3.1. «Запахи удивительные...»: ольфакторные сюжеты в повседневной жизни А.П. Чехова

Цветочек дикий, попав в один букет с гвоздикой, стал душистее от хорошего соседства.

А.П. Чехов. Из письма А.Н. Плещееву. (1890)

...позвольте моей голове закружиться от Ваших духов...

А.П. Чехов. Из письма Л.С. Мизиновой (1892)

Вы пишете о душистой росе, а я скажу, что душистой и сверкающей она бывает только на душистых, красивых цветах.

А.П. Чехов. Из письма Л.А. Авиловой (1901)

И письмо твое сегодняшнее такое хорошее, ароматичное, его можно раз десять прочесть, и оно не надоест.

А.П. Чехов. Из письма О.Л. Книппер (1903)

Здесь на станции уже пахло осенью...

А.П. Чехов. «Дама с собачкой»

Запахи природы составляют то лучшее, светлое, желаемое, что наполняло повседневье Чехова «в миру» и в литературном творчестве. Т.Л. Щепкина-Куперник, вспоминая о мелиховском периоде жизни А.П. Чехова, писала: «Цветение фруктовых деревьев вызывало в нем какие-то радостные ассоциации — может быть, сады его детства в южном городке, но когда он смотрел на бело-розовые яблони, у него были ласковые и счастливые глаза»¹. Главным украшением мелиховской усадьбы «была безукоризненная чистота, много воздуха и цветов. Комнаты как-то походили на своих владельцев: келейка Павла Егоровича, с киотами, лампадкой, запахом лекарственных трав и огромными книгами, в которых он записывал все события дня в одной строке, вроде: ...Девчонки принесли ландышей из лесу. <...> Пиона расцвелась»².

Ароматами трав и цветов пропитано эпистолярное наследие Чехова. Запахи живой природы побуждали к вкушению праздности, покоя и любви. Чеховым, 30 апреля 1887 г., Рагозина Балка: «Теплый вечер. Тучи, а потому зги не видно. В воздухе душно и пахнет травами» [П. 2, с. 75]; И.П. Чехову, 7 или 8 мая 1888 г., Сумы: «Бабкино в сравнении с теперешней дачей гроша медного не стоит. Один ночной шум может с ума свести! Пахнет чудно...» [П. 2, с. 266]; Л. Леонтьеву (Щеглову), 5 июля 1894 г., Мелихово: «У нас сенокос, коварный сенокос. Запах свежего сена пьянит и дурманит, так что достаточно часа два посидеть на копне, чтобы вообразить себя в объятиях голой женщины» [П. 5, с. 304]; М.О. Меньшикову³, 4 августа 1895 г., Мелихово: «Цветы у меня цветут на славу. Запахи удивительные, особенно по вечерам» [П. 6, с. 67].

В минуты затишья запахи родной природы порождали надежды на лучшее. А.С. Суворину, 3 декабря, 1892 г., Мелихово: «Была два раза сильная метель..., а теперь тихо и пахнет Рождеством» [П. 5, с. 138]. Но они же вселяли и тревогу. 5 июля 1895 года Чехов, не сказав никому, отправился в имение Горки к И. Левитану. Знаменитый живописец, переживая сильнейшую меланхолию, в минуту отчаяния пытался покончить с собой. Прибыв на место, Чехов пишет А.С. Суворину: «Холодно. Местность болотистая. Пахнет половцами и печенегами» [П. 6, с. 65]. Но и вдали от дома «дымы отечества» не отпускали. А.С. Суворину 27 января 1898 г., Ницца: «Здешнее русское кладбище великолепно. Уютно, зелено и море видно; пахнет славно» [П. 7, с. 161].

Запахи цивилизации. Самые ранние и самые острые ольфакторные впечатления Чехова, очевидно, связаны с бакалейным предприятием его отца, Павла Егоровича. В лавке главы семейства, где братьям Чеховым приходилось отбывать трудовую повинность, можно было купить, наряду с ваксой, сандалом, камфарой, нашатырем, лавровым листом, кардамоном, мармеладом, стрихнином и прочими продуктами природы и цивилизации, дорогие духи «Эсс-букет», табак, махорку и сигары «Лео Виссора в Риге». Судя по ассортименту товаров, мирно соседствовавших друг с другом, ольфакторная аура в лавке Чеховых была близка к экстремальной. Старший брат Антона Павловича, Александр, вспоминал: «В лавке, несмотря на постоянно открытые двери на улицу, стоял смешанный запах с преобладающим букетом деревянного масла, казанского мыла, керосина и селедок, а иногда и сивухи. И в этой атмосфере хранился чай — продукт, как известно, очень чуткий и восприимчивый к посторонним запахам. <...> Бывали... случаи, что сахар отдавал керосином, кофе — селедкою, а рис — сальною свечкою, но это объяснялось нечистотою рук Андрюшки и Гаврюшки...»⁴.

Годы освоения московской цивилизации сказались на ольфакторных впечатлениях Чехова о пребывании в родном Таганроге весной 1887 года. Чеховым, 7 апреля, 1887, Таганрог: Сильно бьет в нос претензия на роскошь и изысканность, а вкуса меньше, чем у болотного сапога женственности. Теснота, жара, недостаток столов и отсутствие всяких удобств. <...> Жара идет и из кухни и из печей, к<ото>рые всё еще топятся, несмотря на теплое время. <...> Крестный ход. Два дурака идут впереди, машут бенгальскими огнями, дымят и осыпают публику искрами. Публика довольна. <...> Дома разговенье в Иринушкиной комнате: прекрасные куличи, отвратительная колбаса, серые салфетки, духота и запах детских одеял» [П. 2, с. 58—59].

А наслаждение от общения с элитой театрального мира вызывали в памяти поэтические метафоры старых мастеров. А.Н. Плещееву 15 февраля 1890 г., Москва: «Недавно я обедал у Ермоловой⁵. Цветочек дикий, попав в один букет с гвоздикой, стал душистее от хорошего соседства⁶. Так и я, пообедав у звезды, два дня потом чувствовал вокруг головы своей сияние» [П. 4, с. 19].

Весной 1890 года Чехов отправляется в свое знаменитое путешествие на Сахалин, давшее ему возможность познать совсем другую повседневность. 20 мая из Томска он шлет свои дорожные жалобы. А.С. Суворину: «В Тюмени я купил себе на дорогу колбасы, но что за колбаса! Когда берешь кусок в рот, то во рту такой запах, как будто вошел в конюшню в тот самый момент, когда кучера снимают портянки» [П. 4, с. 92].

Опыт приобщения к европейской цивилизации стали поводом к рождению целого «кортежа» ольфакторных метафор. Чеховым, 15 апреля 1891 г., Ницца: «И, боже ты мой господи, до какой степени презренна и мерзка эта жизнь с ее артишоками, пальмами, запахом померанцев! Я люблю роскошь и богатство, но здешняя рулеточная роскошь производит на меня впечатление роскошного ватерклозета. В воздухе висит что-то такое, что, Вы чувствуете, оскорбляет вашу порядочность, опошляет природу, шум моря, луну» [П. 4, с. 217]. Однако осенью 1897 года Чехова снова потянуло в Ниццу, где «культура прет... из каждого лукошка» и «от каждой собаки пахнет цивилизацией» [П. 7, с. 98]⁷.

К марту 1903 года ароматы цивилизации донеслись и до Ялты. О.Л. Книппер, 4 марта, 1903 г., Ялта: «Милый мой дусик, у нас в Ялте торжество: открылся магазин Кюба, настоящего петербургского Кюба. <...> Итак, завтра пойду к Кюба, понюхаю европейской цивилизации» [П. 5, с. 170—171].

Из ароматических даров цивилизации, создающих иллюзию приятной жизни, особое расположение Чехов испытывал к духам. О пристрастии Чехова к тонким ароматам свидетельствует самые ранние из его опубликованных писем, относящихся к концу 1870 — началу 1880 годов.

М.М. и Е.М. Чеховым⁸, 6 мая 1877 г., Таганрог: «Любезнейшая Сестрица Елизавета Михайловна. Посылаю Вам нижайший поклон с горчайшим упрёком. Не знаю, кто виноват, что я не имел удовольствия видеть Вас пред моим отъездом. Да послужат Вам в наказание нечаянно стянутые мною духи!» [П. 1, с. 22].

В начале 1880-х годов в повседневную жизнь российского обывателя активно входит продукция французского парфюмера Анри Брокара. Небывалую популярность ароматам Брокара принесла Всероссийская промышленно-художественная выставка в Москве 1882 года, в одном из павильонов которой был оборудован фонтан, бивший струями одеколона «Цветочный». Публика имела возможность вдоволь нанюхаться дармовым одеколоном: дамы ополаскивали в водах фонтана свои шляпки, мужчины — фалды пиджаков⁹. «Брокаровский вопрос» нашел свое отражение и в письмах Чехова. Ф.О. Шехтелю 14 апреля 1886 г., Москва: «У нас с визитом был Тышко¹⁰. Он, вероятно, купался в гелиотропе, ибо оставил после себя такой брокарный чад, что у всех разболелись головы» [П. 1, с. 237].

Судя по переписке и воспоминаниям современников, Чехов сохранил пристрастие к изящным ароматам до конца своей жизни. А.И. Куприн, навещавший Чехова в Ялте вспоминал: «Кабинет в ялтинском доме у А.П. был небольшой <...>, но дышавший какой-то своеобразной прелестью. <...> Пахнет тонкими духами, до которых А.П. всегда был охотник»¹¹.

Одним из вредоносных запахов, сопровождавших повседневье Чехова, по его воле или вопреки ей, был запах табака. Художник К.А. Коровин, встречавшийся с Чеховым в Москве в 1883 году, вспоминал: «В номере Антона Павловича было сильно накурено, на столе стоял самовар»¹². В переписке Чехова 90-х годов нередко звучит сигарный мотив. Судя по тональности чеховских писем, писатель не без удовольствия осваивал новую для него сферу досуга. Ф.О. Шехтелю, 10 марта 1893 г., Мелихово: «Дорогой Франц Осипович, можете себе представить, я курю сигары. <...> Вы специалист по сигарной части, а я еще неуч и дилетант. Будьте ласковы, научите меня: какие сигары курить мне и где в Москве я могу покупать их?» [П. 5, с. 184]. В ответ Шехтель, в то время уже преуспевающий архитектор, прислал Чехову сто гаванских сигар. Писатель отблагодарил архитектора гербовой сигарой, приложив к ней инструкцию по применению. Ф.О. Шехтелю, 1 мая 1893 г., Москва: «Дорогой Франц Осипович, гербовая сигара имеет свою историю. Ее следует курить не только стоя и без шляпы — этого мало; нужно еще, чтоб музыка играла «Боже, царя храни» и чтобы вокруг Вас гарцевали жандармы» [П. 5, с. 207]. Однако вскоре Чехов, найдя «что не курить очень здорово»¹³, избирает для себя другую старинную забаву. Из письма В.А. Гольцеву от 4 сентября 1894 г., Феодосия: «Учусь нюхать табак» [П. 5, с. 312]. Отказ Чехова от курения сказался не только на его телесных ощущениях, но и на духовных ориентациях. А.С. Суворину, 27 марта 1894 г., Ялта: «После того, как я совершенно бросил курить, у меня уже не бывает мрачного и тревожного настроения. Быть может, оттого, что я не курю, толстовская мораль перестала меня трогать, в глубине души я отношусь к ней недружелюбно... Я любил умных людей, нервность, вежливость, остроумие, а к тому, что люди ковыряли мозоли и что их портянки издавали удушливый запах, я относился так же безразлично, как к тому, что барышни по утрам ходят в папильотках. <...> ...для меня Толстой уже уплыл, его в душе моей нет, и он вышел из меня, сказав: се оставляю дом ваш пуст <...>. Естественные науки делают теперь чудеса, и они могут двинуться, как Мамай, на публику и покорить ее своею массою, грандиозностью. Впрочем, всё сие в руце божией. А зафилософствуй — ум вскружится. <...> Как Ваша голова? <...> У меня стала болеть реже — оттого, что не курю» [П. 5, с. 283—284].

Поздний Чехов будет вынужден защищать себя, хотя и не всегда успешно, от назойливых визитеров, душивших его табачным дымом. Писатель Н.Д. Телешов, встречавшийся с Чеховым в начале 1900-х годов, вспоминал: «Он ограничился только тем, что повесил на стене, на видном месте, записку: «Просят не курить». И терпеливо молчал, когда некоторые посетители все-таки курили»¹⁴.

Ароматы любви. Переписка Чехова с любящими его и любимыми им женщинами и их воспоминания о нем дышат ароматами любви и природы. Впрочем, бывали и исключения. 16 июля 1889 года Чехов, перманентно испытывавший охоту к перемене мест, высадился в Ялте. Здесь судьба свела его с тремя сестрами Шавровыми — Еленой, Ольгой и Анной — с которыми он весело проводил время, давая попутно пятнадцатилетней Елене, имевшей склонность к писательству, уроки по литературной части. Тем не менее, южная растительность и шумное общество утомляли Чехова.

М.П. Чеховой, 18 июля 1889 г., Ялта: «Хваленые кипарисы... темны, жестки и пыльны. <...>. Женщины пахнут сливочным мороженым. К сожалению, у меня много знакомых. Редко остаюсь один» [П. 3, с. 233]. Спустя полтора года накопившееся раздражение нашло выход в резкой реакции на нежелательные ольфакторные послания. И.П. Чехову, 27 января, 1891 г., Петербург: «Получил сейчас письмо от писательницы Шавровой... Весь стол провонял духами» [П. 4, с. 170]. Но пройдет время и неспешное сближение сердечных дум учителя и ученицы увековечат совсем иные «по духу» ольфакторные строки. Е.М. Шавровой-Юст, 21 апреля 1897 г., Мелихово: «Спасибо за письмо. Вы очень добры, и Ваша розовая бумага пахнет очень хорошо». И подпись: «Известный интриган» [П. 6, с. 336].

Самые ароматные страницы эпистолярной чеховианы связаны с именем Лидии Стахиевны Мизиновой. Письма Чехова к Лике свидетельствует о виртуозном владении писателем и «грамматикой любви», и «грамматикой ароматов». Л.С. Мизиновой, 17 мая 1891 г., Алексин: «...Лика! <...> Приезжайте нюхать цветы, ловить рыбку, гулять и реветь» [П. 4, с. 231]. Л.С. Мизиновой, 29 марта 1892 г., Мелихово: «Есть у нас превосходная липовая аллея. По ней можно уже гулять... Денег нет, Мелита¹⁵. Немножко угарно. Форточек нет. Отец накурил ладаном. Я навонял скипидаром. Из кухни идут ароматы. Болит голова. Уединения нет. А главное — нет Мелиты и нет надежды, что я увижу ее сегодня или завтра» [П. 5, с. 38—39].

Летом 1892 года Лидия Стахиевна намеревается совершить совместное путешествие с Чеховым по Крыму и Кавказу. Но Антон Павлович, ссылаясь на надвигающуюся эпидемию холеры, просит ее отложить хлопоты о билетах, а в ответ на ее недовольство 28 июня (4 часа утра, Мелихово) по обыкновению своему, иронизируя, сообщает: «Благородная, порядочная Лика! Как только Вы написали мне, что мои письма ни к чему меня не обязывают, я легко вздохнул... С своей стороны тоже спешу успокоить Вас, что письма Ваши в глазах моих имеют значение лишь душистых цветов, но не документов... <...>. Итак, Вы свободны. <...> Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от Ваших духов и помогите мне крепче затянуть аркан, который Вы уже забросили мне на шею» [П. 5, с. 86—87, примечания с. 401].

К весне 1893 года диспозиция на амурном фронте в очередной раз меняется. 1 апреля, пытаясь выманить в Москву уклоняющегося от свидания с ней Чехова, она пишет ему в Мелихово: «Приготовила вам духов, если долго не приедете, то духи подарю кому-нибудь числа 4-го <...>. Все мущины подлецы! Приезжайте»¹⁶.

Интересное свидетельство о женоненавистничестве Чехова, овеянное ароматами осенней Москвы 1898 года, оставила в своих воспоминаниях художница А.А. Хотяинцева: «Была чудесная звездная ночь, после жары и духоты в цирке дышалось легко. Я выразила свое удовольствие по этому поводу, и Антон Павлович сказал: — Так легко, наверно, дышится человеку, который выходит из консистории, где он только что развелся!»¹⁷.

Однако самому Чехову не удалось уберечь свое «легкое дыхание» от чужеродных ароматов и запахов, оказавшихся куда более сильными и крепкими, чем его любовь в свободе. Переписка Чехова с актрисой МХТ Ольгой Леонардовной Книппер благоухает пряными ароматами грядущей «неволи».

О.Л. Книппер — А.П. Чехову, начало сентября, 1899 г., Москва: «Я на Вас зла и обижена — писать мне не хотите, забыли актрису, ну и Бог с Вами. А все-таки посылаю Вам вкусных духов, авось вспомните меня»¹⁸. 23 октября 1900 года Чехов прибыл в Москву с рукописью пьесы «Три сестры». На следующий день, вернувшись после чтения пьесы перед труппой театра к себе в гостиницу, он обнаружил записку от О.Л. Книппер, каждая строчка которой дышала нордическими ветрами: «Сиди в Дрездене и переписывай¹⁹, я приду принесу духов и конфект. Хочешь? Ответь, да или нет?»²⁰.

Мотив духов, ставший традиционным для переписки Чехова и Книппер, со стороны самого писателя был нечто большим, чем знак внимания к привлекательной актрисе, тонко трактовавшей роли его героинь. Духи становятся вестником последней в жизни Чехова любви и постоянным спутником этого странного в восприятии многих семейного союза — тяжелобольного писателя и успешной молодой актрисы. А.П. Чехов — О.Л. Книппер, 7 марта, 1901 г., Ялта: «Я привёз тебе из-за границы духов, очень хороших. Приезжай за ними на Страстной. Непременно приезжай, милая, добрая, славная; если же не приедешь, то обидишь глубоко, отравишь существование. Я уже начал ждать тебя, считаю дни, часы» [П. 9, с. 218].

25 мая 1901 года Чехов втайне от родных венчается с Ольгой Книппер. В свой медовый месяц молодые отправились в туберкулезный санаторий, располагавшийся в Уфимской губернии, где Антон Павлович надеялся поправить свое здоровье. Резкое изменение «климата» в семье Чеховых вскоре заявило о себе душными испарениями. Когда сели, наконец, в поезд, выяснилось, что в купе «не спускалось окно! Призвали столяра..., но ничего не помогло — так и ехали с закрытыми в духоте адской»²¹. По прибытии на место оказалось, что санаторий расположен в живописной, лесистой местности. «Воздух был упоительный, благорастворение удивительное... я дышала вовсю..., <...> пахнет цветами, много берез, дубов», — сообщала Книппер о своих первых впечатлениях в письме сестре Чехова, Марии Павловне²². И в дальнейшем в супружеской жизни Чехова томительные месяцы удушливого одиночества будут сменяться освежающим ароматом долгожданных встреч. И по-прежнему в письмах Чехова к жене будет солировать аромат духов. 13 февраля 1902 г., Ялта: «У меня духи есть, но мало. И одеколону мало. Целую мою дусю, жену мою ненаглядную, и жду её с нетерпением» [П. 10, с. 194—195]; 21 декабря, 1902 г., Ялта: «За духи кланяюсь тебе в ножки. <...> Духи очень хороши» [П. 11, с. 97]; 16 января, 1903 г., Ялта: «Нового ничего нет <...>. В кабинете пахнет твоими духами» [П. 11, с. 126].

В ялтинских письмах Чехова к жене мотив живительных ароматов любви и природы с унылым постоянством перебивается тоскливыми нотами нездоровья и одиночества.

20 декабря 1902 г.: «...а сегодня у меня грустный день, так как Арсений не принес с почты твоего письма. И погода сегодня грустная: тепло, тихо, весной и не пахнет» [П. 11, с. 96]; 20 февраля 1903 г.: «Миндаль уже цветет, айва цветет, мне сегодня нездоровится» [П. 11, с. 157]; 4 октября 1903 г.: «И письмо твое сегодняшнее такое хорошее, ароматичное, его можно раз десять прочесть, и оно не надоест» [П. 11, с. 262].

Весной 1903 года О.Л. Книппер в очередной раз сменила квартиру, которая теперь находилась на третьем этаже. Для Чехова, собравшегося после долгой разлуки с женой, приехать, наконец, в Москву, эта новость была не из приятных. О.Л. Книппер, 11 апреля. 1903 г., Ялта: «...подниматься по лестнице! А у меня в этом году одышка. Ну, да ничего, как-нибудь взберусь» [П. 11, с. 192]. В ответном письме от 15 апреля 1903 г. Ольга Леонардовна, пребывавшая в то время на гастролях в столице, с артистической беспечностью успокаивала мужа: «Лестницы не бойся. Спешить некуда, будешь отдыхать на поворотах, а Шнап (собака Книппер — И. М) будет утешать тебя. Я буду тебе глупости говорить»²³.

Дома, отдышавшись после изнуряющего преодоления нескольких лестничных пролетов, Чехов принимал друзей. Часто в ожидании жены он коротал время с И.А. Буниным. Позже Бунин подробно опишет эти встречи в своих воспоминаниях. Есть в них и такие строки: «Чехов меня не отпускал до ее возвращения. <...> Часа в четыре, а иногда и совсем под утро возвращалась Ольга Леонардовна, пахнущая вином и духами... — Что же ты не спишь, дуся?.. Тебе вредно»²⁴.

Запахи болезни и смерти. В конце 90-х — начале 1900-х годов знаковой составляющей ольфакторной ауры Чехова становится запах принимаемых им лекарств, в число которых входили и инъекции мышьяка. Запах последнего Чехов заглушал фиалковым ароматом одеколона «Vera-Violetta»²⁵. Для облегчения дыхания доктор И.Н. Альтшуллер советовал Чехову натирать грудь эвкалиптовым маслом и скипидаром²⁶. К.А. Коровин, навещавший Чехова в Ялте в апреле 1904 года, отметил в воспоминаниях: «В комнате Антона Павловича все было чисто прибрано, светло и просто... Пахло креозотом»²⁷.

Приехав в июне 1904 года в Германию, Чехов уже был не в состоянии дышать полной грудью. При каждом движении его мучила одышка. Доктор И. Шверер назначил больному кислород и инъекции наперстянки. Книппер впрыскивала мужу морфий²⁸. В письме доктору Г.И. Россолимо²⁹, отправленном 28 июня (11 июля) 1904 г. из Баденвейлера за несколько дней до смерти, Чехов писал: «Одышка тяжелая, просто хоть караул кричи, даже минутами падаю духом» [П. 12, с. 133]. В тот же день в письме к Маше Чехов напишет, что «от одышки единственное лекарство — это не двигаться» [П. 12, с. 133].

* * *

Ряд писем Чехова и воспоминаний о нем содержат «говорящие» арома-метафоры, которые благодаря своему символическому потенциалу обретают статус биографических текстов ольфакторного «жанра».

А.П. Чехов — Л.А. Авиловой, май, после 25 — сентябрь 1901 г.: «Вы хотите знать, счастлив ли я? Прежде всего, я болен. И теперь я знаю, что очень болен. <...> Вы пишете о душистой росе, а я скажу, что душистой и сверкающей она бывает только на душистых, красивых цветах» [П. 10, с. 33].

Из разговора А.П. Чехова с М. Горьким в саду ялтинского дома писателя: «Вы читали у Бальмонта «Солнце пахнет травами»³⁰? Глупо. В России солнце пахнет казанским мылом, а здесь — татарским потом...»³¹.

По иронии судьбы в коллективном сознании «нечитателей» Чехова его чисто внешний образ прочно связан с портретом кисти И.Э. Браза, который самому Чехову был неприятен: «...выражение... такое, точно я нанюхался хрену» [П. 7, с. 190—191].

Примечания

1. Щепкина-Куперник Т.Л. О Чехове // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 231.

2. Там же.

3. Меньшиков, Михаил Осипович (1859—1919), публицист, общественный деятель.

4. Чехов Ал.П. Из детских лет А.П. Чехова // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1960. С. 33.

5. Ермолова, Мария Николаевна (1853—1928) — актриса московского Малого театра.

6. Чехов перефразирует четверостишье И.И. Дмитриева (1805): «Простой цветочек, дикой, / Нечаянно попал в один пучок с гвоздикой...» [П. 4, с. 386].

7. Из письма А.П. Чехова А.И. Сувориной от 10 ноября 1897 г., Ницца: «Природа здешняя меня не трогает, она мне чужда, но я страстно люблю тепло, люблю культуру... А культура прет здесь из каждого магазинного окошка, из каждого лукошка; от каждой собаки пахнет цивилизацией».

8. Чехов, Михаил Михайлович (1851—1909), Чехова, Екатерина Михайловна (1846—1930) — двоюродные брат и сестра Чехова, дети Чехова Митрофана Егоровича (1836—1894), родного брата отца Чехова, Павла Егоровича.

9. Савинов А.А., Семенова Н.Ю. Парфюмер // Коллекция Генриха Брокара / ГМИИ им. А.С. Пушкина. М.: Лингва-Ф, 2008. С. 13.

10. Тышко Рудольф Иванович — офицер Софийского полка, стоявшего в Александровских казармах в Москве, знакомый Чеховых.

11. Куприн А.И. Памяти Чехова // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Указ. соч. С. 513.

12. Коровин К.А. Из моих встреч с А.П. Чеховым // А.П. Чехов в воспоминаниях современников Указ. соч. С. 26.

13. Из письма А.П. Чехова А.С. Суворину от 28 июля 1893 г., Мелихово [П. 5, с. 216—217].

14. Телешов Н.Д. А.П. Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Указ. соч. С. 471.

15. Мелита — персонаж трагедии австрийского драматурга Ф. Грильпарцера (1791—1872). «Сафо».

16. Цит. по: Рейфилд Д. Жизнь Антона Чехова. М.: КоЛибри, 2016. С. 399.

17. Хотяинцева А.А. Встречи с Чеховым // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Указ. соч. С. 372.

18. Переписка А.П. Чехова и О.Л. Книппер. В 2-х т. М.: Искусство, 2004. Т. 1. С. 35.

19. Пьесу.

20. Там же. Т. 1. С. 97.

21. О.Л. Книппер — М.П. Чехова. Переписка. Т. 1: 1899—1927. М.: Новое лит. обозрение, 2016. С. 66.

22. Там же. С. 67.

23. Переписка А.П. Чехова и О.Л. Книппер. Указ. соч. Т. 2. С. 218.

24. Бунин И.А. Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Указ. соч. С. 504—506.

25. Рейфилд Д. Жизнь Антона Чехова. Указ. соч. С. 584.

26. Там же. С. 743.

27. Коровин К.А. Из моих встреч с А.П. Чеховым // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Указ. соч. С. 31.

28. Рейфилд Д. Жизнь Антона Чехова. Указ. соч. С. 813.

29. Россолимо, Григорий Иванович (1860—1928) — врач, невропатолог, профессор Московского ун-та.

30. Из стихотворения К.Д. Бальмонта «Аромат солнца» (1901).

31. Горький М. А.П. Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. Указ. соч. С. 456.