Москва (1879—1890 гг.)

В университете

По переезде из Таганрога Чеховы поселились в одном из беднейших Московских районов, на Драчевке (нынешней Трубной), сняв полуподвальную квартиру в четыре комнаты. Здесь с отцом и матерью разместилось семь душ. Отец, поступивший на службу в амбар Гаврилова в Теплых рядах¹ на 600 руб. годового содержания, ночевал на месте службы и приходил домой только по воскресеньям и праздникам. Чтобы облегчить бремя уплаты за квартиру в семью были приняты «нахлебники».

Когда в 1879 г. Антон Павлович кончил таганрогскую гимназию, он осенью переехал в Москву — в эту квартиру на Трубную — и привез с собою «жильцов», товарищей своих — Савельева и Зембулатова².

При всей тесноте в доме Чеховых порой бывало настолько шумно, что владелец, причт церкви Николы Драчи, не выдержал и выселил семью.

«С момента переезда Антона Павловича — личность отца Павла Егоровича — пишет Мих. Пав. Чехов («Антон Чехов и его сюжеты») отошла на задний план — Антон Павлович заменил собою хозяина. И кто знает, что случилось бы со всей семьей, при отсутствии Александра и Николая, если бы не приехал вовремя из Таганрога Антон. Необходимость добывать деньги во что бы то ни стало заставляла Антона Павловича писать рассказы, Николая рисовать карикатуры, Ивану пойти в народные учителя, а маленькому Михаилу переписывать студенческие лекции и делать чертежи. Евгения Яковлевна и сестра Маша работали, не покладая рук. Это было трогательное единение всех членов семьи сплотившихся вокруг одного центра — Антона и связанных между собою искренней и чуткой дружбой. Что скажет Антон? Что подумает Антон? Как к этому отнесется Антон? — стало девизом для всей семьи». (В Музее см. фотографии Николая, Александра и Марии Павловны, датированные этими первыми годами московской жизни Чеховых).

В музее имени Чехова в Москве среди документов, относящихся к студенческим годам Чехова, хранится следующий:

БИЛЕТ НА ПРАВО СЛУШАНЬЯ ЛЕКЦИИ
Императорского
МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
студенту 2-го курса
АНТОНУ ЧЕХОВУ
на половину 1880—81 года.
Дан 1880-го года, сентября 30 № 21.
Пом. Инспектор . . . . . . . . . . . .

сбоку пометка: «75» руб. — обозначающая, очевидно, что полугодовая плата за слушание лекций внесена.

На билете подпись: Студент Антон Чехов.

Студентом Чехов был довольно исправным, занимался усердно и, вероятно, если бы не стал писателем, — был бы превосходным врачом. Его студенческие работы выполнены с большим вниманием и свидетельствуют о той же чуткости к человеческому страданию, которой так отличается его подлинно «человеческий талант». В музее имени Чехова в Москве хранится «История болезни», написанная Чеховым в бытность его студентом третьего курса. Работа выполнена превосходно, как в чисто медицинском отношении, так и в смысле четкости и точности литературного изложения.

Период «Антоши Чехонте»

Но хотя Чехов до конца дней своих никогда окончательно не забрасывал медицину, но все же профессионального врача из него не вышло. Уже со второго курса университета он начал печататься; с каждым годом росло увлечение литературой и отходили на задний план интересы медицины. Едва ли не из соображений чисто экономических, в поисках необходимого заработка, принялся Чеховка литературную работу. Его первая вещь «Письмо к ученому соседу» была напечатана в журнале «Стрекоза» за 1880 г. в № 10. С этого момента начинается деятельное и очень плодотворное участие Чехова почти во всех выходящих тогда в Москве юмористических журналах и еженедельных иллюстрированных изданиях: в «Стрекозе» (1880 г.) «Будильнике» (1881—87 г.), «Зрителе» (1881—83 г.), «Мирском толке» (1882 г.), «Москве» (1882 г.), «Осколках» (1882—1887 г.), «Свете и тенях» (1882 г.), «Спутнике» (1882 г.), «Русском сатиристическом листке» (1884 г.), «Развлечении» (1882 г.), «Сверчке» (1886 г.), «Альманах» «Будильника» (1882 г.) и «Стрекозы» (1884 г.) (См. собрание этих журналов в Музее).

Все эти вещи подписаны псевдонимами: «Антоша Чехонте» (пригодилось Чехову то шутливое прозвище, которым окрестили его в гимназии!), «Чехонте», «Антоша», «Антоша Ч.», «Ан. Ч.», «А.—н—Ч.», «Ан. Че—е», «Анче», «Человек без селезенки», «Врач без пациентов», «Вспыльчивый человек», «Антонсон», «Балдасов», «Рувер», «Улисс», «Брат моего брата». Последний псевдоним вызван видимо тем, что в тех же журналах, в которых писал Антон Павлович, участвовал и старший брат его Александр, — подписывавшийся «Агофопод Еденицын».

Антоша Чехонте выступил как юморист, ярко, остро, и забавно изображая смешные стороны московской городской и дачной жизни и откликаясь на все злобы дня. Он пишет и пародии на театральные пьесы, идущие в московских театрах, и маленькие рассказы, и фельетоны, и обзоры, и даже дебютирует на страницах газеты «Новости дня» романом. («Драма на охоте»). Знакомство с петербургским писателем и издателем Н.А. Лейкиным доставляет ему постоянное сотрудничество в «Осколках», а затем и в «Петербургской газете», в которой он участвует не только как беллетрист, но и как судебный хроникер, помещая отчеты о громком деле банкротства банка в Скопине.

Нельзя сказать, чтобы этот газетно-журнальный труд удовлетворял Чехова. Его, конечно, тянуло в большую литературу. Да и сочинять этих, как он называл свои маленькие вещички, — «комаров и мух» приходилось в условиях мало подходящих. В одном из писем к своему редактору Лейкину он жалуется: «Пишу при самых гнусных условиях: передо мной моя нелитературная работа, хлопающая немилосердно по совести: в соседней комнате кричит детеныш приехавшего погостить родича, в другой комнате отец читает матери вслух «Запечатленного ангела», кто-то завел шкатулку, и я слышу «Елену Прекрасную». Для пишущего человека гнуснее этой обстановки и придумать трудно что-либо другое. Постель моя занята приехавшим родственником, который все время подходит ко мне и заводит речь о медицине. Обстановка бесподобная».

Оплачивалось сотрудничество в мелких журналах неважно. Младший брат Антона Павловича, Михаил Павлович имел особую «доверенность» на получение гонорара, причитающегося «Антоше Чехонте», при чем, как он рассказывает, ему приходилось часами ждать получки в редакциях каких-нибудь трех рублей.

— «Чего вы ждете?, — спросит, наконец, издатель, которому станет жалко ожидающего.

«Да вот получить три рубля...

«У меня их нет... Где ж я их возьму? Может быть, вы билет в театр хотите? Или брюки новые? Так сходите к портному такому-то и возьмите брюки за мой счет».

Первые сборники

Мечта каждого начинающего автора — издание первого сборника. Такая попытка Чехова относится еще ко второй половине 1883-го года.

Целиком сборник не сохранился, — нет ни заглавного листа, ни конца. Уцелело только семь печатных листов (112 страниц), талантливо иллюстрированных Николаем Чеховым и вместивших двенадцать далеко не лучших из первых вещей А. П—ча. Наиболее правдоподобно, что кроме этих семи листов, и не было более набора. Сюда вошли рассказы и наброски, перепечатанные в XXII, и XVII тт. «Сочинений»: — «Жены артистов», «Папаша», «За двумя зайцами погонишься», «В вагоне», «Письмо к ученому соседу» и др., пародии на рассказы Гюго (Тысяча одна страсть, т. XXII), Жюль Верна (Летающие острова), и на испанских авторов («Грешник из Толедо», т. XXII). Сохранившиеся листы обрываются на полуфразе. (Экземпляр этого сборника хранится в Музее).

Вероятно у юного Чехова не хватило денег на расплату с типографией. Издание было прервано по отпечатании семи листов.

Следующий год был для Чехова счастливее. «Сказки Мельпомены» А. Чехонте в этом году увидели свет (тип. Левенсон, 1884, 96 стр. ц. 60 к.)

Всех рассказов в сборнике было шесть — «Он и она» (см. т. XVII), «Трагик» (т. III), «Барон», «Месть», «Два скандала» (т. XVIII) и «Жены артистов» (т. XVII). Книжка печаталась в кредит с рассрочкою уплаты на четыре месяца. (Экземпляр этого и остальных сборников рассказов Чехов хранятся в Музее).

Братья Чеховы

Чехов был молод, бодр, жизнерадостен. Юмор бил в нем неиссякаемо. В Музее имени Чехова в Москве хранятся страницы из «Будильника», «Зрителя», «Стрекозы» с иллюстрациями и карикатурами брата Антона Павловича — Николая Чехова — талантливого художника. Большинство подписей под ними принадлежит «Антоше Чехонте». Острый рисунок Николая Чехова схватывал быт тогдашней Москвы, а необыкновенно забавные подписи к этим зарисовкам «Антоши Ч.» верно и метко дополняли набросанную картину нравов и бытов. Следует обратить внимание и на хранящийся в Музее большой рисунок Н. Чехова «Свадебный сезон» с текстом Антона Павловича. Из этих подписей к персонажам рисунка впоследствии выросла веселая комедия Чехова «Свадьба».

Несколько раз зарисовывал Николай Чехов и своего брата Антона: так в молодом студенте, забравшемся на столик среди пирующей компании молодежи, празднующей «Татьяну» (до революции день 12-го января считался днем праздника московского университета) не трудно узнать Антона Павловича. Он же послужил моделью и для рисунка «Студент занимается» (рисунок в Музее).

В Музее есть также и законченный портрет (в красках) Антона Павловича работы Николая Чехова. Он относится как раз к тому периоду его юности и начинающейся литературной известности, вспоминая о котором, говорил П.П. Сергеенко, — гимназический товарищ Чехова, что Антон Павлович в те московские годы «стал, после Таганрога, неузнаваем. Вместо вялого, рыхлого увальня с пухлым, как булка, лицом, передо мною стоял высокий, стройный юноша, с веселым, открытым и необыкновенно симпатичным лицом. Легкий пушок темнел на его верхней губе. Целая волна шелковистых волос, поднявшись у лба, закругленным изгибом уходила назад, слегка раздвинутым пробором почти на середине головы, что придавало Чехову характер русского миловидного парня, какие встречаются в зажиточных крестьянских семьях».

Таким, каким описывает Чехова П.П. Сергеенко, изображен Антон Павлович и на рисунке «Редакционный день «Будильника». Тут зарисованы все постоянные сотрудники этого журнала — покойные Курепин, Пассек, Е. Кони, — и по ныне здравствующие П.П. Сергеенко, В.А. Гиляровский, А.В. Амфитеатров³.

Ал. В. Амфитеатров, много писавший о Чехове, с которым он работал в московских изданиях 80-х годов, говорит об этой поре беззаботного сотрудничества Антоши Чехонте по «Будильникам», что ему живо вспоминается конурка на Тверской где помещалась редакция этого журнала. «В душной, тесной, препоганой, надо отдать ей справедливость, комнате бывало — дышать нечем. Все курят, — и, сквозь дым, чихает и кашляет еле видный, кроткий редактор, маленький, голубоглазый А.Д. Курепин, с его красивым лицом, седой головой в сорок лет! — и с холенною, раздвоенною бородкой. Антон Чехов писал в «Будильнике» в то время почти всю прозу, поддерживаемый братом своим Александром, присылами Евгения Кони, брата А.Ф. Кони, да шутками юриста-второкурсника Евгения Пассека... Сколько писалось, а ведь и писалось то не столь по любви к искусству, сколь по редакторскому заказу, и платилось за все это гроши и Антон Павлович говорил нам внушительным своим молодым баском. — «Мой идеал заработка получать 15 коп. за строчку и зарабатывать 300 руб. в месяц». На что мы скептически улыбались и говорили:

— «Губа то у вас не дура. Разве это мыслимо?

— «А вот увидите!

— «Ну дай бог нашему теляти волка поймати».

В сентябре 1884 года, А.П. Чехов кончил университет⁴. Среди его бумаг, в папке, переданной музею Чехова М.П. Чеховой, хранится следующее:

СВИДЕТЕЛЬСТВО

От Совета Императорского Московского Университета Лекарю Антону Чехову дано сие свидетельство в том, что он по надлежащим испытаниям в Медицинском факультете, Определением Университетского Совета, 15-го сентября сего года состоявшимся, утвержден в звании Уездного Врача.

Дан в Москве, ноября 15 дня 1884 г.
№ 4157

Ректор Университета Н. Боголепов.

Декан Медицинского факультета Н. Склифасовский.

Секретарь по студенческим делам Д. Облеухов.

У сего свидетельства Императорского Московского университета печать.

Воскресенск

Летом этого года А.П. Чехов гостил у своего брата Ивана Павловича — в городе Воскресенске⁵, в 60 верстах от Москвы.

Тогда, вспоминает Мих.П. Чехов, это был маленький городишко, скорей похожий на небольшое село, с одною только церковью. Управлялся он полицейским надзирателем, которого звали «городничим» и вообще, жить в нем было дешево и приятно, так как окрестности его прекрасны. К тому же общество было интересное и дружное.

В двух верстах от Воскресенска была Чикинская земская больница, которой заведывал известный тогда земский врач П.А. Архангельский. К нему съезжались на практику многие студенты-медики и молодые врачи. Окончив курс в университете, А.П. на первых порах хотел, было, заняться врачебной практикой и даже повесил вывеску на дверях: «Доктор А.П. Чехов» и подавал прошение в Московскую детскую больницу, куда хотел определиться на службу. Скоро он близко сошелся с П.А. Архангельским, часто принимал у него больных и вообще любил бывать в Чикине. Больница эта дала ему темы для многих его рассказов («Хирургия», «Пашка», «Горе», «Беглец»). В Чикинскую больницу к Архангельскому наезжал также и врач Звенигородской земской больницы С.П. Успенский, молодой человек из семинаристов, говоривший на «о» и со всеми обращавшийся на ты.

— Послушай, Антон Павлов, — обратился он к писателю, — я, брат, поеду в отпуск, а заменить меня некем... Послужи, брат, ты за меня. Моя Пелагея, будет тебя кормить. И гитара есть...

А.П. подумал, согласился и переехал в Звенигород.

Звенигород

Звенигород дал темы для целого ряда рассказов Чехова: «Мертвое тело», «На вскрытии», «Экзамен на чин» и др. В музее имени Чехова в Москве хранится официальный документ, рисующий один из моментов деятельности Чехова, как уездного врача. Вот это:

М.В.Д.

ПРИСТАВ II СТАНА
Звенигородского уезда
Московской губернии.

5 июля 1880 года
№ 2115.

УДОСТОВЕРЕНИЕ.

Дано сие исполняющему обязанности за Звенигородского уездного врача врачу Антону Павловичу Чехову, в том, что им 7-го сего июня, согласно предписания товарища прокурора за № было произведено вскрытие в селе Пятницком трупа умершего крестьянина Андрея Семенова.

Звенигород от с. Пятницкого находится в 44 верстах пути. В чем подписом и приложением печати свидетельствую.

Пристав: (подпись неразборчива).

Бабкино

В 5-ти верстах от Воскресенска жил в своей усадьбе Бабкино помещик А.С. Киселев. Он был женат на М.В. Бегичевой, дочери бывшего директора императорских театров В.П. Бегичева. Семья Бегичевых познакомилась с Чеховыми с 1885 года. Три лета под ряд они прожили у Киселевых в Бабкине.

(В Музее см.: виды Бабкина, дом Киселевых, террасу над рекой Истрой, церковь, описанную Чеховым в «Недоброе дело» и в «Ведьме» и флигель, в котором жили Чеховы).

В Бабкино можно съездить с целью посетить один из чеховских уголков. Надо взять билет до станции Новый Иерусалим — 60 верст от Москвы, затем пройти несколько верст — по очень живописной дороге — до Бабкина. На обратном пути следует зайти в Чикинскую земскую больницу, описанную Чеховым (р. «Беглец») и в самый Воскресенск, в котором есть библиотека имени Чехова. Поездка в Бабкино интересна для установления того колорита, которым проникнуты рассказы Чехова, написанные в этот период: «Дочь Альбиона», «Недоброе дело», «Злоумышленник» и мн. др.

Интересные подробности, ярко рисующие быт Бабкина и настроение его обитателей, дает в своих воспоминаниях Михаил Павлович Чехов:

«Недалеко, по ту сторону реки, в деревне Максимовке жил художник И.И. Левитан⁶, хороший друг Антона Павловича. Было чрезвычайно интересно. Здесь в Бабкине, случился «Налим». Я как сейчас вижу и купальню, и мужиков, и пастуха.

Просыпались очень рано. Часов в семь утра А.П. уже сидел у себя за столиком и писал. Писал он тогда в «Осколки» и в «Петербургскую Газету», и во всех почти рассказах того времени можно увидеть ту или иную картину Бабкина, то или иное лицо из бабкинских обывателей тяготевших к Бабкину деревень. Обедали в час. После обеда всей компанией шли по грибы в Дарагановский лес. А.П. был страстным любителем искать грибы и во время ходьбы по лесу легче придумывал темы. Близ Дарагановского леса стояла одинокая полевшинская церковь⁷, всегда обращавшая на себя внимание Антона Павловича. В ней служили всего один раз в год, на казанскую и по ночам до Бабкина долетали только унылые удары колокола, когда сторож звонил часы. Эта церковь с ее домиком для сторожа у почтовой дороги, кажется, дала Чехову мысль написать «Ведьму» и «Недоброе дело».

В Москве

Пятилетие 1883—1888 гг. было одним из счастливейших в жизни Чехова. Казалось, что ему все улыбалось: быстро шла известность, а с нею и материальный достаток, силы еще не были подорваны, жизнерадостность еще не покидала. О своей жизни в эту пору сам Чехов пишет дяде в Таганрог, что «хотя он капитала еще не нажил и не скоро наживет, но живет сносно и ни в чем не нуждается»... «Если буду жив и здоров, — продолжает А.П., — то положение семьи обеспечено. Купил я новую мебель, завел хорошее пианино, держу двух прислуг, даю маленькие музыкальные вечеринки, на которых поют и играют... Долгов у нас нет, и не чувствуется в них надобности. Недавно забирали провизию (мясо и бакалею) по книжке, а теперь я и это вывел, и все берем на деньги. Что будет дальше не видимо, теперь же грешно жаловаться». (Письма Чехова, том первый, М.Г. Чехову Москва, 85, I, 31.)

Насчет забора товара по книжке Чехов несколько ошибался. Оказалось, что его домашние все таки продолжали прибегать к кредиту, и однажды, неосторожно забрав на большую, чем обычно сумму, не смогли во время расплатиться. В Музее хранится следующая:

Граж. Дело 1886 г. № 448.

ПОВЕСТКА.

Адрес Якиманской части 22 участка. Б. Якиманка. Московский столичный мировой судья Якиманского участка вызывает в мировой суд, состоящий по Бересеновке в доме съезда, на 5 число марта месяца 1886 года к 10 час.

Ответчика лекаря Антона Павловича Чехова по иску Семенова 105 рублей за забранный товар.

Разумеется, долг был уплачен и уже больше «лекарю А.П. Чехову» не пришлось выступать в роли ответчика по искам лавочников... Жили в эти годы Чеховы в доме («похожем на комод») Корнеева на Садовой⁸. Здесь посетил А.П. впервые В.Г. Короленко, оставивший такое описание своего визита:

«В те годы семья Чехова жила на Садовой в небольшом красном уютном домике, какие, кажется, можно встретить только еще в Москве. Это был каменный особнячок, примыкавший к большому дому, но сам составлявший одну квартиру в два этажа. Внизу меня встретила сестра Чехова и младший брат, Михаил Павлович, тогда еще студент. А через несколько минут по лестнице сверху спустился Антон Павлович.

Передо мной был молодой и еще более моложавый на вид человек, несколько выше среднего роста, с продолговатым правильным и чистым лицом, неутратившим еще характера юношеских очертаний⁹. В этом лице было что то своеобразное, что я не мог определить сразу, и что впоследствии, по моему очень метко, определила моя жена, тоже познакомившаяся с Чеховым. По ее мнению, в лице Чехова, несмотря на его несомненную интеллигентность, была какая то складка, напоминавшая простодушного деревенского парня, и это было особенно привлекательно. Даже глаза Чехова; голубые, лучистые и глубокие светились одновременно мыслью и какой то особенной, почти детской непосредственностью. Простота всех движений, приемов и речи была господствующей чертой во всей его фигуре, как и в его писаниях. Вообще, в это первое свидание Чехов произвел на меня впечатление человека глубоко жизнерадостного, казалось, из глаз его струится неисчерпаемый источник остроумия, непосредственного веселия которым были переполнены и его рассказы. И вместе угадывалось что то более глубокое, чему еще предстоит развернуться и развернуться в хорошую сторону».

Перелом в творчестве

С 1886 года Чехов начал работать в газете «Новое Время», с редактором которой А.С. Сувориным у него вскоре установились дружеские отношения. Среди писем Чехова в 6 томах его переписки — самые ценные и для истории его жизни, и для истории творчества — это письма к А.С. Суворину¹⁰. Поддерживая многолетнюю близость с Сувориным, который был первым редактором Чехова, «не затруднившимся мотивировкой» своего отношения к его вещам, — А.П. однако далеко не разделял политических взглядов, проводимых в газете Суворина. «Новое Время» являлось органом монархическим и откровенно националистическим, занимающимся травлей евреев, армян и остальных «инородцев». Чехов разошелся с Сувориным в тот момент, когда «Новое Время» поддерживало французских юдофобов и националистов в их гнусной компании против невинно осужденного офицера Дрейфуса, обвиненного в шпионаже. Чехов был убежден в его невинности и травлю Дрейфуса считал делом бесчестным.

В «Новом Времени» (в 1886 г.) был напечатан рассказ Чехова «Панихида», подписанный уже не псевдонимом, а полным именем. С этого рассказа намечается новая грань в творчестве Чехова, отходящего от юмористики к серьезным темам, в которых все чаще и чаще начинали звучать лирические мотивы — та музыка «человеческих слез», которую так чутко уловил Чехов.

Письмо Григоровича

27-го марта Чехов совершенно для себя неожиданно получил письмо от известного писателя Д.В. Григоровича, письмо произведшее на него огромное впечатление: старый писатель называет Чехова настоящим художником, призывает его бросить мелкое срочное писание и, уважая свой талант, начать серьезную творческую работу. Чехов отвечал взволнованно и благодарно. Он признавался, что до сих пор относился к своему писательству почти шутя, строчил рассказы иной раз как репортеры отчеты о пожарах, а «Егеря», который понравился Григоровичу, — он писал леща в купальне... (Оригинал письма Григоровича находится в Музее).

Этим письмом начинается новый этап в развитии творчества Чехова. «Антоша Чехонте» исчезает. Уже на обложке книги «Пестрые рассказы» под псевдонимом, — в скобках, поставлено настоящее имя автора. Все же последующие сборники выходят за подписью Антона Чехова.

«Иванов» и «Степь»

В 1887 году выходит книга его рассказов «В сумерках» и в этом же году ставится на сцене московского театра Ф.А. Корша «Иванов» — первая пьеса Чехова. В музее имени Чехова хранится договор, заключенный театром с Чеховым. Из этого документа явствует, что Чехов получал 2 процента с валового сбора с каждого представления. «Иванов» был поставлен 19 ноября 1887 года и прошел со средним успехом: ни исполнители, ни публика не поняли новизны сюжета и оригинальности формы. Многие из писавших о пьесе прямо таки издевались над Чеховым. Зато огромный успех имел «Иванов» в Петербурге на сцене Александринского театра (1889 год), где он шел для бенефиса режиссера Федорова-Юрковского в один вечер с водевилем Чехова «Медведь».

(В Музее хранятся программы обоих постановок).

В 1888 г. в петербургском ежемесячном журнале «Северный Вестник», в мартовской книжке, была помещена повесть Чехова «Степь». Это было началом вхождения писателя в большую литературу. В «Северном Вестнике» печатались такие крупные произведения Чехова как «Огни», «Именины», «Рассказ неизвестного человека».

Пушкинская премия

В этом же году Чехов получил половинную премию (500 рублей) имени Пушкина, присужденную ему Академией наук за сборник рассказов «В сумерках». Это большое событие в писательской жизни Чехова. Оно тем более было радостно, что самое присуждение премии являлось полной для него неожиданностью: книгу без ведома автора передал в Академию А.С. Суворин по собственной инициативе, и Чехов, когда доходили до него слухи, что его сборник уже рецензируют академики, не верил в возможность получения не только премии, но даже и «почетного отзыва». Первое известие о премии пришло от Суворина. Вот текст телеграммы, хранящейся в Музее:

7 ноября 1888 года.

Сейчас радостный Григорович принес вам и мне радостную весточку: академия наук присудила вам пушкинскую премию в 500 рублей за ваши рассказы. Поздравляю от всей души.

Суворин.

На Луке

Лето 1888—1889 Антон Павлович провел с семьей на даче в Харьковской губернии в усадьбе Лука на реке Псел, Сумского уезда: (см. фотографии в Музее). Усадьба принадлежала Линтваревым. Семья Линтваревых состояла из трех сестер (две из них были врачами, третья курсисткой) и двух братьев. Это были превосходные люди, с которыми очень сблизились все Чеховы.

У Чехова гостили летом А.С. Суворин, А.Н. Плещеев, и известный актер Свободин. Часть лета 1888 г. провел А.П. в Феодосии, на даче Суворина (см. снимки в Музее). Отсюда вместе с сыном Суворина поехал на Кавказ. Вернувшись опять на Луку, Чехов съездил в Сорочинцы и в Миргород. «Крыжовник», «О любви», отчасти «Вишневый сад» навеяны впечатлениями и встречами в этих «гоголевских местах». Следующее лето, проведенное также у Линтваревых, в биографии Чехова отмечено печальным событием — смертью брата Николая. Он умер от чахотки на руках Антона Павловича. Об этой смерти он писал Плещееву так:

Смерть брата Николая

«Бедняга художник умер. На Луке он таял, как воск и для меня не было ни одной минуты, когда бы я мог отделаться от сознания близости катастрофы... Нельзя было сказать, когда умрет Николай, но что он умрет скоро, — для меня было ясно. Развязка произошла при следующих обстоятельствах. Гостил у меня Свободин. Воспользовавшись приездом старшего брата, который мог сменить меня, я захотел отдохнуть дней пять и поехал в Полтавскую губернию. Приехали ночью. Мокрые, холодные легли спать в холодные постели, уснули под шум холодного дождя. Утром была все та же возмутительная вологодская погода; во всю жизнь не забыть мне ни грязной дороги, ни серого неба, ни слез на деревьях; говорю — не забыть потому, что утром приехал из Миргорода мужичонка и привез мокрую телеграмму: «Коля скончался». Можете представить мое настроение. Пришлось скакать обратно на лошадях до станции, потом по железной дороге и ждать на станции по восемь часов: в Ромнах ждал я с семи часов вечера до двух часов ночи. От скуки пошел шататься по городу. Помню сижу в саду: темно, холодище страшный, скука аспидская, а за бурой стеной, около которой я сижу, актеры репетируют какую-то мелодраму. Дома я застал горе. Наша семья еще не знала смерти, и гроб пришлось видеть у себя впервые. Похороны устроили мы художнику отличные. Несли его на руках с хоругвиями и проч. Похоронили на деревенском кладбище под медовой травой, крест виден далеко с поля. Кажется, что лежать ему очень уютно». (Снимок могилы Н.П. Чехова см. в Музее).

После смерти брата Антон Павлович как-то сразу вдруг переменился. «Он засуетился, стал тосковать, и вскоре же после похорон, уехал из Луки скитаться. Собирался он за границу, но не поехал, почему-то застрял в Одессе, где в то время была на гастролях московская труппа Малого театра. Поехали затем в Ялту... Какое-то странное равнодушие к жизни овладевает писателем, он ко всему теряет охоту и интерес». (М.П. Чехов).

Поездка на о. Сахалин

В 1890 г. А.П. предпринял поездку на остров Сахалин. Поездка эта была выдумана — как пишет М.П. Чехов — совершенно случайно. Собрался А.П. на Дальний Восток, как-то вдруг, неожиданно, так что в первое время было трудно понять, серьезно ли он говорит об этом, или шутит. В то время его младший брат Михаил Павлович кончал курс юридического факультета в Московском университете и учил лекции по уголовному праву, судопроизводству и тюрьмоведению. Эти лекции заинтересовали писателя, он прочитал их и вдруг засуматошился, засобирался. Начались подготовительные работы к поездке. Ему не хотелось ехать на Сахалин с пустыми руками, и он стал собирать материалы. Знакомые барышни делали для него выписки в Румянцевской библиотеке, он доставал откуда-то редкие фолианты о Сахалине. Работа кипела. Но его озабочивало то, что его, как писателя, после разоблачений известного Кэнана¹¹ не пустят на каторгу, или же покажут ему не все, а только то, что можно показать, и он отправился в январе в 1890 году в Петербург хлопотать о том, что бы ему дан был свободный пропуск повсюду. С другой стороны, его беспокоило то, что его поездке могут придать официальный характер. Обращение к стоящему тогда во главе Главного Тюремного Управления Н.М. Галкину-Врасскому не принесло никакой пользы, и без всяких рекомендаций, а только с корреспондентским билетом¹² в кармане он двинулся наконец на Дальний Восток.

В письме к А.С. Суворину А.П. вскрывает мотивы, побуждающие его поехать на Сахалин:

«После Австралии, — писал он, — Сахалин — это единственное место, где можно изучать колонизацию преступников. Вопросом заинтересована вся Европа, а нам он не нужен. Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только способен бывает человек вольный и подневольный. Работавшие около него и на нем решали страшные, ответственные задачи, и теперь решают. Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места подобные Сахалину мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть в частности на Сахалин, как военные на Севастополь. Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждений, варварски, мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников — и все это сваливали на тюремных, красноносых смотрителей. Прославленные шестидесятые годы не сделали ничего для больных и заключенных, нарушив таким образом самую главную заповедь христианской цивилизации. В наше время для больных делается кое-что. Для заключенных же ничего, тюрьмоведение совершенно не интересует наших юристов. Нет, Сахалин нужен и интересен, и нужно пожалеть только, что туда еду я, а не кто другой, более смыслящий в деле и более способный возбудить интерес в обществе. Я же лично еду за пустяками».

План путешествия слагался в таком виде: Нижний, Пермь, Тюмень, Томск, Иркутск, Сретенск, вниз по Амуру до Николаевска, два месяца на Сахалине, Нагасаки, Шанхай, Ханькоу, Манилла, Сингапур, Мадрас, Коломбо (на Цейлоне) Аден, Порт-Саид, Константинополь, Одесса, Москва.

На Сахалине пробыл Чехов три месяца, выполнив сложнейшую работу по переписи всего подневольного населения острова и отобрав богатейший материал по истории края, а также по его флоре и фауне.

Объезжал он каторгу, имея одно лишь выданное ему начальником острова:

ПОРТ АЛЕКСАНДРОВСК
Июля 30 дня 1890 года
№ 5267.

УДОСТОВЕРЕНИЕ.

Дано сие от начальника острога Сахалина лекарю Антону Павловичу Чехову, что ему, г. Чехову, разрешается собирание разных статистических сведений и материалов, необходимых для литературной работы об устройстве на Сахалине каторги и поселений. Начальникам округов предлагаю оказывать г. Чехову для означенной цели при посещении им тюрем и поселений законного содействия, а в случае необходимости предоставить г. Чехову возможность делать разные извлечения из официальных документов. В чем подписью и приложением казенной печати удостоверяется.

Начальник острога генерал-майор Кононович.

(Подлинник удостоверения хранится в Музее).

13 октября Чехов отплыл с Сахалина. На обратном пути он был на острове Цейлоне и в Индии. Из путешествия привез 10 000 статистических карточек и множество всяких материалов, в том числе и ту коллекцию фотографий Сахалина и каторги, которая находится в Музее.

Поездка помогла ему создать — «Остров Сахалин»¹³ — превосходное исследование о русской каторге; впечатление порта Дуэ (на о. Сахалине) отражено в одной из глав рассказа «Убийство», а Индийский океан изображен в «Гусеве».

Примечания

1. Нравы амбара описаны Чехова в повести «Три года».

2. Их фотографии см. в Музее.

3. Рисунок см. в Музее.

4. В Музее см. фотографическую группу выпуска этого года.

5. Фотографии видов Воскресенска см. в Музее.

6. Его фотографию см. в Музее.

7. Снимок этой церкви см. в Музее.

8. В Музее есть его снимок.

9. В Музее — несколько фотографий А.П., относящихся к этим годам.

10. См. в Музее его фотографии.

11. Написавшего книгу о Сибири и каторге. Она была переведена на русский язык после 1905 года.

12. Этот корреспондентский билет от «Нового Времени» хранится в Музее.

13. Черновая рукопись «Острова Сахалина» хранится в Музее имени Чехова в Москве, статистические карточки с переписи Сахалинского населения — в литературных комнатах Московского Румянцевского музея (см. Приложение).