1.2. Критика об А.П. Чехове конца XIX — начала XX века

Попытки осмыслить новаторство А.П. Чехова предпринимались при жизни писателя. В предисловии к антологии «А.П. Чехов в русской театральной критике» А.П. Кузичева пишет: «Критика окружила жизнь и творчество Чехова легендами и устойчивыми заблуждениями. Полагаясь на отдельные высказывания некоторых современников Чехова, исследователи последующих десятилетий постепенно придавали этим мнениям характер незыблемых суждений. Одно из самых распространенных: Чехов не был понят и признан критикой своего времени. И литературной, и театральной... Так завязывался сложный узел отношений Чехова с критикой, которому не суждено было ослабнуть или развязаться до самого конца»¹.

А.П. Чехова действительно критиковали за то, что он не признает законы драмы: его пьесы бессобытийны, герои только говорят, но ничего не делают, отсутствует интрига. Но были и те, кто приветствовал новаторство А.П. Чехова. Примером противоречивого отношения к чеховской драматургии может служить дискуссия, разыгравшаяся после постановки пьесы «Вишневый сад». Одни называли эту пьесу новаторской, другие именно в ней находили наибольшее число перекличек с традициями русской классики. Третьи не видели в произведении ничего нового. По мнению Н. Россовского, пьеса «Вишневый сад», имея «довольно избитый сюжет, рассказывает обычную историю, как и чем доводятся до разорения наши помещики, что приводит их к залогу имений и аукциону»². Критик спрашивает: «Неужели в нашей жизни все так нудно и тоскливо? Неужели все люди живут, не зная для чего, без цели, смысла и определенных воззрений на жизнь? Неужели драматург не мог придумать что-то более оригинальное?»³.

После смерти писателя выходит целый ряд статей, авторы которых стремятся подвести итоги, выявляя в его творчестве как новаторские, так и традиционные черты. Остановимся подробнее на некоторых самых значительных статьях тех лет.

В 1904 году Андрей Белый публикует в журнале «Весы» три статьи об А.П. Чехове: «Чехов», «Вишневый сад» и ««Иванов» на сцене Художественного театра». В статье «Чехов» Андрей Белый попытался определить, в чем суть новаторства А.П. Чехова. Он пишет о том, что истинно глубокий художник уже не может быть назван ни символистом, ни реалистом. По мнению Андрея Белого, Чехов и был таким истинным художником. Автор статьи пишет о связи Чехова не только с русскими, но и с зарубежными классиками: «К нему могут быть сведены разнообразные, часто противоположные, часто борющиеся друг с другом художественные школы. В нем Тургенев и Толстой соприкасаются с Метерлинком и Гамсуном. В силу непосредственности творчества он одинаково примыкает и к старым и к новым: вечное отразилось в его образах. Он — непрерывное звено между отцами и детьми, сочетающее понятную для всех форму с дерзновенной смелостью новатора»⁴. Андрей Белый уверен в том, что в будущем критика глубже оценит истинный характер чеховского пессимизма: «Изящно-легкие, всегда музыкальные, прозрачные и грустные произведения его будут переноситься в тот уголок сердца, где уже нет ни горя, ни радости, а только Вечный Покой»⁵.

Лев Шестов в статье «Творчество из ничего» пишет, что только теперь, после смерти Чехова, о нем можно говорить свободно: «Говорить о художнике — значит выявлять, обнаруживать скрывавшуюся в его произведениях «тенденцию», а проделывать такую операцию над живым человеком далеко не всегда позволительно. Мне кажется, многие это чувствовали, и отчасти потому у нас до сих пор нет настоящей оценки Чехова»⁶. Как отмечает А. Степанов: «Шестов, характеризуя особенность таланта Чехова как «творчество из ничего», не давал ему негативной оценки»⁷. Категории добра и зла в драме Чехова не резко противостоят, а перетекают одна в другую. В художественном мире писателя не существует деления на людей хороших и плохих, добрых и злых. По мнению Льва Шестова, молодой Чехов весел и беззаботен, но уже в 1888—1889 годах, когда ему было всего 27—28 лет, появились две его вещи: рассказ «Скучная история» и драма «Иванов», которыми положено начало новому творчеству. Именно в этих произведениях произошел внезапный и резкий перелом, который отразился на всем последующем творчестве Чехова.

Лев Шестов отмечает, что Чехова влекло к неразрешимым проблемам, вроде той, которая изображена в «Скучной истории». Философ называет Чехова певцом безнадежности. «Упорно, уныло, однообразно в течение всей своей почти 25-летней литературной деятельности Чехов только одно и делал: теми или иными способами убивал человеческие надежды. В этом, на мой взгляд, сущность его творчества»⁸. Он сравнивает Чехова с Мопассаном, говоря о его связи с мировой литературной традицией. Но без колебаний ставит Чехова выше.

Философ также много размышляет о чеховских героях. По его мнению, Чехов показал человека, столкнувшегося с пустотой внутри самого себя и в окружающей его жизни. По мнению Льва Шестова, чеховские герои боятся света, они одиноки: «Они стыдятся своей безнадежности и знают, что люди им не могут помочь... Чеховский герой, в конце концов, остается предоставленным самому себе. У него ничего нет, он все должен создать сам»⁹. Итак, по итогам статьи следует, что чеховский герой — человек безнадежный: «Делать такому человеку в жизни абсолютно нечего... Нет ничего удивительного, что такой человек невыносим для окружающих. Он всюду вносит смерть и разрушение. Он сам это знает, но не в силах сторониться от людей. Он всей душой стремится вырваться из своего ужасного положения. Но у него ничего не получается. Его мир как бы замкнут»¹⁰. Так подчеркивается тема одиночества чеховских героев.

Философ обращает внимание на важную композиционную особенность: цикличность чеховских пьес, цикличность сознания героев. Лев Шестов так характеризует этих героев: «Все однообразны до одурения и все боятся нарушить это одуряющее однообразие, точно в нем таится источник необычайных радостей»¹¹. Лев Шестов подчеркивает драматизм и внутренний конфликт писателя, который оказался лицом к лицу перед пустотой и серостью жизни и выразил это в своем творчестве. В этом, по мнению Льва Шестова, и состоит новаторство А.П. Чехова.

Статья В.В. Воровского «А.П. Чехов» появилась в 1910 году. Автор в самом начале статьи, как и Лев Шестов, сетовал на то, что Чехову «выпало на долю бытописать тусклую, серую жизнь русского обывателя 80-х годов, он сам испытал на себе всю тягость этой тусклой и серой действительности»¹².

В.В. Воровский нашел верное определение «холодной безжалостности анатома», с которой Чехов подверг вскрытию и изучению язвы российской общественной жизни: «Чехов по самому складу мысли изображает главным образом все мелочное, ничтожное, мещанское в нашей жизни. А так как это мелочное, ничтожное, мещанское в то время (да и сейчас) составляло главное, доминирующее, то не удивительно, что Чехову удалось описать громадный круг современности»¹³.

В.В. Воровский пишет, что Чехов — крупнейшее явление русской литературы, он достойно нес знамя «строгого реализма». И даже изображая отрицательные черты современного ему общества, он оставался строгим реалистом и не стал карикатуристом, потому что «шарж есть уже отступление от реализма, есть романтизм наизнанку»¹⁴. Эти наблюдения критика интересны, так как помогают лучше понять природу чеховской иронии: «Если Иванову он указывал один выход: раз не способен жить — умри, то теперь, напротив, вырисовывается другая формула: надо жить. А если надо жить, то следующий шаг — человек не может жить без веры, человеку нужна вера. Спасало Чехова всегда непременное обращение «к чему-то лучшему», вера «во что-то грядущее»»¹⁵.

В.В. Воровский отмечает эволюцию Чехова, которая происходит в последний период его творчества. По мнению критика, в драматургии Чехова намечается поворот к новому изображению действительности: «Уже в «Дяде Ване» начинается нащупывание смысла и оправдание жизни, в «Трех сестрах» определенно развивается мысль о прекрасном будущем, наконец, в «Вишневом саде» открыто разваливается храм прошлого, вырубаются вишневые сады, заколачиваются на веки вечные призраки прошлого (Фирс), уходят молодые, бодрые силы в «манящую бесприютную даль»»¹⁶.

В.В. Воровский называет Чехова писателем-пророком, который предсказывает революцию: «Буря пронеслась, Чехов не дождался ее, смерть похитила его почти накануне бури»¹⁷.

В журнале «Русская мысль» в феврале 1910 года выходит статья Л.Я. Гуревич «Посмертный лик Чехова». Л.Я. Гуревич называет Чехова последним из наших классиков и вообще единственным современным из классиков, творчество которого не теряет свою актуальность. Она пишет, что именно особенности художественного мировоззрения сделали Чехова великим писателем: «В нем, именно в Чехове наша литература последнего времени достигает того эстетического самосознания, которое становится, безусловно, необходимым художнику, как источник определенных мерил для самокритики... Тут уже в высшей степени сказывается духовный аристократизм Чехова, непосредственное благородство и изящество его души»¹⁸.

Л.Я. Гуревич цитирует письмо к А.Н. Плещееву, в котором Чехов утверждал: «Я хотел бы быть свободным художником и только»¹⁹. Поэтому для Чехова было так важно «соблюдение художественной архитектоники и повествовательной динамики»²⁰. Л.Я. Гуревич отмечает, что до таких эстетических тонкостей в русской литературе доходили только поэты, но не писатели-прозаики. По ее мнению, Чехов не просто оказался новатором, он во многом опередил своих современников: «Он чувствовал, что уже один ход времени, меняя человеческую психику, намечает некоторые новые законы для искусства»²¹. Критик также полагает, что новаторство Чехова по достоинству оценят последующие поколения. «Модернизм минет, а Чехов останется, как предтеча новой художественной литературы»²², — так Л.Я. Гуревич заканчивает свою статью.

О Чехове пишет также Ф.Д. Батюшков. Его знакомство с Чеховым было недолгим, а общение в основном эпистолярным, личных же встреч было всего две. Батюшкову принадлежит глава о Чехове в «Истории русской литературы XIX века» под редакцией Д.Н. Овсянико-Куликовского²³, которая завершается так: «Чехов вернул русскую литературу в русло классического искусства эпохи Пушкина и периода художественного творчества Льва Толстого... Достигнув зрелого периода творчества, он создал ряд произведений, которые во многом могут быть причислены к образцовым: великолепный язык, простота и сжатость изложения, меткость наблюдений, умелый подбор наиболее рельефных черт в создании художественных образов... Если он не принадлежит к мировым гениям, то он был гениально проницателен в раскрытии и изображении условий и характеров современной ему русской действительности...»²⁴.

В 1914 году появляется сборник, посвященный 10-летию со дня смерти А.П. Чехова, который включает статью Ю.И. Айхенвальда «Чехов. Основные моменты его произведений». В этой работе автор анализирует поэтику грусти в драматургии А.П. Чехова и приходит к выводу о том, что основным свойством чеховского таланта является грусть. Скорбь, по мнению критика, в произведениях Чехова настолько сильна, что все у него окрашивается этим чувством: «Психологическая сила этого чувства у него настолько велика и своеобразна, что меланхолик наш держит читателя как будто в плену. И это тем замечательнее, что грусть у него вторичное явление. В ранних произведениях это чувство звучало мимолетной и робкой нотой»²⁵. К грусти Чехов пришел от яркого комизма, которого он никогда не покидал. Поэтому, несмотря на склонность изображать пошлость жизни, ее сумерки, Чехов «страстно любит солнце». «Он нам сказал, что сквозь злой туман обыденности проникают и смотрятся алмазы небесных звезд, алмазы благодатных идеалов»²⁶, — подводит итог Ю.И. Айхенвальд.

Итак, в предреволюционные годы А.П. Чехова воспринимают уже не только как драматурга-новатора, но и как основателя традиции, спор о которой будет продолжен и в 1920-е годы.

Примечания

1. Кузичева А.П. А.П. Чехов в русской театральной критике. Комментированная антология. 1887—1917. — М.: ЧПК, 1999. — С. 12.

2. Россовский Н. Малый театр // СПб.: Петербургский листок. — 02.04.1904. — № 24.

3. Там же.

4. А. Белый. Чехов. М. // Весы. — 1904. — № 8. — С. 3.

5. А. Белый. Чехов. М. // Весы. — 1904. — № 8. — С. 9.

6. Шестов Л.И. Творчество из ничего (А.П. Чехов). — М.: KMK Scientific Press Ltd., 2000. — С. 18.

7. Об этом пишет в своих комментариях к антологии «А.П. Чехов: pro et contra» и ранее в статье «Лев Шестов о Чехове» Андрей Степанов (См. Степанов А.Д. Лев Шестов о Чехове // Чеховиана. Чехов и Серебряный век. — М.: Наука, 1996. — С. 75—79).

8. Шестов Л.И. Творчество из ничего (А.П. Чехов). — М.: KMK Scientific Press Ltd., 2000. — С. 18.

9. Шестов Л.И. Творчество из ничего (А.П. Чехов). — М.: KMK Scientific Press Ltd., 2000. — С. 31.

10. Там же. — С. 34.

11. Там же.

12. Воровский В.В. А.П. Чехов // Наше слово. — 17.01.1910.

13. Воровский В.В. А.П. Чехов // Наше слово. — 17.01.1910.

14. Там же.

15. Там же.

16. Там же.

17. Воровский В.В. А.П. Чехов // Наше слово. — 17.01.1910.

18. Гуревич Л.Я. Посмертный лик Чехова // Русская мысль. — 1910. — № 2. — С. 120.

19. Там же. — С. 132.

20. Гулич Е.А. Л. Гуревич об эстетических взглядах Чехова // Сб. 17-х мемориальных чтений Л.Я. Лившица, 2012.

21. Гуревич Л.Я. Посмертный лик Чехова // Русская мысль. — 1910. — № 2. — С. 135.

22. Гуревич Л.Я. Посмертный лик Чехова // Русская мысль. — 1910. — № 2. — С. 137.

23. Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской литературы XIX века. Т. 5. — М.: Мир, 1911. — 527 с.

24. Там же. — С. 214.

25. Лысков И.П. Сборник критических статей к десятилетию смерти А.П. Чехова. — М.: Типография А. Гатцук, 1914. — С. 237.

26. Лысков И.П. Сборник критических статей к десятилетию смерти А.П. Чехова. — М.: Типография А. Гатцук, 1914. — С. 242.