«Краткость — сестра таланта». Так сказал нам когда-то великий Антон Павлович Чехов. А как «рассказать» самого Чехова? Кратко и талантливо? Что нужно найти в себе самом, чтобы создать образ замечательного человека, прекрасного врача и знаменитого писателя?
Все мы знаем, что Пушкин — «наше все». А Антон Павлович Чехов, наверное, «наше всегда и везде»!
Если бы Россия состояла только из одноэтажных домов, и можно было бы сегодня пройти пешком от Москвы до Сахалина, заглядывая в комнаты, то за каждым окном мы узнавали бы чеховских героев в абсолютно чеховских ситуациях: кто в «Вишневом саду», кто в «Палате № 6», кто с дядей Ваней, кто с тремя сестрами. Кто-то всю жизнь любил бы Душечку, а кто-то Попрыгунью. А кто-то и сейчас мечтает о милой, изящной Даме с собачкой. Наверное, так Чехов и делал: как врач — заходил в дома, как писатель — заглядывал в окна — души людские.
А за одним окном жил Скульптор — веселый и любознательный человек, создающий свою вселенную и с удовольствием в ней пребывающий.
Антон Павлович заглянул в его окно, и художник посмотрел в окно тоже. И глаза их встретились. На мгновение. Но теперь художник начал искать того, кто к нему заглянул. Образ его искал. Наверное, он ему часто снился. Что промелькнуло тогда в окне? Нос и пенсне? С этого и начался его чеховский мир.
В дереве. В гладком, твердом, теплом, ласковом материале. Леонтий Усов, так зовут любознательного веселого Скульптора, как будто проделал путешествие по России-матушке вслед за Антон Палычем, улавливая каждое движение души писателя. И ни на минуту не забывая о главном: о великом чувстве юмора, которое спасало писателя всегда. Да и нас спасает тоже. Чехов — врач? Ну, не будем же мы говорить о его земской больнице, рецептах и многочисленных пациентах! Это все — внешние приметы! А внутри — постоянная работа мысли и сердца. Строки, становящиеся бессмертными.
А встретились ли они? Художник и писатель? Не тенью в окнах, а на дороге, в городе N?
Конечно, встретились! В городе с лаконичным, как точка, названием «Томск».
Шел Антон Павлович Чехов, наверное, из трактира или из ресторации. И был он тогда и сам слегка приобщен к питейной традиции. Прошел он много, и ноги его слегка отяжелели. Ожидался дождь, и вместо трости понадобился зонтик. Таким его увидел Скульптор1.
«Я не люблю своих портретов...» — говаривал, по случаю, великий писатель. И был абсолютно прав. Невозможно заковать его в рамки, как невозможно держать в клетке мысль. Выходит Чехов «из рамок».
И нужно очень его полюбить, чтобы сделать то, что сотворил Леонтий Усов. Я уверена, что скульптор делал своего Чехова, постоянно улыбаясь и разговаривая со своим героем. И сам Антон Павлович подсказывал ему ту или иную деталь — нюанс — своего будущего скульптурного бытия.
Юмором, теплотой, лаконизмом и грустной чеховской интонацией полна эта маленькая, но такая емкая, такая большая по содержанию скульптура. Достойно уважения так редко сейчас встречающееся у художников чувство такта. В работе мы видим, прежде всего, великого Антона Павловича, а уж потом скульптора. И не хочется говорить о тонкостях ремесла, ибо получилось главное: образ Чехова.
А как его увидели, и кто его увидел — «дело десятое».
Но, наверняка, у скульптуры всегда сидит собака, такса или шпиц. А чаще всего — рыжая, похожая на лису, веселая, мохнатая, которую уже увозил бродячий цирк. Но она убежала и вернулась. К Чехову. Такому, каким мы его знаем и любим. Нашему. Всегда и везде.
Примечания
1. «Томский Чехов» скульптура Л.А. Усова «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку»». Примеч. редактора.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |