеств: «Какая могучая, чисто стихийная сила — Антон Чехов»⁴⁷.

Примечательно, что, по воспоминаниям Ф.А. Щербины, А.П. Чехов определил свое пространственное положение по отношению к казачеству так: «Значит, мы с вами земляки? Я если не казак, то сосед казаков...»

В связи с этим высказыванием хочется отметить, что хозяин дома, в котором Чеховы снимали квартиру на Садово-Кудринской, Яков Алексеевич Корнеев, по воспоминаниям сестры писателя, «родился на Дону, происходил из казаков»⁴⁸. Примечательна дарственная надпись, автором которой был Я.А. Корнеев:

«Доброму коллеге и компатриоту Гражданину города Таганья рога Области Войска Донского — Казаку-степняку — собрату по профессии — жильцу — имеющему право на чин Титулярного Советника (капитана, а на казацкий лад — значит Есаула) Антону Павловичу Чехову. От признательного земляка — хорчина и сотоварища на добрую память — ему самому с чадами и домочадцами»⁴⁹.

Это задорное шутливое обращение к Антону Павловичу и его семейству написано «на казацкий лад» на брошюре, автором которой был Я.А. Корнеев, и изданной, как значится на титульном листе, «В память посещения их Императорскими Величествами Московского императорского университета в 1886 году». Брошюра выпущена в Новочеркасске (1887), в издательстве «Казачьего Вестника».

А.И. Куприн отметил, что на Новодевичьем кладбище тело Чехова было захоронено рядом со скромной могилой «вдовы казака Ольги Кукаретниковой»⁵⁰. Возможно, его внимание всего лишь привлекла фамилия, означенная на близстоящем надгробии, задел некоторый комизм печального соседства двух могильных надписей: Антон Павлович Чехов и рядом чуть ли не одна из героинь ранних чеховских рассказов...

Однако и в случайных явлениях подчас проступает некий объединяющий принцип. Судьба распорядилась так, что и в Москве, на вечном покое Новодевичьего великий писатель оказался в соседстве с простыми представителями казачьего рода — земляками, выходцами из краёв, где были его корни.

Проблема взаимоотношений Чехова и казачества сегодня сведена к вопросу о казачьей тематике в его произведениях, что, безусловно, важно, но недостаточно. Один из главных «художественных» концептов чеховского мира — «воля/безволие» невозможно осмыслить без учёта специфики национального самосознания, вне представлений о воле, связанных с такой реалией, как простор Среднерусской возвышенности, с южнорусской степью, певцом которой был Чехов. «В произведениях А.П. Чехова представление о воле связывается с представлением о свободе и просторе», — пишет исследователь концепта воля Н.В. Изотова⁵¹. Для южнорусского человека конца XIX — начала XX столетия вопрос о воле — это во многом вопрос о казачестве и его наследии в культуре. Воспоминания кубанцев (прямых потомков и наследников Запорожской Сечи) — ценный источник изучения этих важных аспектов чеховской аксиологии.

Примечания

1. Галутво Л. Щербина Фёдор Андреевич // Энциклопедия Кубанского казачества. С. 482—483.

2. Щербина Ф. Кавказские письма. А.П. Чехов о казаках // Вехи Таганрога. 2000. № 3. С. 29—30; Щербина Ф.А. А.П. Чехов о казаках (Из воспоминаний) // Культурная жизнь Юга России. 2010. № 1 (35). С. 5—7.

3. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова // Щербина Ф.А. Собр. соч.: в 4 т. Т. 4: Пережитое, передуманное и осуществлённое / сост., науч. ред., вступ. ст., комм. В.К. Чумаченко. Краснодар: Книга, 2014. С. 416—421.

4. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. Т. 3. С. 147—152.

5. См. об этом: Дорофеева О.П. Общественно-политическая деятельность Ф.А. Щербины в Воронежском крае в конце XIX — начале XX в.: автореферат дис. ... канд. ист. наук. Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2007; Энциклопедический словарь по истории Кубани... С. 542.

6. Щербина Ф.А. Кубанское казачье войско. 1696—1888 гг. Сборник кратких сведений о войске / под ред. Е.Д. Фелицына. Воронеж: Типография В.И. Исаева, 1888.

7. Трехбратов В.А. Жизнь и судьба Фёдора Андреевича Щербины // Научно-творческое наследие Фёдора Андреевича Щербины и современность: материалы межрегион. науч.-практ. конф. Краснодар: ИМСИТ, 2004. С. 47.

8. Щербина Ф.А. Памяти В.Г. Короленко // Щербина Ф.А. Собр. соч. Т. 4. С. 461—462.

9. Бялый Г.А. Чехов и Короленко // Научный бюллетень ЛГУ. 1945. № 2. С. 34—35.

10. Громов М.П. Чехов в переписке с современниками // Переписка А.П. Чехова: в 2 т. М.: Худ. лит., 1984. URL: http://www.az.lib.ru/c/chehow_a_p/text_0350.shtml (дата обращения: 06.07.17).

11. Паперный З.С. «Буду изучать вашу манеру» (Чехов читает Короленко) // Чехов и его время. М.: Наука, 1977. С. 85—100.

12. Семанова М.Л. Чехов и Короленко // Пути русской прозы XIX века. Л.: ЛГПИ, 1976. С. 109—128.

13. Тихомиров С.В. Указ. соч. С. 433—434.

14. Переписка А.П. Чехова.

15. Балухатый С. Указ. соч. С. 242—245.

16. Из дневника В.Г. Короленко (публ. А.В. Храбровицкого) // Литературное наследство. С. 523.

17. Короленко В.Г. Антон Павлович Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. С. 45.

18. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 416.

19. Шубин Б.М. Указ. соч.; Логинов В.А. Указ. соч.

20. Меве Е.Б. Медицина в творчестве и жизни А.П. Чехова. Киев: Гос. мед. изд-во УССР, 1961. С. 190—191.

21. Хижняков В.В. Антон Павлович Чехов как врач. М.: МЕДГИЗ, 1947. С. 55—101.

22. Измайлов Ал.А. Указ. соч. С. 175.

23. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 416.

24. Кузичева А.П. А.П. Чехов в русской театральной критике... С. 9—44.

25. Чуковский К.И. О Чехове. Человек и мастер. М.: Детская литература, 1971. С. 89.

26. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 416—417.

27. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 418.

28. Дневник Алексея Сергеевича Суворина / текстологии, расшифровка Н. Роскиной; подгот. текста Д. Рейфилда и О. Макаровой. London: The Garnet Press; М.: Независимая газета, 2000. С. 13.

29. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 418.

30. Ларионова М.Ч. А.П. Чехов и казаки: историко-культурный контекст // Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст: материалы Междунар. науч. конф. к 150-летию со дня рождения писателя. Ростов н/Д: НМЦ Логос, 2011. С. 162—168.

31. Цилевич Л.М. Указ. соч. С. 91—92.

32. Звиняцковский В.Я. Что знали современные Чехову русские читатели об украинской культуре, чего о ней не знают наши современники и почему это важно знать? // Образ Чехова и чеховской России в современном мире. К 150-летию со дня рождения А.П. Чехова: сб. ст. СПб.: Петрополис, 2010. С. 109—117.

33. Леонтьев-Щеглов И.Л. Из воспоминаний об Антоне Чехове // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. С. 49, 54.

34. Чеховский след на Луганской земле. URL: http://lib-lg.com/index.php/kraevedam/kraevedcheskie-ekspeditsii/112-chekhovskij-sled-na-luganskoj-zemle (дата обращения: 09.06.17).

35. Будённый С.М. Пройденный путь. М.: Воен. изд-во Министерства обороны СССР, 1958. С. 114—115.

36. Крюков Ф. На тихом Дону (летние впечатления и заметки) // Крюков Ф.Д. Собр. соч. URL: az.lib.ru/k/krjukow_f_d/text_1898_na_tihom_donu.shtml (дата обращения: 12.06.17).

37. Щетинин В.Е. Расказачивание как социально-историческая проблема // Исторический дискуссионный клуб. URL: historicaldis.ru/blog/43415886189/raskazachivanie (дата обращения: 12.06.17).

38. Короленко В.Г. У казаков... С. 343—486.

39. Батюшков Ф.Д. Около талантов. Две встречи с А.П. Чеховым (публ. П.Р. Заборова) // Русская литература. 2004. № 3. URL: az.lib.ru/b/batjushkow_f_d/text_0020.shtml (дата обращения: 09.06.17).

40. Короленко В.Г. У казаков... С. 470.

41. Там же. С. 473.

42. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 420.

43. Там же.

44. Щербина Ф.А. Памяти А.П. Чехова. С. 420.

45. Вареник Василий Степанович // Энциклопедия Кубанского казачества. С. 53.

46. Чудаков А.П. Комментарий // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем. Соч. Т. 7. С. 622.

47. Гитович Н.И. Из дневника В.А. Тихонова // Литературное наследство. С. 496.

48. Чехова М.П. Из далёкого прошлого / запись Н.А. Сысоева. М.: ГИХЛ, 1960. С. 65.

49. Балухатый С. Указ. соч. С. 333—334.

50. Куприн А.И. Памяти Чехова. С. 534.

51. Изотова Н.В. Концепт «воля» // Концептосфера А.П. Чехова: сб. ст. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2009. С. 359.