Выводы

Чехов сознательно изучал эпоху и психологию разночинной интеллигенции. В 1900 г. Чехов писал О.Л. Книппер, что МХТ должен ставить только то, что хорошо знает («Я того мнения, что Ваш театр должен ставить только современные пьесы, только! Вы должны трактовать современную жизнь, ту самую, какою живет интеллигенция и какая не находит себе трактования в других театрах, за полною их неинтеллигентностью и отчасти бездарностью» (П, 9: 125)).

Кроме того, он сознательно опирался на читательские ожидания. Известное письмо А.С. Суворину 1888 г., свидетельствующее о том, как важны были для Чехова размышления о читателе (П, 3: 104).

Настроения общества Чехов мог представлять себе по разным источникам.

Прежде всего — письма читателей, которые он начал получать с конца 1880-х гг. Многие из них были исповедью их авторов. В 1896 г. Чехову писал врач С. Козельский: «Есть исключения, есть моменты, вызывающие слезы радости, но много ли их? <...> И живут врачи в жизни, по селам и заводам, беднее других, за бесконечной, беспорядочной работой, часто без [нрзб.], разрушающей здоровье, доводящей нервы до отупения или до гиперестезии <...> и так буднично, неинтересно и тяжко пройдет вся жизнь твоя... Зачем же я все это Вам рассказываю, спросите Вы? Вот зачем: почему Вы, художник, умеющий читать в тайну каждой души самых разнообразных людей и выражать все с жестокой [нрзб.] силой, почему Вы не [нрзб.] скорбную душу врача и отчего не заставляете читателя заливаться теми же слезами и изойти его сердцу тою же кровью, которою точится сердце врача...»¹. Некий М.А. Братусов, молодой человек из Одессы, писал Чехову в 1900 г. Он вырос в бедной семье, не смог завершить образования из-за материальной необеспеченности, некоторое время работал мальчиком в магазине, а потом стал служащим. «...Прошло уже два года, как я служу в этой отвратительной канцелярии, и я чувствую, что я потерял за это время много здоровья, приходится писать изо дня в день, целые годы, я молод, горячо люблю литературу, хочу принести какую-нибудь пользу ближним, и вдруг пиши какие-то «сухие» отношения между сухими, черствыми людьми, для которых деньги, — это все, и подумаешь, боже! и так прожить всю жизнь! всю жизнь!..». Как отметил В.Е. Хализев, который привел выдержки из этого письма, бросаются в глаза строки, напоминающие высказывания героев пьесы «Три сестры». Когда Чехов получил письмо Братусова, он как раз начинал работу над пьесой, и «исповедь» юноши, по всей вероятности, послужила писателю материалом для создания образов Андрея Прозорова и его сестер². Конечно, можно предположить, что Чехову писали люди только определенного психологического типа, и не писали счастливые и довольные жизнью. Но вся совокупность материалов эпохи говорит о том, что писали либо наиболее чуткие, либо более других испытавшие на себе ситуацию, когда «шестидесятники», вопреки своим надеждам и представлениям о результатах реформ, увидели торжество денег и ненужность интеллигентского труда, разгул пошлости, то, что на поверхности оказалась человеческая «пена», когда оказалось, что интеллигенции, чтобы выжить, приходится работать на износ и т. п. Конечно, писали прежде всего те, кто не выстоял в этой ситуации, не «пробился», в отличие от того же Чехова (которого А. Скабичевский совершенно справедливо предупреждал, что большинство газетной братии умирает от пьянства и нищеты). Но таких, слабых и измученных жизнью, в России, движущейся к капитализму, были десятки и десятки тысяч.

По письмам Чехов хорошо представлял себе не только нравственную, но и общественную ситуацию в стране — вопрос о том, что именно мог знать Чехов, почти не изучен. Об этом говорится в статье А.Н. Дубовикова 1960-го г., но с тех пор ситуация практически не изменилась³. По читательским письмам Чехов мог судить также о необходимости для них тех или иных произведений, о том, как они воспринимаются публикой.

Но Чехов общался со своими читателями и лично — колоссальное количество гостей начиная с мелиховского периода, затем в Ялте (см. воспоминания Бунина, Куприна, Горького, Елпатьевского и др.) давали ему достаточно полный срез российской жизни. Актриса Художественного театра Н.С. Бутова вспоминала: «Как-то он мне сказал: «Что же вы приходите к писателю и молчите, не даете никакого материала. Не может быть, чтобы такая большая девушка не умела разговаривать»»⁴.

Еще один источник изучения читателя для Чехова — критические статьи. Чехов на протяжении всей жизни внимательно читал критические статьи о себе, собирал их, вырезал и наклеивал и просил присылать ему, если то или иное периодическое издание было ему недоступно. При этом его интерес вызывали не статьи тех, кого можно назвать «присяжными рецензентами», но тех авторов, кто был, в соответствии с современной терминологией, представителем «читательской» критики.

Еще один источник для Чехова — газеты, которые он читал каждый день и в большом количестве.

Важной для Чехова была и читательская востребованность его произведений. В.В. Прозоров писал: «Современный автору «потребитель» властно влияет на формирование образа «внутреннего» читателя. В свою очередь, вероятный читатель, каким он складывается в воображении художника, являет собой средоточие писательских устремлений, усилий воздействовать на читателя реального, сегодняшнего и завтрашнего, так или иначе заразить его авторским пафосом, пробудить чувства и мысли, волновавшие самого мастера-творца»⁵. В 1880-е гг. проблема поиска своего читателя была для Чехова особенно сложна. Особенно на рубеже 1886—1887 гг., когда в нем созревало новое серьезное отношение к собственному творчеству, ощущение необходимости перейти из юмористических в так называемые серьезные издания. И в те же годы параллельно формированию Чехова шло формирование его читателя. На одном полюсе осталась «идейная» народническая интеллигенция, на которую, например, ориентировался как критик и публицист Н.К. Михайловский, на другом полюсе — читатель массовой литературы, приключенческих исторических романов и пр. А между ними — огромное поле интеллигентных читателей, чья повседневная жизнь была далека и от псевдоромантических приключений, и от бескомпромиссных политических споров. Отметим, что Чехов почувствовал и нашел воплощение для настроений как 1880-х, так и конца 1890—1900-х гг.

Но в последние годы он переживал, что теряет своего читателя. По свидетельству М. Горького, Чехов в этот период хотел писать «о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честного»⁶. Да и значение Горького Чехов видел в том, что он вызвал интерес к новым типам и новым «героическим» настроениям.

Лев Толстой часто говорил о бессознательности чеховского творчества: «Чехов — это чудесный инструмент, превращающий, как Эолова арфа, все шумы и звуки в пленительную мелодию...»⁷ Но Чехов не был «чистым художником» и «бессознательным отразителем» настроений конца XIX в. — творчество его, как и всегда у гениев, носило осознанный характер. Житель Серпухова С.М. Сериков вспоминал: «А.П. <...> прежде чем приступить к чтению, обратился к нам приблизительно со следующими словами: господа, прежде всего я хочу вам пояснить, что предлагаемая мною моя пьеса взята целиком из современной жизни скучающего интеллигентного общества <...> Правда, мой «Дядя Ваня» немного скучноват, но зато жизненен»⁸. Возможно, именно это знание Чехова, что его произведения ориентированы на реального современного читателя⁹, и стало причиной того, что он говорил И. Бунину и Т. Щепкиной-Куперник: ««Меня будут читать лет семь, семь с половиной, — говорил он, — а потом забудут»¹⁰.

Социокультурный кризис рубежа XIX—XX вв. интеллигенция переживала по-разному: одни приспосабливались к тому, что торжествует массовая культура с утилитарным набором ценностей, другие страдали от этого шествия пошлости и варварства, третьи были полны желания с ним бороться во имя новой жизни. Все читатели Чехова хорошо чувствовали, как точно отразилась эта ситуация в его произведениях, но восторженными читателями стали именно вторые из вышеназванных. Таким образом, сложилось единство читателя-адресата чеховского текста¹¹ и реального читателя, опознавшего чеховский текст как свой, адресованный именно им. Впрочем, будем помнить, что смыслов в чеховских произведениях гораздо больше, чем вычитал — и придал им его современник. Массовость распространения чеховских произведений определила и положительные, и отрицательные стороны его литературной репутации; и прозрения, и заблуждения его читателей сложно перемешаны друг с другом.

Широта распространения произведений Чехова определяет круг источников, которые позволяют восстановить историю его литературной репутации. Характеристика источников будет дана в Главе 2.

Примечания

1. РГБ. — Ф. 331, Чехов. — К. 47. — Ед. хр. 74.

2. Хализев, В.Е. Из читательских писем к Чехову / В.Е. Хализев // Научные доклады Высшей школы. Филол. науки. — 1964. — № 4. — С. 164—174.

3. Дубовиков, А.Н. Письма к Чехову о студенческом движении 1899—1902 гг. / А.Н. Дубовиков // Литературное наследство. — Т. 68, Чехов. — М.: Наука, 1960. — С. 449—476.

4. Из воспоминаний об А.П. Чехове в Художественном театре. Собрал Л.А. Сулержицкий // «Альманахи» изд-ва «Шиповник». — Пг.: Шиповник, 1914. — Кн. 23. — С. 194.

5. Прозоров, В.В. Читатель и литературный процесс / В.В. Прозоров. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1975. — С. 11 и 33.

6. [Письмо М. Горького к В.А. Поссе от ноября (после 14-го) 1901 года] // Горький, М. Собр. соч.: В 30 тт. — Т. 28. — С. 199.

7. Сергеенко, П.А. Чудесный инструмент / П.А. Сергеенко // Русское слово, газ. — М., 1910. — № 150, 2 июля. В указатели мемуаров о Чехове и сборник «Л.Н. Толстой и А.П. Чехов. Рассказывают современники, архивы, музеи... / Ст., подг. текстов и прим. А.С. Мелковой. — М., 1998» статья не вошла.

8. Сериков, С.М. Мои воспоминания о знакомстве с Антоном Павловичем Чеховым / С.М. Сериков // РГАЛИ. — Ф. 549, Чехов. — Оп. 1. — Ед. хр. 353. — Лл. 1—11.

9. Мысль о том, что творчество Чехова — это «результат диалектической взаимосвязи художника и современной ему аудитории» была высказана еще в: Овчарова, П.И. Читатель и читательское восприятие в творческом сознании А.П. Чехова / П.И. Овчарова: Автореф. ... канд. фил. наук. — М., 1982.

10. Щепкина-Куперник, Т.Л. О Чехове / Т.Л. Щепкина-Куперник // ЧВС. — 1986. — С. 258.

11. См., напр.: Ильин, И.П. Постмодернизм. Словарь терминов / И.П. Ильин. — М.: ИНИОН РАН (отдел литературоведения) — INTRADA, 2001. — С. 99.