§ 1. Драма Н.С. Лескова «Расточитель» и водевили А.П. Чехова

Классик русской художественной литературы Николай Семёнович Лесков известен широкому читательскому кругу, как писатель, работающий в различных литературных жанрах. В его творческом багаже большое количество публицистических работ, романов, повестей, легенд и сказаний, рассказов, исторических хроник, но лишь однажды, в 1867 году, Лесков обращается к написанию драматического произведения — пьесы, которая получила название «Расточитель». Драма была напечатана в июльском номере «Литературной библиотеки» под редакцией Ю.М. Богушевского.

Интерес писателя к театральному искусству проявлялся ещё в молодые годы. Живя в Киеве, он неоднократно принимал участие в постановках благотворительных любительских спектаклей, устраиваемых «всевластной киевской княгиней» Е.А. Васильчиковой¹. Позднее, перебравшись в Петербург, Лесков является постоянным посетителем театров, и всегда драматическое искусство ставится им на первый план. Сравнивая балет и драму, писатель говорит: «Красиво, но и только. Театр — школа!»².

В середине 60-х годов интерес Лескова к театральному искусству особенно велик. Он даже стремится стать режиссёром Александринского театра. Сохранилось письмо актёра этого театра Ф.А. Бурдина к А.Н. Островскому: «Вообрази, что претендентом на режиссёрство является Стебницкий (псевдоним Лескова. — М.Л.), это уже верх всякой мерзости, и — по слухам — имеет много шансов...»³. Желание так и осталось не реализованным — нашлось большое количество противников.

Критические статьи Лескова об актёрах, о театральном репертуаре и постановках в целом, постоянно появляются на страницах печати 60-х годов. Его мнение относительно современного репертуара особенно интересно. Он призывает театральных деятелей вернуться к произведениям классиков — Шекспира и Пушкина. Среди современников особо отмечает пьесы Островского, Сухово-Кобылина. Не являясь поклонником лёгкого жанра, Лесков, однако, ценит проблемные пьесы, бытовые драмы и комедии, но только те, в которых есть картины реальной жизни. Острый репертуарный кризис того времени побуждает писателя самого взяться за перо.

Пьеса «Расточитель», премьера которой состоялась 1 ноября 1867, была встречена критиками негативно. Большинство отзывов содержали только отрицательные оценки. В одной из статей произведение с издёвкой переименовывают в «Раздражитель» («Будильник», 1867, № 50 от 29 декабря), другой автор, иронизируя, предлагает назвать её «Квартальный надзиратель». По признанию писателя: «Хулы слышалось много, беспристрастного суда не было»⁴. Известен лишь один положительный отзыв о пьесе чешского журналиста Эмануэла Вавра, считающего Лескова обладателем большого литературного таланта, и увидевшего в пьесе ее значительные отличия от других театральных постановок, входивших в традиционные репертуарные списки. Защищая собственное произведение, в анонимной статье пришлось выступать самому Лескову (Русский драматический театр. «Литературная библиотека» 1867, XI, кн. 2—3, с. 248—266).

Спустя двадцать лет после премьерного показа и сам Николай Семёнович называет свою пьесу «весьма слабой», но добавляет, что наметил в ней «новые нравы и течения в купеческой среде», «но, как пиеса была плоха, то и намётки новых характеров и течений, какие есть в ней, остались незамеченными»⁵.

Недоброжелательные отзывы критиков не помешали пьесе пройти на сцене за сезон 6 раз, что для того времени достаточно серьёзный результат. Уже в 1884 году Лесков писал: «...«Расточителю» 20 лет, и он до сей поры не сходит с репертуара в провинции и каждый год приносит мне гонорар»⁶. Актёр М.И. Писарев в начале 1887 года называл произведение «актёрской пьесой», в которой «в каждой роли есть, что играть»⁷. А. Блок ввёл эту пьесу в репертуарный план Большого драматического театра. На провинциальных сценах драма продержалась около полувека и ставилась еще в 1927 году.

Если относиться к пьесе объективно, как к произведению, написанному для сцены, а не как к средству идеологической борьбы, то на первый план скорее выступают её достоинства, а не недостатки. Но критика 60-х годов не смогла увидеть достижения Лескова-драматурга, а лишь определила произведения как полемическую и тенденциозную карикатуру на происходящие в стране либеральные перемены. Причиной такой реакции стал, вышедший несколько лет назад, роман «Некуда», признанный в прогрессивных кругах, как произведение, написанное по заказу III отделения.

«Наметки новых характеров и течений» так и остались неразработанными, вследствие «подрыва веры в свои силы». Боязнь вновь попасть под беспощадный огонь критики оказалась настолько велика, что Лесков больше никогда не возвращался к драматургическим опытам.

1867 год — год написания Лесковым «Расточителя» исследователи относят к раннему периоду его творчества. В это время им ещё не найдены наиболее глубокие и органически близкие ему темы, в которых, позднее, в полной мере обнаружится его большое писательское дарование.

В современном литературоведении интерес к «Расточителю» незначителен. Наиболее полному разбору произведение подвергается в статье И.В. Столяровой. Основные положения данной работы основываются на утверждении, что Лесков «горячо возражал против разного рода предубеждений относительно возможности художественного изображения простонародного быта», поэтому основная заслуга автора драмы видится исследовательнице в том, что писатель «настойчиво требует от современников внимания к тем коллизиям глубинной русской жизни, мимо которых скользит поверхностный взгляд»⁸. Однако, помимо социального звучания, на которое указывает И.В. Столярова, пьеса представляет интерес, как единственный пример драматургических талантов Лескова и свидетельство его творческой интуиции. В данном случае невозможно утверждать, что старший товарищ стал учителем Чехова в написании драматических произведений, но то, что творческая мысль авторов работала в одном направлении, очевидно. Множество приемов, лишь намеченных Лесковым в «Расточителе», с успехом развивает Чехов в своих водевилях.

Большинство работ водевильного характера написаны А.П. Чеховым в начале творческого пути. Именно в молодые годы из-под пера Антона Павловича вышли «Лебединая песня» (1886), «Медведь» (1888), «Предложение» (1888), «Свадьба» (1889), «Трагик по неволе» (1889), «Юбилей» (1891). «Из меня водевильные сюжеты прут, как нефть из недр», — пишет он в письме к Суворину (П., 3, 100). Очевидно, что выбор водевильного жанра не случаен для Чехова: им определяется отношение автора к способу подачи материала, к героям и образам, а также проявляется мировоззрение автора.

Водевили Чехова знаменательны тем, что в них старые драматургические приёмы наполняются новым содержанием. Появившись в начале XIX века во Франции, к 1820-м годам водевиль приобрёл в России специфические особенности и стал довольно популярен на русской сцене. Раннее развитие водевиля связано с именами А.И. Писарева, Н.И. Хмельницкого, А.С. Грибоедова, А.А. Шаховского. В 30—40-е годы на водевиль заметное влияние оказала «натуральная школа», в результате чего в нем стали проявляться демократические тенденции, произошло сближение с реалистической комедией нравов. К моменту обращения к нему Чеховым, водевиль уже имел собственные традиции и устойчивые жанровые признаки, в числе которых можно назвать лёгкое комическое или сатирическое содержание, построенное на использовании различных театральных условностей — будь то случайная или намеренная путаница, переодевание, обман. Характеры водевильных персонажей, как правило, не отличались глубиной и сложностью, а определялись каким-то одним качеством. Изначально основным признаком водевильного жанра считалось наличие в нем комических куплетов и танцев. Но уже к 1850—1860-м годам произошла деформация водевильного жанра, и куплеты с танцами стали исчезать из таких произведений.

В отличие от драмы Лескова, в которой ещё трудно угадать будущего мастера, в чеховских водевилях уже ярко проявились особенности авторского метода. Несмотря на жанровые различия, принципы, положенные писателями в основу произведений, очень похожи. Принципы, на которых строится «Расточитель», Лесков формулирует следующим образом: «пьесу должно строить так, чтобы в ней чувствовалась жизнь и собственное движение», «всё в ней должно развиваться из свойства характеров и положений»⁹. Поэтому Лесков намеренно наполняет пьесу движением, ставя её участников в острые и опасные ситуации. Зрители застают героев в момент разрешения давно назревших противоречий. Это позволяет заинтересовать публику, держать её в напряжении с первого действия до финала.

А вот что пишет Чехов в письме Лазареву-Грузинскому от 15 ноября 1887 года, рассуждая об основных приёмах написания водевилей: «1) сплошная путаница, 2) каждая рожа должна быть характером и говорить своим языком, 3) отсутствие длиннот 4) непрерывное движение...» (П., 13, 148). Как видно из этих высказываний, оба автора стремятся к динамичности и занимательности произведения, к индивидуализации каждого персонажа, к чёткой очерченности характеров.

Основной конфликт «Расточителя», в этом смысле, особенно показателен. Он развивается в двух направлениях: социальном и любовном. Личные отношения героев разворачиваются на фоне общего кризиса общественных устоев. Соглашаясь с И.В. Столяровой, следует подчеркнуть, что такая ситуация способствует поднятию произведения до уровня общественной драмы, приданию ей более широкого понимания. Для оптимальной актуализации и злободневности в пьесе неоднократно поднимается вопрос о «новых судах», активно обсуждающийся в обществе того времени.

Наличие двух конфликтов — внешнего (видимого) и внутреннего (скрытого) характерно и для водевилей Чехова. Основное отличие его произведений от большого количества водевилей других авторов в том, что главной мишенью сатиры становились не отдельные, конкретно взятые случаи, а весь общественный уклад, его пошлость и косность. Чехов, раскрывая основные черты описываемых характеров, соотносит их с закономерностями общественной жизни, под воздействием которых они и сформировались, показывая этим ту общественную значимость, которая и делает их типическими. Эти произведения являются яркими иллюстрациями нравов и быта, повседневной жизни. Они очень напоминают реальную жизнь, а не театральную постановку со специальными режиссёрскими приёмами.

Исследователями давно подмечено, что список действующих лиц, предшествующих собственно драме, служит у Чехова не только средством первого знакомства с героями, но и характеризует их. Например, Елена Ивановна Попова («Медведь») «вдовушка с ямочками на щеках». Эта небольшая деталь явно диссонирует с тем положением безутешной вдовы, иллюзию которого тщательно поддерживает Попова. Так возникает комический оттенок.

Характеристика Ивана Васильевича Ломова («Предложение») как «здорового, упитанного, но очень мнительного помещика» вновь намечает комическое несоответствие в поведении и внешнем виде героя. Подобные авторские приёмы дают читателю возможность уяснить для себя отношение драматурга к изображаемой картине.

Такими психологическими характеристиками не пользуется автор «Расточителя», но основные черты поведения главных героев также намечаются им еще в списке действующих лиц. Так Иван Максимович Молчанов «держится ловко», Фирс Григорьевич Князев «бодрый, сдержанный и энергический». Эти небольшие комментарии дают читателю и актёру своеобразную установку, опираясь на которую должно происходить рассмотрение всего образа.

Самое большое значение Лесков придаёт одежде основных действующих лиц. Очевидно, что для автора костюм персонажа является одной из главных деталей его характеристики. Молчанов, носитель прогрессивных идей, и «одевается по-современному». Пармён Семёнович Мякишев, тесть Молчанова, представитель «тёмного царства», чуждый прогрессивным идеям, живущий по старинке и «одевается по старине». Князев «одет в длинный сюртук, сделанный щеголевато. Вообще фигура очень опрятная. На носу золотые очки». Уже внешний вид героя выдаёт в нем человека, прочно стоящего на ногах, имеющего твердый достаток, человека, который может позволить себе некоторые излишества и не только в одежде. Калина Дмитриевич Дробадонов «одет неряшливо». Неаккуратность в костюме позволяет читателю догадываться и о непорядке в мыслях героя. Его внешняя неопрятность лишь следствие внутренней дисгармонии.

Значительную роль отводит Лесков не только покрою, форме и состоянию костюма, но и его цвету. Не случайно действие пятое начинается с подробного описания не только места действия, но и платья героини: Марина одета «в темном шерстяном платье с накинутою на плечи беличьей шубкою, крытою алым или черным бархатом». Такие насыщенные, выразительные тона одежды позволяют передать зрителю всю тяжесть и трагизм происходящего. Ведь именно в этот момент героиня впервые задумывается о самоубийстве, которое впоследствии и совершает: «...разогнаться самой да в воду. Вот бы и конец был...».

Обладая значительной писательской интуицией, Лесков сумел лишь обозначить возможные перспективы в использовании небольших, но ярких и оригинальных деталей. Настоящее мастерство в этом проявил А.П. Чехов. Примером может служить образ Анны Мартыновны Змеюкиной («Свадьба») — «акушерка, 30 лет, в ярко-пунцовом платье». Кричащий цвет платья здесь имеет важное значение для понимания авторской идеи: Анна Мартыновна — женщина, которая предпочитает быть всегда в центре мужского общества и яркие цвета одежды — одно из средств привлечения к себе внимания.

Особенности драматургического жанра таковы, что автор зачастую не может открыто выразить собственное мнение, не имеет право на лирические или описательные моменты. Единственным средством влияния на ход событий и поведение актеров на сцене служит ремарка. С её помощью драматург может подсказать, дать своего рода наставления исполнителю.

В пьесе «Расточитель» речь действующих лиц довольно часто сопровождается ремарками, описывающими жесты, поведение, манеру разговора героев. Так монологи Фирса Князева сопровождаются такими комментариями: «Грозя пальцем», «Смело», «С омерзением». Речь Марины характеризуют следующими образом: «Живо», «Решительно», «Горячо». Монологи Вонифатия Викентьевича Минутки, судя по авторским комментариям, актер должен произносить «подобострастно улыбаясь», «осклабляясь», «скороговоркой». Из приведённых примеров видно, что в данном случае «подсказки» Лескова способствуют концентрации внимания актёра на основной черте персонажа, указывают ему на момент, когда эта черта должна проявиться с наибольшей выразительностью.

Ремарки в водевилях Чехова другого плана. Они призваны раскрыть психологическое состояние героя. «Глубокомысленно», «слезливо», «струсив» — короткие, но меткие уточнения, передающие внутреннее состояние персонажа.

Ремарки служат Чехову и средством достижения комического эффекта. С их помощью автору удаётся выявить контраст того, что говорит герой, и как он это делает. Внезапно возникшая между героями любовь в водевиле «Медведь» скрывается за нарочито-грубыми словами и поведением: Смирнов «ломает мебель», «кричит» и в то же время замечает прелесть молодой женщины и грубо произносит: «Я люблю вас». Попова отвечает: «Я вас... ненавижу», но слова звучат как ответное признание, и порванный «от злости» платок является тому подтверждением.

Чеховские ремарки, как и аттестации персонажей, становятся для автора инструментом индивидуализации героев, средством усиления идейного смысла произведения.

Лесков, на это обращает внимание и И.В. Столярова, наделяет своих героев «говорящими» фамилиями — Колокольцев, Молчанов, Князев — проводя параллель с произведениями классиков русской драматургии: Фонвизиным, Грибоедовым, Островским. Этот приём автор использует с целью активного воздействия на сознание массового читателя и зрителя. Положительный герой — Молчанов — более молчит. Ему не хватает крепости характера для того, чтобы сопротивляться устаревшей морали. Таков, по мнению Лескова, тип современного ему русского человека, которому противостоят местные «царьки» — Князевы. Отсюда и фамилия главного героя.

«Говорящие» фамилии в чеховских водевилях являются инструментом сатирического изображения персонажей. Так фамилия героя Эпаминонда Максимовича Апломбова отсылает читателя к профессии героя — оценщик в ссудной кассе, то есть человек, всему знающий цену, и, одновременно, к манере поведения — ведёт себя с нарочитым апломбом, сознавая собственную значимость: «Я человек положительный и с характером», «Я человек благородный».

В водевиле «Юбилей» фамилия главного героя Шипучин наталкивает на сравнение его с поддельным шампанским вином, которое может сравниться с настоящим лишь по силе шипения и количеству выделяемой пены. В основе его характера лежит готовность пойти на любой подлог, обман, мошенничество. Фамилия бухгалтера банка Хирина — человека нервного, неуравновешенного, раздражительного — сразу наталкивает зрителя на мысль о том, что персонаж захирел на работе, будучи не в состоянии справиться с грузом свалившихся на него дел.

Необходимо отметить, что и Лесков и Чехов уделяли большое значение речи персонажей. Вслед за И.В. Столяровой подчеркнем, что, стараясь максимально передать атмосферу провинциального городка, Лесков вводит в пьесу просторечия, диалектные слова, пословицы, фразеологические обороты. Являясь знатоком и ценителем народного слова, автор «Расточителя» понимает, что за ёмкими, колоритными, меткими выражениями стоит истинная народная душа.

Особенно интересна и выразительна речь Дробадонова. Его реплики зачастую являются критическими пояснениями к репликам других персонажей. В ней обороты народного языка играют роль острых дополнений. Интересно, что пословицы и меткие фразы используют как положительные, так и отрицательные персонажи произведения. Обращение Князева к элементам фольклора обусловлено его желанием подкупить толпу, оказаться своим среди общей серой массы. Автор вкладывает в уста героя такие выражения, которые способствуют наибольшему раскрытию его внутренней сути: «...люби не люби, да почаще взглядывай»¹⁰, «...У нас правда молчком лежит, а брехню пусти с уха на ухо, она пролетит с угла на угол...»¹¹. Лесков умело вводит в монологи элементы сельского и городского фольклора («Ах, когда бы эту кралию подержать бы мне за талию...»¹²).

Не менее требовательно и кропотливо работал над языком своих произведений А.П. Чехов. Его водевильные персонажи нечасто используют в своей речи просторечья и некоторые другие отступления от правил литературного языка. Чехов довольно редко обращается к искусственному искажению синтаксических конструкций, но если и использует их, то это всегда оправдано необходимостью наиболее яркой характеристики героя. Излюбленными приёмами Чехова-водевилиста, способствующими созданию комического эффекта, являются неправильно и не к месту приведённые специальные термины: «Я ведь это не из эгоистицизма, а из принципа», «Малодушная психиатрия и больше ничего» («Свадьба»), неверное толкование слова: «Истинная учёность скромна и не любит фигурировать» («Свадьба»), часто повторяемые героем излюбленные слова и выражения: «и прочее», «тому подобное», «не будь я Шипучин!». Все перечисленные приёмы служат писателю не только средством выражения юмора, но являются и инструментом дополнительной характеристики персонажа.

Несоответствие умственного потенциала и желания показать себя высокообразованными людьми, их стремление к изысканным манерам Чехов высмеивает с помощью искусственно созданных, комически оформленных фраз: «Он не имеет никакой полной правы», «Позвольте вам выйти вон!» («Свадьба»).

По традиции водевильный сюжет строится на каком-нибудь анекдоте, забавном случае, недоразумении. Не избегал этого и Чехов, но его парадоксальные ситуации основывались на закономерностях и конфликтах реальной действительности, в то время как большинство классических сюжетов строились на использовании театральных условностей (обман, переодевание, случайная или специально подготовленная путаница). В произведениях Чехова старые водевильные приёмы наполняются новым звучанием. Так, например, интрига в произведениях «Медведь» и «Юбилей» строится на том, что персонажи не понимают, а, вернее, не хотят понять друг друга. Каждый из них озабочен собственными проблемами. На первый взгляд, автор использует обычный водевильный приём, когда герои не понимают друг друга в силу какой-либо ошибки, шутки, розыгрыша или недоразумения, но на самом деле их недопонимание строится на собственной углублённости в повседневные дела. Таким образом, автор основывает комический сюжет на обстоятельствах реальной жизни, отказываясь от использования театральных условностей водевильного жанра. Этот приём позволяет Чехову наполнить застывшие водевильные формы новым содержанием. Таким образом, классическая жанровая форма водевиля, выстроенная на перипетиях современной жизни, позволяет автору затронуть очень важные для него темы: тему пошлости и противостояния ей, тему зря потраченной жизни и т. д.

И.В. Столярова отмечает, что и в «Расточителе» Лесков выстраивает некоторые сцены на парадоксах. Так, например, анекдотической является ситуация, когда Молчанова укоряют в том, что он не «общественный человек», мотивируя это тем, что он тратит свой капитал на помощь другим: перечисляет деньги на счёт детских приютов, повышает жалование рабочим. «Можно пожертвовать... мало ли купцы на что жертвуют, да только ведь все жертвуют, так с умом жертвуют, с выгодой: или для ордена, либо что совсем нестоящее. А ты, накося, от себя рвешь, да на мир заплаты шьёшь»¹³.

С точки зрения Князева, Дробадонов, пытающийся изменить мнение толпы в отношении Молчанова в положительную сторону, тоже поступает странно: «Но он уж начал не жалеть и самого себя. Такие люди в обществе негодны»¹⁴.

Парадоксальной представляется и логика рассуждений Анны Семёновны, тёщи Молчанова. Она просит судить зятя не только за расточительство, но и за нелюбовь. На возражения об отсутствии такого закона возмущается: «А разве все по закону судят? Нет закона, по писанию судить можно»¹⁵.

Приём изображения событий в анекдотически парадоксальном ключе автор использует с целью возможного влияния на традиционное мнение о законности неестественности существующего порядка в современном обществе.

Подводя итог, отметим, что с большой долей вероятности можно говорить о том, что если не в постановочном, то в печатном варианте Чехов наверняка был знаком с «Расточителем». Тем не менее, повторимся, Н.С. Лескова нельзя считать чеховским учителем в области драматургии, поскольку его опыт в написании произведений для сцены слишком мал. В то же время, дарование Чехова настолько велико, что даже незначительные, с точки зрения обычного человека, детали могли лечь в основу дальнейших чеховских разработок.

Вот почему анализ драмы Лескова «Расточитель» и водевилей Чехова способствует выявлению похожих литературных приёмов, которыми пользовались авторы при работе над произведениями. А обнаруженные сходства драматургических особенностей позволяют говорить об общности художественных целей и творческих устремлений писателей.

Примечания

1. Лесков А.Н. Н. Лесков по его личным, семейным и несемейным записям и памятям: В 2 т. М.: Художественная литература, 1984. Т. 2. С. 201.

2. Указ. соч. Т. 2. С. 201.

3. Лесков А.Н. Н. Лесков по его личным, семейным и несемейным записям и памятям: В 2 т. М.: Художественная литература, 1984. Т. 1. С. 464.

4. Указ. соч. Т. 1. С. 270.

5. Гроссман Л.Н.С. Лесков. Жизнь. Творчество. Поэтика. М.: ГИХЛ, 1945. С. 148.

6. Указ. соч. С. 155.

7. Лесков А.Н. Н. Лесков по его личным, семейным и несемейным записям и памятям: В 2 т. М.: Художественная литература, 1984. Т. 1. С. 272.

8. Столярова И.В. Драма Н.С. Лескова «Расточитель» // Анализ драматического произведения. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. С. 283—300.

9. Гроссман Л.Н.С. Лесков. Жизнь. Творчество. Поэтика. М.: ГИХЛ, 1945. С. 151.

10. Лесков Н.С. Собрание сочинений: В 11 т. М.: Гослитиздат, 1956. Т. 1. С. 399.

11. Указ. соч. С. 391.

12. Указ. соч. С. 402.

13. Лесков Н.С. Собрание сочинений: В 11 т. М.: Гослитиздат, 1958. Т. 1. С. 419.

14. Указ. соч. С. 447.

15. Указ. соч. С. 441.