5.4. Кубанский критик П.С. Воробьёва об А.П. Чехове

«Чехов бессмертен, и бессмертен не только как художники бытописатель, но и как мыслитель», — оценка чеховского творчества, высказанная кубанским критиком Прасковьей Семеновной Воробьёвой в журнале «На Кавказе» (1910. № 7—8), была вполне в духе торжеств, которыми Россия отмечала 50-летие А.П. Чехова. В церквах служили панихиды, в театрах ставили его пьесы, общественность устраивала собрания и чтения. Согласно перечню, помещенному в памятной книге «Чеховский юбилейный сборник 1860. — 17 янв. 1910», торжественные мероприятия прошли в Москве, Петербурге, Таганроге, Костроме, Ялте, Харькове, Варшаве, Рязани, Нижнем Новгороде, Херсоне, Феодосии, Полтаве, Тифлисе, Чернигове, Ярославле, Николаеве, Тихвине — «буквально не было ни одного города, в котором не вспомнили бы почившего писателя и так или иначе не почтили его»¹. И хотя Екатеринодар в списке не поименован, можно присовокупить имя столицы Кубанской области к городам, праздновавшим юбилей любимого писателя.

Основание для этого даёт и статья, с которой мы начали этот параграф книги. Необходимо прежде всего сказать о журнале, в котором она была напечатана, тем более что номер 7—8 за 1910 г. оказался последним. Руководил журналом известный библиограф, историк кубанской прессы Борис Митрофанович Городецкий — «личность яркая, масштабная, по широте интересов уникальная»². Издание имело популярность среди читателей (тираж 1200—1500 экз. был довольно значительным) и держалось «стойкой защиты местных интересов, не примыкая ни к каким партийным организациям, что давало редактору возможность привлечь к активному сотрудничеству в журнале лиц очень разных профессий»³. В круг авторов входили Ф.А. Щербина, С.А. Венгеров, С.П. Басария, А.Т. Цаликов, П.А. Кузько, В. Реймонт, А. Агаронян и др. Однако «ежемесячный иллюстрированный журнал истории, этнографии и общественно-экономической жизни Кавказского края и литературы, публицистики науки и искусства», пытавшийся сохранить независимую позицию, продержался недолго.

Что касается П.С. Воробьёвой, то имя её было достаточно известно. Ей, скромной провинциальной учительнице, принадлежала инициатива сбора книг и средств для первой общественной библиотеки в г. Майкопе (открытие состоялось 18 июня 1895 г.). Как пишет В.П. Бардадым, на призыв отозвались многие: граф Л.Н. Толстой, кн. П.С. Уварова, кн. Э.Э. Ухтомский, археолог Н.И. Веселовский, историк Н.И. Кареев, критик А.М. Скабичевский. В 1905—1906 гг. Воробьёва сотрудничала с екатеринодарской газетой «Кубань». В газете «Новая заря» она поместила в 1907—1908 гг. около двадцати материалов о русских писателях⁴. Заметки Воробьёвой, посвящённые Л. Андрееву, Н.К. Михайловскому, И.С. Никитину, М. Пришвину, А. Ремизову, печатались в частной газете «Кубанский курьер».

«День 24 апреля 1911 года стал для П.С. Воробьёвой днем торжества: общественность Кубани отмечала ее 10-летний юбилей журналистской и литературно-критической деятельности. Характерно, что ее поздравляли люди самых различных мировосприятий и мировоззрений — от монархистов до большевиков включительно»⁵.

В 1911 г. статья П.С. Воробьёвой «Федор Сологуб и его роман «Мелкий бес»»⁶ была включена в сборник, составленный А.Н. Чеботаревской (1876—1921). В оглавлении сборника фамилия Прасковьи Семеновны указана как Владимирова, а в самой публикации конечное «а» потерялось, на с. 306 возник «П.С. Владимиров». В таком виде статья вошла в сборник, переизданный издательством «Навьи Чары» в 2002 г., где автором значится «П.С. Владимиров»⁷.

П.С. Воробьёва проявляла эрудицию и развитый вкус, выступая противницей тенденциозной пропаганды и беллетристики. К прямолинейно тенденциозным она относила

«окончившиеся в декабрьской книжке «Рус<ского> Бог<атства>» повести В. Муйжеля «На краю жизни», «Шквал» Крюкова, его же «Зыбь» и «Лето» Горького в XXVII сборнике «Знания». Кстати: «Лето» Горького с развитыми мужиками и пропагандой в деревне — один восторг! Удивляешься только, как это Горький — такой большой, чуткий художник может писать такой заведомый вздор. Неужели он и все эти Муйжели и Крюковы думают, что их сказки хоть кому-нибудь интересны, хоть кого-нибудь могут удовлетворить, убедить и заставить поверить в их искренность и в то, о чем они пишут? Напрасный труд, — читатель не верит и повести их с досадой отшвыривает прочь»⁸.

Кубанцы, как видно из такого рода оценок, воспринимали культурную действительность по-своему: ратовали за стабильность, склонялись более всего к интересам мирной жизни.

Кубанская область по завершении войны на Кавказе превратилась в «контактное пограничное пространство»⁹, область налаживающегося конструктивного взаимодействия национальностей, населяющих Северный Кавказ. Название екатеринодарского журнала — «На Кавказе» — дальновидно учитывало политику свободного вхождения разных народностей в Империю. Журнал, можно сказать, сам по себе являл неоценимо важную на тот момент модель совместной мирной жизни разноплеменного, густонаселённого скопления народов — терпеливо познавать и учиться понимать друг друга.

П.С. Воробьёва не ставит в литературной табели о рангах на первую ступень таких героев момента, как М. Горький или К. Чуковский. Для неё они жонглёры и политические трюкачи, намеренно искажающие факты в угоду своим партийным пристрастиям. Провидческими качествами Прасковья Семёновна не обладала: именно «знаньевцы» набирали тогда силу и популярность. Их «крикливая гражданственность и скрипучая, как немазаный воз, надуманность»¹⁰, их идея о том, что новый мир разрушит старый мир до основанья, стала доминирующей в пропагандистской машине начала XX в. После 1911 г. имя П.С. Воробьёвой уже не появлялось на страницах кубанской печати.

Под интересующей нас статьей о Чехове стоит криптоним Влад-ва, соотносимый с тем, как помечала свои публикации П.С. Воробьёва — псевдонимом. П.С. Владимирова или инициалами П.С. Статья «Памяти Чехова» написана эмоционально. Обилие оценочных прилагательных («нежная любовь», «грустный певец», «пленительный образ», «милый Антон Павлович», «очаровательная грусть», «задумчивая, тоскующая муза») говорит о том, что автор — женщина. Впрочем, так вообще писали о рано ушедшем авторе. Современники вспоминали Чехова нежным милым, скромным, изящным. Вспомним, как реагировал на его кончину Л.Н. Толстой: «Одно могу сказать вам: смерть Чехова — это большая потеря для нас, тем более что, кроме несравненного художника, мы лишились... прелестного, искреннего и честного человека... Это был обаятельный человек, скромный, милый...»¹¹

Обратимся к статье, которая содержит изложение мыслей, заслуживающих внимания и сегодня.

П.С. Воробьёва находит сходство между творчеством Чехова и Гоголя, причём суть сходства усматривает не в южном их происхождении, не в воспевании родных степей, не в искрометном юморе, не в особенностях проблематики и поэтики. Обоим писателям была чужда активная общественная позиция, что вызывало яростные нападки на них со стороны демократической и народнической критики.

«В этом отношении в судьбе Чехова есть много общего с судьбой Гоголя. Гоголя ведь прокляли за его «Переписку с друзьями», усмотрев в ней «ретроградное» направление, а он, великий провидец, постигнув всю тщету политической борьбы без борьбы каждого со злом, заключённым в нем самом, без борьбы с дурным началом в существе человека, как основной причиной несовершенства и во внешней жизни, — звал свой народ на величайший из подвигов — на борьбу с этим дурным началом, на борьбу с пошлостью»¹².

П.С. Воробьёва цитирует известное письмо А.П. Чехова А.Н. Плещееву от 4 октября 1888 г.:

«Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом или консерватором. Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист. Я хотел бы быть свободным художником и — только, и жалею, что Бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Нотович с Градовским. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодёжи... Потому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодёжи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святая святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником» (П III, 11).

Чехов говорил о собственной ответственности человека за обретение «чувства личной свободы» (П III, 132). Стало афоризмом его высказывание «выдавливать из себя по капле раба» (П III, 133). Показательны его письма к братьям Александру и Михаилу с требованием искренности, сердечности, честности, неустанной работы над собой. Не менее красноречивы суждения одного из типичных чеховских персонажей — Гурова, который, «успокоенный и очарованный в виду этой сказочной обстановки — моря, гор, облаков, широкого неба», ловит себя на мысли о том, «как, в сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете. Всё, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве» (С X, 134).

Тема «Чехов как мыслитель», во всей полноте зазвучавшая в литературоведении на рубеже XX—XXI вв. и начатая публичной лекцией С.Н. Булгакова¹³, поддержана проницательным кубанским критиком: «Чехов... бессмертен не только как художник и бытописатель, но и как мыслитель, оставивший ценности, равные ценностям Гоголя, Достоевского, Толстого»¹⁴.

1910 г. явил беспрецедентный размах политического терроризма в Российской империи — время, когда «сумма насилия в обществе достигла критического предела»¹⁵. По подсчетам «Независимой газеты», жертвами террористических актов за 10 лет (1901—1911) стало около 17 тысяч чел. (в период революции 1905—1907 гг. погибло 9 тысяч)¹⁶. Вот тот исторический фон, на котором звучали слова:

«И в данный момент полного поражения нашей интеллигенции ей не мешало бы вникнуть в смысл слов великого писателя, чтобы наконец понять, что зло не вне нас, а в нас самих, и чтобы, понявши это, начать великое дело освобождения». И далее: «Будь сам хорош, будь сам совершен, и тогда не надо будет ни кровопролития, ни виселиц на завоевание счастья»¹⁷.

П.С. Воробьёва отмечает в произведениях Чехова замечательную любовь к людям, терпимость к их слабостям. Об этих качествах Чехова-человека писали многие современники, лично знавшие писателя. А сколько жалости и сочувствия к героям рассказов «Ванька», «Тоска», «По делам службы» и многих-многих других! Жалеть — самый привычный синоним слова любовь для простого русского человека; по воспоминаниям С.Я. Елпатьевского, Антон Павлович любил слово жалеть, считал его прекрасным и удивительным¹⁸.

«Да, Чехов, может быть, единственный русский писатель, который своим творчеством вносил в людские отношения любовь, потому что ни к одному... из созданных им образов, будь то хоть бы ваш противник по убеждениям, вы не чувствуете ненависти, а любите его, жалеете, сочувствуете ему. Как достигал он этого? Какими чарами он окружал читателя, что тот открывал в себе новые душевные струны и эти струны начинали петь красивые, неведомые дотоле мелодии — любви ко всем людям?»¹⁹

Мечта о светлом будущем, о прекрасном идеале и тоска по нему, сострадательная любовь к людям — то наследие А.П. Чехова, которое, по мнению критика, имеет непреходящее значение. Этих качеств так не хватает обществу... Однако, подчеркивает П.С. Воробьёва, победа любви и свободы достигается не поражением внешнего врага, а личным подвигом борьбы со злом в собственном сердце.

Статья, опубликованная в журнале «На Кавказе» к 50-летию А.П. Чехова, гармонично вплеталась в юбилейный венок. П.С. Воробьёва была привержена подходу охранительному и духовному, хотя он в тот исторический момент не представлялся прогрессивным. Публикация осталась никем не замеченной, да и журнал угас, не протянув и года. Сыграл свою роль фактор географической удаленности: Кубанская область казалась глубокой провинцией в сравнении с культурными столицами государства. Масштаб социальных катаклизмов возрастал. Так затерялась память об этой статье — отклике кубанских интеллектуалов на российские культурные ценности начала XX в. Тем ценнее вернуться к неучтенной в чеховедении странице юбилейной прессы 1910 г. как к своего рода находке и обретению.

Примечания

1. Чеховский юбилейный сборник 1860 — 17 янв. 1910. М.: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1910. С. 537.

2. Лучинский Ю.В. Борис Митрофанович Городецкий... С. 6.

3. Городецкий Б.М. Очерк развития русской периодической печати на Северном Кавказе. Екатеринодар: Тип. Кубанского Областного Правления, 1914. С. 90.

4. Бардадым В.П. Литературный мир Кубани. С. 161.

5. Там же. С. 165.

6. Владимиров П.С. Федор Сологуб и его роман «Мелкий бес» // О Федоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки / сост. А. Чеботаревская. СПб.: Шиповник, 1911. С. 306—318.

7. О Федоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки / сост. А. Чеботаревская. СПб.: Навьи Чары, 2002.

8. П.С. (Владимирова). Из мира литературы // На Кавказе. С. 339.

9. Матвеев О.В. Кавказская война: от фронта к фронтиру: ист.-антрополог. оч. Краснодар: Эдви, 2015. С. 5.

10. П.С. (Владимирова). Указ. соч. С. 339.

11. Лакшин В.Я. Толстой и Чехов. М.: Советский писатель, 1975. С. 130.

12. Влад-ва. Указ. соч. С. 346.

13. Булгаков С.Н. Чехов как мыслитель // А.П. Чехов: pro et contra / сост. И.Н. Сухих. СПб.: РХГИ, 2002. URL: http://az.lib.ru/b/bulgakow_s_n/text_0030.shtml (дата обращения: 16.08.17).

14. Влад-ва. Указ. соч. С. 347.

15. Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая пол. XIX — нач. XX в.). М.: РОСПЭН, 2000. С. 356.

16. Эпидемия террора // Независимая газета. 2001. 29 апр. URL: http://www.ng.ru/ever/2001-0429/11_epidemic.html?print=Y (дата обращения: 13.06.16).

17. Влад-ва. Указ. соч. С. 348.

18. Елпатьевский С.Я. Антон Павлович Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. С. 561.

19. Влад-ва. Указ. соч. С. 344.