Вернуться к Э.Е. Матонина, Э.Л. Говорушко. Чехов и Лика Мизинова

Тень Потапенко

У Санина был свой способ собираться в дорогу, позволяющий никогда ничего не забывать и не брать с собой ничего лишнего. За несколько дней до поездки он начинал составлять список необходимых вещей. На первом месте — билет, затем паспорт, деньги. Постепенно список додумывался и пополнялся, в него скрупулезно вносилось до мелочей все необходимое в дороге, в другом городе или стране. В день или ночь отъезда все вещи аккуратно выкладывались на диван, и каждая, появляясь на свет божий, вычеркивалась из списка. Оставалось самое простое — аккуратно все запаковать в чемодан или саквояж. Санинский багаж обычно был в готовности за день до поездки, хотя один из чемоданов стоял открытым до самого выхода из дома.

Но сколько Санин ни бился, ему так и не удалось приобщить к этой системе Лидию Стахиевну. Она собиралась в дорогу в последний день, и в этот момент в доме царил настоящий хаос: стояли нараспашку все шкафы, многое по нескольку раз переосматривалось, перепримерялось, откладывалось в сторону и снова примерялось. В такой момент Санин старался уходить из дома, забрав с собой оба паспорта, билеты и деньги. Собственно, из этого преддорожного хаоса и возникла впервые эта Хаосенька, имя, которое поначалу умиляло жену, а потом стало раздражать, став для нее синонимом того хаоса, который, как ей самой казалось, царил и в ее душе.

Вот и сейчас она стояла перед зеркалом и решала — брать или не брать? Она не особенно спешила, так как на этот раз решила удивить Санина: впереди были еще сутки, поезд уходил в третьем часу пополудни. И тут раздался телефонный звонок, который отчего-то показался ей неожиданным и тревожным. Она сняла трубку.

— Лидия Стахиевна, это вы?

«Ну вот, этот премерзкий кот все же дал о себе знать», — первым делом промелькнуло в голове.

— Я, я. Юля, дорогая моя, говорите скорее, что случилось?

— Все рухнуло. Вы разрешите мне пожить у вас, пока будете в отъезде?

— Конечно. Но что случилось?

— Можно я приеду прямо сейчас? Я не хочу оставаться здесь ни минуты.

Она появилась часа через полтора, с отекшим от слез лицом и замазанной йодом ссадиной на правой скуле. Была она в том же плаще, в котором приехала из Европы. Увидев ее, Лидия Стахиевна сама чуть не заплакала от жалости. Водитель внес ее чемоданы.

— Что, он тебя ударил? — спросила Санина.

— Нет, что вы, он на это не способен. Но лучше бы ударил, мне было бы легче... Я, я... беременна, Лидия Стахиевна...

— Разве можно так расстраиваться из-за этого? Наоборот, радоваться надо.

Но Юлия рыдала, и конца этому было не видно. Наконец Лидия Стахиевна не выдержала и обратилась к молодой женщине с необычной для нее суровостью:

— Все. Давай успокоимся и начнем все по порядку.

Оказалось, в десятом часу дня Юлия на улице потеряла сознание. Упав, она обо что-то ударилась, а очнулась уже в автомобиле, который куда-то ее вез.

— Выпустите меня, все уже — о'кей, — пыталась я уговорить молодого человека, сидевшего за рулем, но он все твердил: госпиталь, госпиталь. Как выяснилось, этот парень, видевший, как я грохнулась на тротуар, втащил меня в свой припаркованный тут же автомобиль и сейчас вез в больницу. Уговорить его не делать этого было невозможно. Я объяснила ему как могла — донт мани, донт мани, но он твердил свое — yes, it's o'key, it's o'key. Ссадина оказалась пустяковой, но мне объяснили, что я беременна, что еще пару месяцев мне не рекомендуется ходить одной...

— Успокойся, стоит ли из-за этого так расстраиваться? Не ты первая, не ты последняя. Уверена, Владимир обрадуется такому известию.

— Нет, он об этом никогда не узнает. Мне он не нужен, я знать его не хочу теперь. Я видела Владимира под руку с женщиной, в которой по фотографии узнала его жену. Значит, все обман, обман и ложь. Что любит меня, что разводится, что мы скоро будем жить вместе. Что он сегодня не будет ночевать со мной, потому что ему нужно срочно подготовить какие-то чертежи и сдать завтра в конструкторское бюро. У него и раньше бывали эти ночные работы. Все, с меня достаточно — пусть чертит с кем хочет и сдает что хочет. Спасибо вам за приют, за это время я что-нибудь себе подыщу...

Лидия Стахиевна уговаривала Юлию не пороть горячку: дескать, все утрясется, сейчас не надо нервничать, надо думать о будущем ребенке, но и она сама не верила в то, что говорила. Потому что вспоминала парижскую гостиницу, как сидела там одна и ждала Игнатия Потапенко. А он забегал на полчаса, сообщал, что не хочет нервировать жену, лепетал, что не сегодня-завтра обязательно скажет ей о разводе и они будут вместе. И ей было почему-то жалко не себя, а его, растерянного, разорванного на две половинки. И так было не раз и не два, а она все ждала, на что-то надеялась. А надо было вот так же, как Юля, бросить все и уехать домой. Тогда можно было хотя бы сохранить уважение к себе.

Пришел Санин, и Лидия Стахиевна с порога объявила, что никуда не едет, а ее билет надо срочно сдать. Супруги говорили шепотом, зная, что в американских домах все слышно. Санин категорически не верил в то, что Гринберг оказался лжецом.

Гринберг позвонил около одиннадцати, тысячу раз извинился за беспокойство.

— Лидия Стахиевна, я очень встревожен. Скажите, пожалуйста, с Юлией все в порядке? Не томите, пожалейте меня, она у вас?

— Да, Юлия у нас, — подчеркнуто сухо ответила Санина. — Но она не хочет ни видеть вас, ни разговаривать с вами!

— Боже, но почему? Чем я провинился перед нею?

В его голосе было столько недоумения и отчаяния, что Лидия Стахиевна поняла: прав Санин, все выяснится и кончится хеппи-эндом.

— Она видела вас возле больницы с женой.

— Извините ради бога! С ней действительно все в порядке? Что она делала в больнице?

— Не беспокойтесь, с ней все в порядке, — все так же сухо ответила Лидия Стахиевна.

— Да, я был там вместе с бывшей женой. Ее мать при смерти, она хотела видеть нас вдвоем, так как дочь, чтобы не волновать мать, не сообщила о нашем разводе... Понимаете?

— Приезжайте, — только и сказала Санина. Потом пошла в спальню и осторожно разбудила Юлию. — Одевайся, сейчас здесь будет Владимир. Жди его здесь, он тебе сам все объяснит.

Гринберг приехал не один, а с высокой темноволосой женщиной примерно Юлиного возраста.

— Елена, — представил он ее Саниным. — Моя бывшая жена. Я ее выручил, а сейчас она согласилась помочь мне.

Уезжали они втроем. Юлия — умиротворенная и почти счастливая. Владимир был с ней особенно бережен, и Саниным стало ясно, что она проговорилась Гринбергу о том, что он станет отцом. Когда за ними закрылась дверь, Лидия Стахиевна сказала мужу:

— Вот они какие, нынешние молодые — без всяких комплексов! Бывшая жена мчится спасти новое счастье бывшего мужа. Интересно, это американская специфика или признак нового времени?

— Знаешь, мне кажется, что Юлия с его бывшей женой, скорее всего, подружатся, — думая о своем, предположила Лидия Стахиевна. — А знаешь, Сашуня, я в кои-то веки решила тебя послушаться и собраться в дорогу заблаговременно, но у меня ничего не вышло...