Одна из возможностей соотнесения «Шуточка» с книгой Скальковского подсказана первой редакцией названного чеховского рассказа, в котором есть прямые переклички с текстом, написанным автором, скрывшим свое имя под псевдонимом «Вопросительный знак», как бы располагая читателей к полемике. В открытом, непосредственном чеховском отклике — рассказе «О женщинах» (1886) — на книгу Скальковского с первых же строк сквозит ирония по отношению к мужскому шовинизму, который дает право любому представителю сильного пола критиковать женщину с позиций своего превосходства: «Она (женщина. — М.О.) стоит на таком низком уровне физического, нравственного и умственного развития, что судить ее и зубоскалить над ее недостатками считает себя вправе всякий, даже лишенный всех прав прохвост и сморкающийся в чужие платки губошлеп» (С. 5, 113). В рассказе «Шуточка», опубликованном в журнале «Сверчок» в том же году (№ 10, 12 марта), что и книга Скальковского, есть ссылка на автора трактата «О женщинах»: «Но милостивые государи, женщины способны на жертвы. В этом я готов поклясться тысячу раз, хотя бы даже в суде или перед автором новой книги «О женщинах» (С. 5, 489). В ироничном замечании рассказчика тоже чувствуется дух полемики с автором книги — критиком женских несовершенств и пороков. Можно предположить, что Чехов снял эту ссылку при подготовке рассказа к изданию для собрания сочинений Маркса в 1899 году потому, что книга Скальковского имевшая успех и популярность лишь в определенный период времени, впоследствии потеряла свою остроту и значимость. Чеховская редакция раннего произведения свидетельствует о переоценке ценностей зрелым мастером. То, что представляло интерес для начинающего писателя, входившего в суворинский круг и, конечно, внимательно относившегося к тематике газеты и ее постоянным авторитетным авторам, со временем утратило для него актуальность. Показательно, что в новой версии есть ретроспективный взгляд и рефлексия героя-повествователя о его собственном поведении в любовной ситуации. Э.А. Полоцкая, сравнивая две редакции произведения, отмечает произошедшую в герое перемену: «<...> герой-рассказчик превратился из словоохотливого остряка, уверенного в своей жизненной позиции, в человека интеллигентного, тонкого, далекого от самодовольства» (С. 5, 612).
В рассказе, особенно в первой редакции, со всей очевидностью выражено гендерное превосходство мужчины над наивной барышней, мечтающей о любви и замужестве. Герой ведет себя как истинный знаток женских сердец, и в этом он напоминает сердцеведа Скальковского. В первой редакции риторические фигуры, используемые рассказчиком, такие, например, штампы, как: «Но — о, женщины!» — вполне соответствуют стилю и духу юмористических журналов, которые не скрывали мужского шовинизма. Финал первой версии давал «счастливое» разрешение — шутник, в конце концов, все же решался на женитьбу. Во второй редакции, существенно переработанной, герой так и не объяснился в любви барышне и не женился на ней, но, что особенно важно, оценивает свое прежнее поведение с позиции прожитых лет: «А мне теперь, когда я стал старше, уже непонятно, зачем я говорил те слова, для чего шутил...» (С. 5, 24). Однако его шутка осталась в памяти Наденьки, которая вышла замуж за другого человека, как «самое счастливое, самое трогательное и прекрасное воспоминание в жизни...» Рассказ, как комментирует Э.А. Полоцкая, получил отзывы критики только в переработанном виде, после «выхода в свет тома II сочинений (С. 5, 613). Критик-современник Басаргин совершенно резонно задавался вопросом о том, «...зачем, хотя бы и в шутку, доставлять другому человеку поводы к напрасным страданиям и сожалениям о невозможном? <...> Зачем это страдание? Зачем эта игра с чужой душой? Кто дает человеку на это право?» («Московские ведомости». — 1900. — № 270. 30 сент.) (С. 5, 613). В поздней редакции Чехов придал рассказу элегический финал в духе Тургенева («Ася», «Рудин») и своих же собственных произведений о несостоявшейся любви, таких как «Верочка», «Страх», «Дом с мезонином», «Ионыч», «О любви». В такой версии рассказ приобретал черты рефлексии автора на тему «русский человек на rendez-vous». Это также и размышление о соотношении идеального, иллюзорного и реального. У читателя «Шуточки» возникают закономерные вопросы, на которые в рассказе нет ответов. Почему самым счастливым, трогательным и прекрасным воспоминанием в жизни героини, замужней женщины, матери троих детей, стало воспоминание о том страхе, который она испытывала, съезжая с горы, а также о неутоленном любопытстве и легком прикосновении любви без продолжения? Неужели ее настоящая жизнь так скучна и бессобытийна? Зачем, в самом деле, герой говорил те слова, зачем шутил?
У юмористического рассказа — более глубокое эмоциональное содержание, чем кажется на первый взгляд. Эта коротенькая шутка — рефлексия эротического переживания, испытанного в юности. Бездна, в которую летит Наденька, одновременно страшит и притягивает ее. Для юной Наденьки, с одной стороны, любовь — это тайна, неизвестность, внушающие ей страх, как и бездна. С другой стороны, слова любви — сладкий яд, и она готова на все, чтобы слышать их, и даже преодолевает страх. В первой редакции рассказчик так и пишет: «Были бы услышаны те слова, а до остального ей дела нет...» (С. 5, 492). Иллюзия любви — слова, — которые ей нашептывает не то герой, не то ветер, заменяют девушке реальные чувства. Слова любви для нее — наркотик: «Кто бросал курить или отвыкал от морфия, тот знает, какое это лишение...» (С. 5, 490), — замечает рассказчик1. Во второй редакции героиня, в конце рассказа превратившаяся в жену и мать, живет в реальности, ограниченной привычным порядком дел и обязанностей, и ей не хватает пьянящего чувства неизвестности, захватывающей дух иллюзии любви, пережитых в юности. Что же касается героя, который испытывает свою потенциальную невесту, то, хотя женитьба для него, очевидно, такая же бездна, как для Наденьки эротическое переживание, сопряженное с неизвестностью, роль жениха предоставляет ему возможность утвердить свой мужской авторитет. В первой редакции он делает решительный шаг — женится, и этот поступок дает ему чувство удовлетворения от своего превосходства.
Время написания рассказа совпадает с тем периодом в жизни автора, когда он имел матримониальные намерения. В 1886 году разворачивался непродолжительный роман писателя с Дуней Эфрос. Как известно, хотя Чехов сделал предложение девушке, их отношения так и не завершились браком. В письмах к своему конфиденту писателю Билибину Чехов говорит о причинах расторжения помолвки. Среди причин, кроме различий в вероисповедании, экс-жених обращает внимание на такие черты в характере невесты, которые заставляют его усомниться в прочности предстоящего брака, он называет ее злючкой. В письме от 1 февраля 1886 г. читаем: «С досады, что ей мешает религия, она ломает у меня на столе карандаши и фотографии — это характерно... Злючка страшная...» (П. 1, 190). Показательно, что и в первой редакции «Шуточки» тоже есть указания на характер девушки, в поведении которой рассказчик отмечает нервозность: «Эта неопределенность почти ошеломляет ее и выводит из терпения... Бедная девочка не отвечает на вопросы, хмурится и нервно топает ножкой» (С. 5, 490) [Курсив мой — М.О.]. В письме к тому же Билибину от 11 марта 1886 г. Чехов объясняет неготовность к узам Гименея своим легкомыслием: «Быть может, Вы правы, говоря, что мне рано жениться... Я легкомыслен, несмотря даже на то, что только на один (1) год моложе Вас... Мне до сих пор иногда снится еще гимназия: невыученный урок и боязнь, что учитель вызовет... Стало быть юн» (П. 1, 213). В первой редакции рассказа финал — женитьба героя — логически не вытекал из поведения молодого шалопая, который ни коим образом не обнаруживал по ходу развития действия своей влюбленности в Наденьку и готовности к женитьбе. Шутка героя рассказа показывает как инфантильность невесты, так и несерьезность намерений ухажера. На примере сравнения двух редакций рассказа «Шуточка» становится понятно, почему Чехов, готовя собрание сочинений к изданию спустя 13 лет, изменил финал, в котором наделил героя критическим отношением к прошлым «жениховским» проделкам своего персонажа: вместе с автором «повзрослел» и герой рассказа.
Примечания
1. Арай Голомб сделал глубокий анализ рассказа, сравнив психологические модели поведения рассказчика и Наденьки. Исследователь показывает, что оба героя делают своего «научный» эксперимент, причем мужчина в этом поединке экспериментов не оказывается победителем. Оба героя живут иллюзиями и самообманом. См.: Голомб А. «Дело не шуточное». Грезы, вымысел и реальность в «Шуточке» А.П. Чехова (1886/1899) // Диалог с Чеховым. — С. 119—142.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |