З.А. Шелестова. Изучение мастерства Чехова-рассказчика на уроках литературы в 10 классе

Перед тем как обратиться к анализу рассказа А.П. Чехова «Ионыч» в 10 классе, преподавателю, на наш взгляд, в небольшой лекции необходимо познакомить школьников со своеобразием мастерства Чехова-рассказчика с тем, чтобы углублённо ввести их в художественный мир писателя.

«Своеобразие и вместе с тем заслуга Чехова, — считает В.В. Голубков, — состоит в том, что он, как никто, понял существо рассказа как малой эпической формы, довёл этот жанр до совершенства, добиваясь, чтобы рассказ в возможно меньшем объёме отражал с максимальной правдивостью и с наибольшей глубиной и силой существенные стороны жизни»¹. Искусство композиционной сжатости, умение не только писать, но и переделывать, исправляя, сокращая, безжалостно вычёркивая всё, без чего можно обойтись, стало для Чехова одним из основных требований, которые он предъявлял себе на всём протяжении литературной деятельности. Крылатой стала фраза писателя: «Краткость — сестра таланта».

Чехов создал своего рода поэтику короткого рассказа, по-особому решая вопросы о композиции образа, о соотношении действующих лиц, о сюжете рассказа, о языке автора и персонажей. Писатель неоднократно ставил и вопрос о писателе и читателе. Читатель, на которого ориентировался Чехов, не буржуа, не обыватель. «Это передовой, демократически настроенный интеллигент, способный понять идейный смысл рассказов и их тонкий юмор»². Сюжеты в рассказах Чехова строятся чаще всего на одном эпизоде, всегда занимательном и остром, а развёртывание сюжета энергично, динамично, стремительно. В маленьких рассказах, считал Чехов, лучше недосказать, чем пересказать. В языке также необходимо соблюдать строжайшую экономию, поэтому язык должен быть прост, понятен, доходчив. Конечно, писатель не был противником так называемых изобразительно-выразительных приёмов, но, если они шаблонны, затасканны, не останавливают на себе внимание читателя, они только портят впечатление.

По наблюдениям Н.М. Шанского³, Чехов старательно устранял из языковой ткани своих рассказов всё то, что недостаточно точно, выступал против злоупотребления иноязычными словами, обращался чаще к общеизвестным и общеупотребительным словам. «Пишу и зачёркиваю, пишу и зачёркиваю» — так кратко и выразительно охарактеризовал писатель свой творческий метод в письме от 1 февраля 1897 года к Е. Шавровой [П. 7, 204].

Работу над лексикой Чехов не прекращал и после выхода рассказов в свет. Приведём несколько примеров:

А.П. Чехов, по определению М. Горького, «единственный из художников нашего времени, в высокой степени усвоивший искусство писать так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно» [П. 7, 210].

Неистощимым был талант Чехова как юмориста и сатирика: «Штабс-капитан Полянский стал уверять Варю, что Пушкин в самом деле психолог, и в доказательство привёл два стиха из Лермонтова («Учитель словесности»). Или: «Он любил читать и газеты, но читал в них одни только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом...» («Крыжовник») и т. д.

Одним из главных средств стимулирования творческого воображения читателя была для Чехова художественная деталь. Подбор деталей был одной из тех «тайн» его творчества, которой учились у него другие писатели. Один искусно поданный штрих — и читатель силой своего воображения создаёт облик всего человека. «Для того чтобы подчеркнуть бедность просительницы, — советовал Чехов одному молодому писателю, — не нужно тратить много слов, не нужно говорить о её жалком состоянии, несчастном виде, а следует только сказать, что она была в рыжей тальме»⁴.

Максимальная экономия художественных средств требовала от Чехова и строжайшего отбора событий и сцен. Здесь Чехов был непревзойдённым мастером. Он считал необходимым сразу вводить читателя в развитие сюжета. «Он встал с моей тетрадью в руках, — вспоминает С. Щукин, — и перегнул её пополам. «Начинающие писатели часто должны делать так: перегните пополам и разорвите первую половину... Я говорю серьёзно, — сказал Чехов. — Обыкновенно начинающие стараются, как говорят, «вводить в рассказ» и половину пишут лишнего. А надо писать, чтобы читатель без пояснений автора, из хода рассказа, из разговоров действующих лиц, из их поступков понял, в чём дело. Попробуйте оторвать первую половину вашего рассказа, вам придётся только немного изменить начало второй, и рассказ будет совершенно понятен. И вообще не надо ничего лишнего...»⁵.

Ещё большее значение Чехов придавал концовке рассказа, стремясь сделать её возможно более эффектной и впечатляющей. Например, в рассказе «Каштанка» сюжет развивается вполне логично. Собака, попав к клоуну, входит в новую жизнь и превращается в «артистку». Но стоило ей во время дебюта услышать знакомые голоса, как в ней проявилась её собачья природа — привязанность к людям, среди которых она выросла и долго жила. Неожиданная концовка рассказа открывает его смысл.

Все рассказы А.П. Чехова можно разделить на три группы: юмористические, сатирические и лирико-драматические. Свои юмористические рассказы («Хирургия», «Оратор», «Лошадиная фамилия», «Юбилей», «Радость» и др.) Чехов писал для журналов «Стрекоза», «Будильник», «Осколки», «Свет и тени». Он прекрасно знал бытовой язык и был непревзойдённым мастером речевой характеристики: умел говорить языком помещика, крестьянина, извозчика, учителя, студента-медика, деревенского дьячка и т. д.

Основные темы сатирических рассказов Чехова («Хамелеон», «Толстый и тонкий», «Унтер Пришибеев», «Человек в футляре», «Смерть чиновника» и др.) — деспотизм, самоуправство, формализм начальствующих лиц и чиновников и забитость, пресмыкательство, подхалимство подчинённых. Искусству сатирического изображения Чехов учился прежде всего у Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Художественные средства, обычно применяемые в сатирической литературе — иносказание, сгущение красок, доходящее до гиперболы, а иногда и до гротеска, характерны и для сатиры Чехова.

После того как учащиеся вспомнят содержание уже изученных ими в средних классах чеховских произведений, обратимся к рассказу «Ионыч» (1898). Его особенностью является соединение сатиры с обычно свойственным Чехову элегическим настроением, грустным раздумьем над жизнью. Мы воспринимаем рассказ «Ионыч» как сатиру на жизнь провинциальной интеллигенции, но неудачная любовь и неудачно сложившаяся жизнь героев вызывают одновременно и чувство грусти.

Основная тема рассказа — тема моральной деградации доктора Старцева — требует для своего раскрытия, по меньшей мере, жанра романа, но Чехов сумел раскрыть эту тему в небольшом рассказе полно, ярко и убедительно. Его мастерство проявилось прежде всего в показе целого через одну, но основную черту характера и жизни героев. Второй художественный приём — ступенчатость в раскрытии жизненного пути героев. И третий приём сатирического изображения — это речевая характеристика, один из излюбленных приёмов Чехова, в котором он был величайшим мастером.

Задача учителя при обращении к тексту — показать, что эволюция Старцева органически связана с условиями и обстоятельствами, типичными для времени и места действия рассказа.

Город С. и его «интеллигентное» общество представляют собой не только фон, на котором развёртывается история героя рассказа. Среда, в которую попал молодой, с хорошими задатками земский врач, оказалась для него далеко не безобидной. Рисуя быт семьи Туркиных, показывая их интересы и взгляды на жизнь, Чехов вместе с тем изображает типические черты пустой, обывательской интеллигенции города С. Туркины искренне убеждены, что представляют собой «сливки общества», цвет местной цивилизации.

Иван Петрович считал себя человеком очень остроумным («недурственно», «покорчило вас благодарю», «большинский»). Читателю неизвестно, служил ли где-нибудь Туркин, на какие средства жил, было ли у него имение и как он им управлял. Вот характерная для Туркина деталь: «Вынув из жилетного кармана записочки, он прочёл смешное письмо управляющего о том, как в именье испортились все запирательства и обвалилась застенчивость». Если Туркин охарактеризован исключительно со стороны претензий на остроумие, то в образе Веры Иосифовны на первый план выдвинута одна черта — кокетничанье своим писательством, французскими фразами и игривым тоном в разговоре с гостями («Мой муж ревнив, это — Отелло, но ведь мы постараемся вести себя так, что он ничего не заметит»).

Екатерина Ивановна считала себя талантливой пианисткой. Закончив «трудный пассаж, интересный именно своей трудностью, длинный и однообразный», она принимала восторженные отзывы гостей как должное, «и на всей её фигуре было написано торжество». С риторическим пафосом она говорит Старцеву: «Я хочу быть артисткой, я хочу славы, успеха, свободы, а вы хотите, чтобы я... продолжала эту пустую, бесполезную жизнь, которая стала для меня невыносимой».

Обрисовка образа Екатерины Ивановны, несомненно, проникнута тонкой иронией, иногда насмешливой, иногда грустной, но в целом этот образ овеян авторским сочувствием. Она «капризна, избалована», но стремится не к безделью, не к роскоши и не удовольствиям, а к работе на поприще искусства. Для достижения своей цели она много работала (даже в праздничные дни играла на рояле по три-четыре часа, выполняла «длинные утомительные экзерсисы»). Но после того как Екатерина Ивановна, оторвавшись от семьи, пробыла четыре года в московской консерватории, она убедилась в том, что музыкального таланта у неё нет: «Теперь все барышни играют на рояле, и я тоже играла, как все, и ничего во мне не было особенного; я такая же пианистка, как мама писательница». Взрослая Екатерина Ивановна, надломившаяся в жизни и цепляющаяся, как за последнюю соломинку, за свои былые отношения со Старцевым, вызывает у читателя не усмешку, а сожаление, даже сочувствие.

Важно, чтобы ученики при повторном медленном чтении отрывков из текста почувствовали особенности языка и стиля Чехова (лиризм, иронию, лаконизм и сдержанность в выражении чувств). Задача учителя — раскрыть учащимся «поэтику намёков», присущую манере Чехова, показать, какое обилие фактов и жизненных наблюдений заключено в чеховских рассказах, какие сложные и глубокие мысли выражены с помощью простых лексических средств и коротких предложений с предельно ясной структурой.

Рисуя семью Туркиных сатирически, Чехов, однако, нигде не прибегает к нарочитой схематизации или утрированию. По первому впечатлению Иван Петрович может представиться просто симпатичным человеком. Он весёлый, жизнерадостный добряк, шутник, балагур. Развлекая гостей, он «мило» шутит, пуская в ход излюбленные словечки и выражения. Вера Иосифовна читает гостям свой роман. Гордясь «талантливостью» жены, Иван Петрович не прочь похвастаться и одарённостью дочери: именно по его просьбе Котик садится за рояль.

Первая глава даёт богатый материал для характеристики Туркиных. В доме идёт какая-то показная жизнь, отчасти напоминающая не в первый раз сыгранный спектакль. Глава семьи смешит всех пошлыми шутками, хозяйка играет в литературу. Любящие родители забавляются дочерью, как куклой, делают из неё вундеркинда, которому уготовано блестящее будущее. Гости Туркиных усердно изображают «почитателей талантов».

Всё это не что иное, как легковесная подмена подлинно интеллектуальной жизни, которой, по мысли Чехова, должна жить настоящая интеллигенция. Можно привести учащимся известное высказывание М. Горького: «Его врагом была пошлость; он всю жизнь боролся с ней, её он осмеивал и её изображал бесстрашным, острым пером, умея найти плесень пошлости даже там, где с первого взгляда, казалось, всё устроено очень хорошо, удобно, даже — с блеском»⁶. Акцент такого рода будет иметь большое воспитательное значение.

Во второй главе на первый план выступает образ центрального героя. Со времени его визита к Туркиным прошёл год («В трудах и одиночестве» — замечает автор). Уже одно то, что Старцев, неоднократно собиравшийся посетить гостеприимных и понравившихся ему знакомых, смог выполнить своё намерение лишь через год, свидетельствует о том, что он всей душой отдаётся своему делу.

Особо остановимся на увлечении Старцева Екатериной Ивановной, которая привлекла его внимание не только молодостью, — он видел в ней неординарную девушку: «...она казалась ему очень умной и развитой не по летам». Влюблённому врачу думалось, что Екатерина Ивановна способна разделить с ним все его умственные интересы. «С ней он мог говорить о литературе, об искусстве, о чём угодно, мог жаловаться ей на жизнь, на людей, хотя во время серьёзного разговора, случалось, она вдруг некстати начинала смеяться или убегала в дом». Это замечание автора делало очевидным, что Старцев идеализировал Котика. Ему доставляло удовольствие расспрашивать её о прочитанном, и его не настораживало, что «высокоразвитая» Котик по поводу «Тысячи душ» Писемского ограничивается столь глубоким суждением: «А как смешно звали Писемского: Алексей Феофилактыч!»

Разговор молодых людей происходит в саду, на скамье «под старым широким клёном». Надо разъяснить учащимся принципы построения чеховского пейзажа, мягкого и лирического⁷. В сцене свидания Старцева с Туркиной простыми, но чрезвычайно выразительными деталями дан осенний грустный пейзаж, как бы намекающий на скрытое, пока ещё не проявившееся неблагополучие в судьбах героев рассказа, на дисгармонию их чувств, в будущем не сулящую им ничего отрадного: «Приближалась осень, и в старом саду было тихо, грустно, а на аллеях лежали тёмные листья. Уже рано смеркалось». Примечательно, что и описание последующих встреч героев сопровождается аналогичными зарисовками («На дворе накрапывал дождь, было очень темно...»; «Они пошли в сад и сели там на скамью под старым клёном, как четыре года назад. Было темно»).

Сумасбродная записка Котика повергает Старцева в смятение. Ясно понимая, что его свидание на кладбище вряд ли осуществится, он всё же «отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его». На этом этапе жизни Старцеву не чуждо ничто человеческое: пылкая влюблённость, мечты о счастье. Но вот Старцев убеждается, что его обманули. Усталый, угасший, разочарованный, он уходит с кладбища. В это время «точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг всё потемнело кругом». Потемневшее ночное небо гармонирует с внутренним состоянием героя, в душе которого всё померкло.

В неудачном сватовстве Старцева, составляющем содержание третьей главы, необходимо проследить за настроением героя, обуреваемого сомнениями по поводу серьёзного шага, на который он решился. «А приданого они дадут, должно быть, немало» — вдруг приходит ему в голову. Эта грубо-прозаическая мысль, не имеющая ничего общего со вчерашним мечтами, изобличает в молодом враче задатки будущего стяжателя.

Вспоминая о своём скромном происхождении, о своей трудовой жизни, Старцев испытывает сомнения. Он думает о том, что родня будущей жены заставит его бросить службу, которой он отдал много сил и энергии. Но мысль о приданом побеждает колебания доктора: «Дадут приданое, заведём обстановку...» За один год работы он успел развить частную практику. Поэтому «у него уже была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке». Он уже начал полнеть и его тянет к спокойной, уравновешенной жизни.

Решительное объяснение Старцева с Екатериной Ивановной, положившее конец и любовному увлечению доктора, и его мечтам о семейном счастье, должно быть понято как кульминационный момент, вслед за которым отчётливо выявляется уже ранее наметившееся моральное перерождение героя. Следует отметить, что не горечь неразделённого чувства преобладает в переживаниях отвергнутого жениха, а уязвлённое самолюбие человека, уже знающего себе цену. «Он не ожидал отказа», — подчёркивал Чехов.

Чувство любви, переживаемое Старцевым, было искренним, но неглубоким, поверхностным. Через несколько дней он «успокоился и зажил по-прежнему». Вспоминая своё минувшее увлечение, «он лениво потягивался и говорил: «Сколько хлопот, однако»!»

Четвёртая глава рассказа показывает Старцева популярным в городе врачом, разбогатевшим и преуспевающим. Теперь он предпочитает только частную практику, о чём свидетельствует его «спешный» приём больных в Дялиже. Ездит он уже не на паре, а на тройке с бубенчиками. Эта «тройка» символизирует его материальное процветание. Одолевающая его полнота как бы говорит об огрубении, отяжелении и опошлении его личности. После нескольких лет жизни в провинции он не только не вырос в культурном отношении, но, наоборот, заметно опустился: «От таких развлечений, как театр и концерты, он уклонялся, но зато в винт играл каждый вечер, часа по три, с наслаждением».

Впрочем, было у него ещё одно развлечение — «по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой». Обратим внимание учащихся на роль художественных деталей в творчестве Чехова. Запахи, исходящие от купюр различного достоинства, характеризуют город С. Вот эти деньги, пахнущие духами, Старцев получил из выхоленных рук какой-нибудь дамы; вот эти, пропахшие ладаном, может быть, получены при посещении заболевшего служителя церкви, а те, что пахнут ворванью, — после визита к какому-нибудь рыботорговцу. Голый расчёт, «бессердечный чистоган», ныне правящий жизнью Старцева, вытеснили из его сознания и мысли о значении труда, и мечты о личном счастье, сковал все его душевные движения. Но самый главный критерий, которым читатель определяет глубину душевного опустошения Старцева, — это отношение его к девушке, которую он ещё так недавно любил.

Чехов подробно рисует сцену посещения Старцевым дома Туркиных. Всё шло, как и раньше. Так же «остроумно» приветствовал его Иван Петрович («А здравствуйте, пожалуйста!.. Бонжурьте!»), так же манерно и кокетливо встретила его Вера Иосифовна, так же «шумно играла на рояле» Екатерина Ивановна, так же Пава говорил трагическим голосом: «Умри, несчастная!» — и так же беседовал он с Екатериной Ивановной в саду, на той же скамье под старым клёном.

Любовь прошла безвозвратно, и, хотя Котик «стала красивее и стройнее, ему не нравилась её бледность, новое выражение лица, слабая улыбка, голос. А немного погодя уже не нравилось платье, кресло, на котором она сидела». Слушая Веру Иосифовну, «сильно постаревшую, с белыми волосами, и её новый роман, Старцев с досадой думает: «Бездарен не тот, кто не умеет писать повестей, а тот, кто их пишет и не умеет скрыть этого».

Интересен последний разговор Екатерины Ивановны и Старцева. Характеризуя провинциальную жизнь, доктор говорит: «Как мы поживаем тут? Да никак. Старимся, полнеем, опускаемся... Днём нажива, а вечером клуб, общество картёжников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. Что хорошего?» Но Екатерина Ивановна не замечает катастрофического изменения внутреннего облика Старцева. «Я только о вас и думала. Какое это счастье быть земским врачом, помогать страдальцам, служить народу». Как бы отстраняя от себя всё, что может тревожить его заснувшую совесть, Старцев кратко определяет своё впечатление от встречи с Екатериной Ивановной так: «А хорошо, что я тогда не женился».

Пятая глава рассказа звучит эпилогом. «Прошло ещё несколько лет. Старцев ещё больше располнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову». Стремление к наживе окончательно овладело им и перешло в страсть. У него уже есть имение и два дома в городе, и он «облюбовывает ещё третий, повыгоднее...». Для того чтобы показать, во что превратился теперь Старцев, Чехов рисует его чрезвычайно выразительный портрет: «Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками и Пантелеймон, тоже пухлый и красный... кричит встречным: «Прррава держи!»— то картина бывает внушительная и, кажется, что едет не человек, а языческий бог».

И снова в качестве решающего критерия для выяснения степени нравственного падения Старцева Чехов берёт отношение героя к предмету его былой любви. Когда в клубе кто-нибудь заговаривает о Туркиных, он спрашивает: «Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?» Так говорить о девушке, которую когда-то любил, может только человек, дошедший до последней степени душевной опустошённости. Городские обыватели зовут теперь Старцева «Ионычем». В этом звучит и панибратская фамильярность, и скрытое неодобрение. Превратившись в «Ионыча», Старцев стал одним из многих стяжателей и пошляков, населявших город С.

Рассказ А.П. Чехова «Ионыч» особенно актуален в наше постсоветское время, в котором приветствуется собственничество, страсть к наживе, влекущие за собой пошлость и моральное разложение. Более ста лет назад Чехов заклеймил быт собственников, их нравы, паразитизм, оскудение человеческой личности. Работа над рассказом поможет школьникам задуматься о смысле жизни, её истинных ценностях; о том, что бесполезная и праздная жизнь за счёт других убивает в человеке всё лучшее, что щедро дано ему природой.

В 2013 году издательский дом «Комсомольская правда» выпустил серию дисков «Великие исполнители». Чеховские произведения читают Ф. Раневская, А. Грибов, И. Савина, О. Книппер-Чехова, Г. Тараторкин, О. Табаков, С. Никоненко и др. В дополнение к программному рассказу «Ионыч» мы предложили учащимся 10 класса (школа № 1130 Западного округа г. Москвы) прослушать рассказ Чехова «Архиерей» в исполнении О. Табакова и написать своё мнение о рассказе и позиции автора в нём. Произведение было написано Чеховым в 1902 году, когда писатель был уже тяжело болен и ему как врачу были понятны страдания его умирающего героя — преосвященного Петра, а как писателю — его размышления о жизни и смерти, о должном и сущем, о вере и абсолютнейших ценностях, главной из которых является чувство свободы.

Оба рассказа написаны Чеховым в конце жизни, как бы о разном. В них его размышления о многих и многих молодых людях, подававших в юности большие надежды, но поправших исповедуемые ими когда-то идеалы. Объединяет их мотив несовпадения намечаемых героями на старте жизни целей и окончательных итогов, которых они достигли на финише своего бренного пути. Старцев полностью погряз в бытовой трясине и вовсе не стремится что-то изменить, даже вспомнив планы, что строил в молодости. А Пётр ощущает всё чаще неуют в своём нынешнем состоянии. Он и хотел бы вернуться к истинно воцерковленному бытию — среда не пускает. И та же среда забывает о нём, как только он покидает этот мир. Так среда забудет и о Старцеве, о котором будут напоминать лишь три его дома и именье, купленное на «мятые бумажки».

Учащиеся писали, что «рассказ Чехова «Архиерей» в исполнении О. Табакова вызывает грусть и сожаление, заставляет задуматься над своей жизнью, над тем, для чего человек живёт и счастлив ли он» (Юля Ч.).

«Главная мысль рассказа состоит в том, чтобы показать, что все мы одинаковы, у нас у всех одинаковые болезни вне зависимости от чина, который мы имеем» (Маша М.)

«Чехов показал тяготы священнослужителей: человек, заточённый в рамки хотя бы и священных обрядов, не свободен, а потому и несчастен. Надо жить так и поступать так, как подсказывает тебе твоё сердце» (Иван Д.).

«Архиерей был счастлив, когда служил в церкви, но высокий чин не позволил осуществиться его мечте: спокойно служить простым дьячком в какой-нибудь деревенской церквушке» (Люда В.).

«Архиерей хоть и служил, но не искренне верил в Бога, сомнения терзали его. Герой является откровением самого Чехова» (Даша П.).

«Архиерей одинок и мечтает хоть с кем-нибудь поговорить просто, без подобострастия. Даже мать видела в нём не сына, а лишь его высокое звание. Архиерей — обычный человек, который мечтает о простой жизни, он устал от своего высокого чина» (Вася К.).

«Смерть неизбежна. Перед ней все люди равны. И Чехова волновала мысль о том, какой след оставляет после себя человек. После смерти архиерея город жил прежней жизнью, его никто не вспоминал, и мало кто верил рассказам матери о том, что её сын был архиереем» (Миша Д.).

«Главная мысль рассказа в том, что неважно, какое положение занимает человек, каков его статус в жизни, так как перед смертью все равны. При жизни герой занял такую высокую должность, что даже его мать боялась его, при разговоре вставала, и лишь когда Пётр умирает, она бросилась к нему со слезами, называя его уже «не владыка», а «сынок» (Паша Л.).

Рассказ «Архиерей», по мнению М. Дунаева, «одно из самых совершенных в художественном отношении произведений Чехова»⁸. Главный герой всею душою отдаётся своему служению, любит церковь, но чувствует, что его сан создаёт неодолимую преграду между ним и людьми: «Не мог он никак привыкнуть к страху, какой он, сам того не желая, возбуждал в людях, несмотря на свой тихий, скромный нрав...» В его присутствии робели все, «бухали» ему в ноги.

Неслучайно О. Табаков ведёт своё неторопливое повествование на фоне торжественных звуков церковной службы, и это создаёт в душах слушателей состояние, когда души молящихся в храме как бы сливаются в соборном единстве и на душе становится спокойно. Но суета повседневной жизни угнетает архиерея: какие-то входящие и исходящие бумаги, «мелкость всего того, о чём просили, плакали». «Превращение духовного лица в чиновника, — отмечает М. Дунаев, — не может не быть пагубным. Может быть, именно оттого не покидало архиерея чувство какой-то неполноты»⁹.

Чехов всю жизнь стремился никого не осуждать и не судить. В его Записных книжках есть необычная молитва: «Боже, не позволяй мне осуждать или говорить о том, чего я не знаю и не понимаю» [С. 17]. Писатель не имел церковного опыта, поэтому не собирался описывать предсмертные мысли архиерея, но, видимо, не раз думал об этом. Перед своей смертью Чехов сказал врачу: «Я умираю», попросил шампанского, отпил немного и спокойно умер, как и его герой.

Бывают произведения, особенно чеховские, которые трудно анализировать, и обращение к тексту средствами искусства художественного чтения в исполнении таких мастеров слова, как О. Табаков, помогают почувствовать глубину чеховской мысли.

Примечания

1. Голубков В.В. Мастерство А.П. Чехова. — М., 1958. — С. 5.

2. Там же. — С. 8.

3. Шанский Н.М. Лингвистический анализ художественного текста. — Л., 1990. — С. 203—215.

4. Голубков В.В. Мастерство... — С. 13.

5. Щукин С. // Чехов в воспоминаниях современников / Сост. Н.И. Гитович. — М., 1986. — С. 540.

6. Горький и Чехов: Сб. — М., 1959. — С. 137.

7. Семанова М.Л. Чехов-художник. — М., 1976.

8. Дунаев М.М. Православие и русская литература. В 6 т. Т. 4. — М., 2004. — С. 647.

9. Там же. — С. 648.