Популярная песня «Среди долины ровныя»1 (1810) Алексея Фёдоровича Мерзлякова (1778—1830) — русского поэта, литературного критика, профессора Московского университета, встречается в произведениях многих авторов, хотя ко второй половине XIX столетия спрос на песню сильно понизился2 в пользу других музыкальных жанров. В музыкальном сознании слушателя в этот период времени в большей степени проявляется тяготение к романсу, однако к песне авторской, профессиональной, часто определяемой как народная, интерес ещё поддерживается.
В 1856 г. в журнале «Русский вестник» была напечатана повесть «Беленькие, чёрненькие и серенькие» И.И. Лажечникова, именно он в своё время усердно посещал лекции профессора Мерзлякова, подражал ему в своих юношеских стихах. И конечно, в повести, наполненной автобиографическими, идиллическими мотивами, картинами провинциального купеческого быта, не могла не встретиться эта популярная песня.
В Тетради I «В старом доме» фактически даётся история появления этой песни: «Кто езжал по холоденской дороге, тот не мог не заметить на возвышенной равнине, за двадцать вёрст с небольшим от Москвы, несколько вправо от дороги, одинокую сосну, вероятно, пережившую целый век. Так как окрестные жители искони хранят к этому дереву особенное благоговение и не запахивают корней его, то оно свободно раздвинуло кругом на несколько сажень свои жилистые сучья, из которых образовалась мохнатая шапка. В тени её могут укрыться несколько десятков человек. Видно, она стала тяжела старому богатырю, и он к верху несколько согнул под нею свой стан. Это дерево подало Мерзлякову мысль написать известную песнь:
Среди долины ровныя, на гладкой высоте,
Стоит, растёт высокий дуб в могучей красоте.
Она была во времена оны в таком же ходу по всей Руси, как «Чёрная шаль» Пушкина. Только, по самоуправству поэтическому, сосна превращена в дуб»3.
Песня, простая, печальная и величественная, родилась на широком русском раздолье, она о стойкости, об одиночестве, о неразделённой любви, о Родине.
Неслучайно именно этой песней открывается пьеса А.Н. Островского «Гроза» (1859). Её поёт талантливый самоучка Кулигин, вполне соответствующий лажечниковским «беленьким»; по Островскому, это чудаки, «возвышенные уроды», «антик и химик». «Белизна» их, по Лажечникову, свойство самой человеческой природы, «образ Божий». Кулигин, глядя с высокого берега Волги вдаль, на сельский вид, испытывает восторг от красоты и от переполняющего его чувства не может не петь: «Среди долины ровныя, на гладкой высоте...»; обрывает пение искренним восхищением: «Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! <...> пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и всё наглядеться не могу <...> Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется» (II, 210). Его восторг не все разделяют, Кудряш его тут же обрывает: «Нечто!» (II, 210). Провинциальный город, русская провинция у Островского, как и у Лажечникова в повести «Беленькие, чёрненькие и серенькие», предстаёт разными гранями. Тут и идиллия: общественный сад с беседкой, чудный вид на реку, на заволжские просторы — это возможное место гармонии и человеческого счастья. Но есть и другая грань того же города — равнодушие, «жестокие нравы», несчастье. Песня Кулигина не просто узнаваема зрителями — её текст был хорошо им известен, так что они могли соотнести песенные переживания со своими, включиться с самого начала в настроение, заданное песней, могли проецировать основное содержание печальной песни на действие драмы, легко понять психологию действующего лица.
Тема одиночества словно перекочёвывает из песни в драму Островского. Одинок Кулигин, одинок Борис в чужой стороне — «Цветёт, растёт высокий дуб в могучей красоте. / Высокий дуб, развесистый, один у всех в глазах; / Один, один, бедняжечка, как рекрут на часах!», и строки песни — «горько, горько молодцу без милой жизнь вести!» — про него.
Одинока в чужой стороне и бездетная Катерина («Экое горе! Деток-то у меня нет: всё бы я и сидела с ними да забавляла их. Люблю очень с детьми разговаривать, — ангелы ведь это» (II, 234), — как в песне: «Ни сосенки кудрявыя, ни ивки близ него, / Ни кустики зелёные не вьются вкруг него. / Ах, скучно одинокому и дереву расти!» Нет у неё и близких людей: «Встречаюсь ли с знакомыми — поклон, да был таков; / Встречаюсь ли с пригожими — поклон да пара слов. / Одних я сам пугаюся, другой бежит меня. / Все други, все приятели до чёрного лишь дня!», а «Ударит ли погодушка — кто будет защищать?» Судьба Катерины предопределена, тема грозы и смерти звучит определённо в песне: «Где ж сердцем отдохнуть могу, когда гроза взойдёт? / Друг нежный спит в сырой земле, на помощь не придёт!» Песенная лексика Катерины созвучна словам песни Мерзлякова: «Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску!.. Радость моя! жизнь моя, душа моя, люблю тебя!» (II, 261); «Под деревом могилушка <...> солнышко её греет, дождичком её мочит... весной на ней травка вырастет, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут...» (II, 263).
Друг нежный Катерина «спит в сырой земле», а Борис «в чужой мне стороне», и «не ластится любезная подруженька», «Не плачется от радости старик, глядя на нас», и впору от отчаяния сказать: «Возьмите же всё золото, все почести назад; / Мне родину, мне милую, мне милой дайте взгляд!»
Песня не только раскрывает самобытные русские народные характеры, но и передаёт народную стихию, сильно воздействуя на зрителя и читателя.
Эта же песня встречается у Островского в комедии «Трудовой хлеб», «сценах из жизни захолустья, в четырёх действиях» (1874). Комедия писалась с марта по сентябрь 1874 г. Изображая «мир захолустный», Островский делает главным героем разночинца Иоасафа Наумыча Корпелова, лысого, преждевременно состарившегося и сгорбившегося, но всегда улыбающегося человека, с примесью шутовства, учителя, промышляющего дешёвыми частными уроками. Он вспоминает, как на святках «загуляли мы у градского головы, — разный народ был: учителя, чиновники из семинаристов, певчие, — уже третий день мы пели душеполезные канты, хозяин сидел на кресле посреди залы, а мы все на стульях у стен, — мы пели, а он дирижировал и плакал. Только что мы затянули «Среди долины ровныя, на гладкой высоте...», тенора залились вверху, хозяин чуть не навзрыд...» (IV, 67). Плакал чуть не навзрыд — почему? Вспомнил ли свою судьбу, своё одиночество, свою утрату, или просто душа его отозвалась на слова русской песни, сочувствуя другому горю и одиночеству? Причина не так и важна: «градской голова» искренен в переживаниях и реагирует на песню как русский человек.
«Гроза» Островского была в репертуаре Таганрогского театра4, и Чехов мог видеть её на сцене ещё в свои ранние годы. Знал ли он комедию Островского «Трудовой хлеб», неизвестно, но эта пьеса была не редкой в репертуаре: с 1875 по 1886 гг. «Трудовой хлеб» прошёл в частных театрах Москвы и Петербурга 18 раз, на провинциальных сценах — 67 раз5 (IV, 505).
Песня Мерзлякова «Среди долины ровныя» встречается в рассказе Чехова «Тайный советник» (1886). По вечерам, «обыкновенно, когда садилось солнце и по двору ложились длинные тени», герои рассказа усаживались на крылечке флигеля. «Учитель настраивал гитару и густым, дьячковским басом затягивал «Среди долины ровныя». Начиналось пение. Учитель пел басом, Фёдор едва слышным тенорком, а я дискантом в один голос с Татьяной Ивановной» (С V, 135). Чехов указывает и на сферу бытования песни — как и у Островского, это далёкая провинция, усадьба Кочуевка, и на аккомпанемент, типичный для провинции, — гитару. Пришедшая из города гитара и песня из народных глубин объединились, а Чехов так точно описывает сам процесс пения, что читатель слышит это трёхголосное исполнение популярной песни Мерзлякова. В рассказе Чехова исполнение песни отражает случайно сложившуюся «идиллию» между людьми, отправленными жить во флигель, чтобы не мешали важному гостю, тайному советнику, «тоненькому, маленькому франту в белой шёлковой паре и в белой фуражке». Сам тайный советник Гундасов, заслышав пение, «всплеснул руками и весело засмеялся.
— Идиллия! — сказал он. — Поют и мечтают на луну!..» (С V, 135).
В словах тайного советника звучит большая доля иронии по отношению к поющим, ему оказываются недоступны переживания живущих во флигеле людей и само звучание песни. Да и «идиллия» у Чехова оказывается случайной, хрупкой, разрушается от бесцеремонного вторжения Гундасова в случайно сложившуюся гармонию поющих. Она уходит, и песня больше не звучит в рассказе.
Островский присутствовал в творческом сознании Чехова, когда он писал этот рассказ. Следующим произведением Чехова после «Тайного советника» стала «Литературная табель о рангах», в которой он произвёл в чины всех живых русских литераторов, соответственно их талантам и заслугам, в том числе и Островского: «Действительные тайные советники (вакансия). Тайные советники: Лев Толстой, Гончаров. Действительные статские советники: Салтыков-Щедрин, Григорович. Статские советники: Островский, Лесков, Полонский» (С V, 143). По этой литературной табели можно судить о симпатиях Чехова, предпочтениях, источниках чтения. Несомненно, Чехов не прошёл мимо открытий Островского, в частности, в использовании песни.
Интересно, что песня была настолько популярна, что присутствовала и в творческом сознании И.А. Гончарова, она встречается в неопубликованном при жизни писателя очерке «Уха» (1891). В основе занимательного, динамичного сюжета — описание рыбалки на волжском берегу. Герои отъезжают на пикник, их передвижение, смена пространства, ритма повествования вызывают разные музыкальные исполнения. Так, покидая город С., в предвкушении радостного времяпрепровождения, съезжая с горы, распевают: «Юность, юность, веселися. Веселись, пока цветёшь. Пой, резвися и кружися, ибо скоро ты пройдёшь!»6 Обе телеги подвигались всё ближе и ближе к реке, «женщины пели то «Среди долины ровныя», то «Я в пустыню удаляюсь». Мужчины из другой телеги или подтягивали им, или пели унисоном «Не белы-то снеги в поле забелелися»»7. Все эти песни, как бы перетекающие из одной в другую, — грустные и лирические, об одиночестве, разлуке, а поющие, страдая, проживали в них чужую судьбу как свою.
Гончаров точно отразил переход от безудержно-радостного, торжествующего пения к лирико-печальному, минорно-задумчивому, совсем по-пушкински:
От ямщика до первого поэта,
Мы все поём уныло. Грустный вой
Песнь русская. Известная примета!
Начав за здравие, за упокой
Сведём как раз. Печалию согрета
Гармония и наших муз и дев.
Но нравится их жалобный напев(«Домик в Коломне»).
Самое совершенное и оригинальное произведение А.Ф. Мерзлякова — песня «Среди долины ровныя» — стала предметом активного внимания многих русских писателей. И это не было случайностью. Песня не только помогала писателям полнее изобразить русскую провинцию, её быт и нравы, — в ней, полной народного поэтического искусства, отражались русские чувства, русская душа.
Литература
Гончаров И.А. Уха. Очерк. URL: http://goncharov.lit-info.ru/goncharov/proza/uha.htm (дата обращения: 27.07.2018).
Лажечников И.И. Беленькие, чёрненькие и серенькие. URL: https://files.litmir.me/br/?b=286072&p=11 (дата обращения: 27.07.2018).
Мерзляков А.Ф. Стихотворения (Б-ка поэта). Л.: Сов. писатель, 1958. 327 с.
Песни русских поэтов (XVIII — перв. пол. XIX в.) / Ред., статьи и комм. Ив.Н. Розанова. М., 1936. 492 с.
Прохоров Е.И. Комментарии к драме «Гроза» // Полн. собр. соч. А.Н. Островского: В 12 т. Т. 2. М.: Искусство, 1974. С. 741—757.
Семанова М.Л. Театральные впечатления Чехова-гимназиста // А.П. Чехов. Сб. ст. и мат-лов. Вып. 2 / Литературный музей А.П. Чехова, г. Таганрог. Ростов-н/Д., 1960. С. 157—184.
Твердохлебов И.Ю. Примечания к «Тайному советнику» // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. Т. 5. М.: Наука, 1985. С. 630—631.
Примечания
1. Существуют разные указания на автора мелодии этой песни. Так, Е. Прохоров в комментариях к драме «Гроза» в Полн. собр. соч. А.Н. Островского называет имя композитора Д.Н. Кашина (II, 756). И.Ю. Твердохлебов в примечаниях к Полн. собр. соч. и писем А.П. Чехова указывает: «Музыка народная в обработке О.А. Козловского и др.» (С V, 631). Более точные фактические сведения содержатся в примечаниях к книге: Мерзляков А.Ф. Стихотворения (Б-ка поэта). Л.: Сов. писатель, 1958. С. 291: «В основе напева — мелодия песни Козловского на слова Карабанова «Лети к моей любезной...». Музыка — вариации Глинки и гитаристов Сихры и Высотского».
2. Об этом см.: Песни русских поэтов (XVIII — перв. пол. XIX в.) / Ред., статьи и комм. Ив. Н. Розанова. М.: 1936. С. 427.
3. Лажечников И.И. Беленькие, чёрненькие и серенькие. URL: https://files.litmir.me/br/?b=286072&p=11 (дата обращения: 27.07.2018).
4. Семанова М.Л. Театральные впечатления Чехова-гимназиста // А.П. Чехов. Сб. ст. и мат-лов. Вып. 2 / Литературный музей А.П. Чехова, г. Таганрог. Ростов-н/Д., 1960. С. 159, 174.
5. В сезон 1894/1895 гг. «Трудовой хлеб» был возобновлён как в Малом, так и в Александринском театре, но в основном для утренних спектаклей (IV, 505).
6. Известная песня на слова И.И. Дмитриева.
7. Гончаров И.А. Уха. Очерк. URL: http://goncharov.lit-info.ru/goncharov/proza/uha.htm (дата обращения: 27.07.2018).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |