7. Отражение сахалинских впечатлений в художественном творчестве Чехова

Долгое время считалось, что у Чехова, среди его рассказов, повестей, пьес, нет ни одного произведения, специально посвященного сахалинской жизни. Между тем, обнаруженные совсем недавно воспоминания С. Фельдмана свидетельствуют, что Чехов, еще будучи на Сахалине, создал ряд небольших очерков исключительно на местном материале. Часть сахалинских очерков была посвящена детям каторжных. Кроме того, Чехов написал большой рассказ из бродяжеской жизни «беглых»¹. Судя по этим воспоминаниям, в Корсакове Чехов, когда он бывал «в ударе», питал немногочисленной аудитории юморески из жизни сахалинских чиновников.

«Эти юморески не предназначались для печати.

И тут же, по прочтении, безжалостно уничтожались»².

К числу написанных на Сахалине вещей С. Фельдман относит также целую комедию.

«После Чехова осталось много очерков, рассказов и даже одна трехактная комедия, не появившаяся в печати «по независящим от автора обстоятельствам».

Эти очерки, рассказы и комедия написаны Чеховым в бытность его на Сахалине и рисуют исключительно сахалинские нравы.

Так, например, в комедии, озаглавленной «Генерал Кокет», выведено одно видное, служившее некогда на Сахалине лицо, нарисованное с присущим Чехову мастерством и юмором.

Чехов читал эту пьесу некоторым своим сахалинским знакомым, и, судя по их отзывам, комедия написана очень интересно и колоритно.

В 1892 г. Чехов писал одному из своих добрых друзей, что пьеса совершенно готова к печати, но издание ее сопряжено с некоторыми затруднениями»³.

Это сообщение о комедии «Генерал Кокет» (в литературе об этой комедии до последнего времени не было ни одного упоминания) очень интересно. К сожалению, других прямых подтверждений существования комедии под таким названием не имеется. Мария Павловна Чехова в ответе на наш специальный запрос писала: «Насчет пьесы Антона Павловича «Генерал Кокет» ровно ничего не знаю. В разговорах со мной он никогда не упоминал о такой пьесе» (письмо от 16 июля 1956 г.).

Между тем, слухи о том, что Чеховым написана какая-то пьеса из сибирской жизни (тогда Сахалин включался в понятие «Сибирь») проникли и в печать. В одной из московских газет летом 1893 г. появилась следующая заметка: «Известный беллетрист Антон Чехов только что окончил новую комедию, героем которой является один из сосланных в Сибирь известных петербургских дельцов». Редактор журнала «Северный вестник» Л.Я. Гуревич, заинтересованная в сотрудничестве Чехова, отправив ему вырезку из газеты с этим сообщением, спрашивала: «Многоуважаемый Антон Павлович, правда ли это, и если правда, то не подойдет ли это для нас». (ЛБ, п. 41, ед. 39)

Чехов, отвечая Гуревич, в чрезвычайно решительных тонах отверг газетное сообщение (XVI, 69). В письме к Суворину, имея в виду ту же заметку в газете, писатель сообщил: «Пьесы из сибирской жизни я не писал и забыл о ней» (XVI, 72). В данном случае Чехов выражается не столь решительно, как в письме к Гуревич: если он «не писал» пьесы, то как он мог «забыть» о ней? Стало быть, мысль хотя бы о пьесе существовала. В связи с этим можно вспомнить одну фразу из письма Чехова к Егорову (26 января 1892 г.): «Увы! Пьеса моя поставлена не будет» (XV, 313). Неизвестно, о какой именно пьесе идет речь — может быть, о комедии «Генерал Кокет»?

В то же время нельзя не обратить внимание на совершенно уверенный тон воспоминаний Фельдмана: он сообщает о пьесе Чехова как о несомненном факте, ссылаясь даже на то обстоятельство, что автор читал уже законченную комедию своим сахалинским знакомым. Кстати говоря, «Кокет» на Сахалине действительно существовал — так иронически называли начальника Александровского округа С.И. Таскина; это прозвище встречается в письмах сахалинцев к Чехову (X, 543).

Но, как бы то ни было, комедия Чехова, о которой сообщает Фельдман, до сих пор, к сожалению, не найдена.

Однако, судя хотя бы по сохранившимся произведениям, путешествие на Сахалин не прошло бесследно для Чеховского творчества.

5 декабря 1890 г. писатель прибыл в Москву, а 23 декабря он уже послал для опубликования рассказ «Гусев», который писатель задумал и начал еще во время путешествия домой — на о. Цейлоне (Коломбо).

Во время обратного путешествия Чехов видел, как двое покойников были брошены с парохода в море, наблюдение послужило основой для рассказа, посвященного, прежде всего, печальной судьбе забитого русского крестьянина, попавшего солдатом на Дальний Восток и умершего по пути домой.

Прошло несколько месяцев, и Чехов, летом 1891 г., написал рассказ «Бабы» (он создавался параллельно с работой писателя над «Островом Сахалином»). На Сахалине Чехову приходилось встречаться с женщинами, осужденными «за преступления романтического и семейного характера: «за мужа пришла», «за свекровь пришла»... Это все больше убийцы, жертвы любви и семейного деспотизма» (X, 211).

В документальной книге о каторге писатель, естественно, не мог излагать своих соображений об этих «жертвах», но в рассказе «Бабы» он воссоздает печальную историю Машеньки, отданной замуж совсем молодой — ей было тогда 17 лет — за нелюбимого человека. Рассказ ведется от имени Матвея Саввича, развратника и лицемера, которого на свою беду полюбила Машенька и который, после того, как она ему надоела, начал, вспоминая бога, уговаривать несчастную женщину покориться и покаяться перед мужем. Слезы Машеньки, ее отчаянные слова «не могу жить с постылым, сил моих нет! Если не любишь, то лучше убей!» — не трогают бессердечного Матвея Саввича. Муж жестоко избивает «неверную жену». Измученная Машенька не выдержала и решилась на крайний шаг — она отравила мужа и была осуждена на каторжные работы.

Так художественное произведение раскрывает перед нами один из многих трагических случаев, приводивших женщин на Сахалин, так выясняется, что имел в виду Чехов, когда писал о «жертвах любви и семейного деспотизма».

Правда, Машенька не попала на Сахалин: она умерла в тюрьме, но несомненно, что именно сахалинские встречи могли внушить писателю мысль о подобном рассказе.

В мае 1892 г. был опубликован новый рассказ Чехова «В ссылке». Уже одно название наталкивает на мысль, что и здесь отразились впечатления писателя от всероссийской ссылки на острове Сахалине. Действительно, хотя события, описанные в рассказе и происходят в Сибири, нет никаких сомнений, что именно сахалинские наблюдения положены в основу этого произведения. Это можно показать даже путем простого сопоставления текстов рассказа и книги о Сахалине.

На острове Чехов встретил бродягу по прозвищу Красивый — босого, подвижного старика. На каторге он «управлял» перевозом через реку Дуйку (в районе Александровска). Перевозчик этот поразил писателя не только добродушным видом, но — неожиданной на каторге — полной удовлетворенностью жизнью. Он всем доволен, всем безропотно повинуется, желаний у него никаких нет — «слава тебе, господи!»

В рассказе «В ссылке» в центре — бродяга Семен, прозванный Толковым, тоже перевозчик. И Толковый активно проповедует своеобразную философию непротивления:

Семен Толковый счастье жизни видел в отсутствии всякого желания. Он сам дошел до того, что может «голый на земле спать и траву жрать» — и тут же добавляет — «И дай бог всякому такой жизни. Как прислали меня сюда из России, я с первого же дня уперся: ничего не хочу! ...Уперся на своем и вот, как видишь, хорошо живу, не жалуюсь» (VIII, 81).

Нельзя не видеть, разумеется, в этих рассуждениях той пассивности, которая под влиянием векового угнетения была присуща определенной части русского крестьянства. Об этом, как известно, много писал Лев Толстой. Чехов, сам испытавший в свое время некоторое влияние толстовской философии, к началу 90-х гг. сумел преодолеть это влияние. И, интересно отметить, именно после сахалинского путешествия (быть может, после встреч с бродягой Красивым и ему подобными). Чехов уясняет всю ложь проповедей о непротивлении, смирении, покорности, проповедей, которые особенно фальшиво звучали на острове Сахалине, где угнетение человека было доведено до предела. Недаром писатель особо отмечал, что до поездки на Сахалин «Крейцерова Соната» Л. Толстого была для него событием, а теперь кажется смешной и бестолковой (XV, 136).

Исследователями уже отмечалось, что в противоположность Л. Толстому, обычно идеализировавшему «непротивленцев», рисовавшему их любвеобильными и высоконравственными, Чехов показывает Толкового как человека недобросовестного и злорадного⁴. И не случайно рассуждения Толкового вызывают такой живой протест со стороны татарина (пользующегося всеми симпатиями автора), который, не желая мириться с несправедливостями жизни, страстно спорит с перевозчиком.

«Бог создал человека, чтоб живой был, чтоб и радость была, и тоска была, и горе было, а ты хочешь ничего, значит, ты не живой, а камень, глина. «Камню надо ничего, и тебе ничего».

Так в рассказе, созданном на материале живых наблюдений над жизнью каторжных, Чехов выступил противником той рабьей философии покорности и непротивления, пропагандистом которой был Л. Толстой.

Летом 1895 г. вышло в свет отдельное издание книги «Остров Сахалин», а осенью того же года был опубликован чеховский рассказ «Убийство», который, кажется, в наибольшей степени является результатом раздумий писателя над судьбой ссыльно-каторжных, условиями их жизни на Сахалине и т. д. «Несомненно, — пишет Михаил Чехов, — что самая тема для рассказа «Убийство» была привезена Антоном Павловичем из Сахалина»⁵.

Рассказав историю одного убийства (на религиозной почве), Чехов в заключительной главе вновь напомнил читателям о тех неимоверно-тяжелых условиях, в которых принуждены были жить ссыльные на Сахалине. «На Дуйском рейде на Сахалине поздно вечером остановился иностранный пароход и потребовал угля... Попросили командира подождать до утра, но он не пожелал ждать и одного часа...» И тогда «из Воеводской тюрьмы, самой неприглядной и суровой из всех сахалинских тюрем погнали в рудник партию арестантов» (IX, 59). Арестанты работали весь День. Утомленные, обессиленные тяжелым трудом, они не успели даже заснуть, как их снова погнали — именно погнали, — Чехов подобрал очень точное слово — в тот же рудник, откуда они еще так недавно вернулись. «Каторжники, только что поднятые с постелей, сонные, шли по берегу, спотыкаясь в потемках и звеня кандалами. Им предстояло нагрузить баржи углем, а затем перегрузить его на пароход — «мучительная работа, когда баржу бьет о пароход и рабочие едва держатся на ногах от морской болезни» (IX, 58).

Яков Иванович (его образ — центральный в рассказе) в прошлой жизни видел теперь только темноту, дикость, бессердечие и тупое, суровое, скотское равнодушие людей, а на каторге от всех ужасов и страданий, которые ему пришлось испытать и «которые, очевидно, будут без перерыва продолжаться до самой смерти, у него трясутся, как у пьяницы, руки и ноги». Яков Иванович ищет утешения в вере в бога — это было разновидностью той самой пассивной философии, которую Чехов так гневно заклеймил еще в рассказе «В ссылке». Но нельзя не почувствовать сочувствия писателя мечте своего героя «прожить без страданий хотя бы один день» (IX, 60).

Прошло. 5 лет. В конце 1899 года Чехов закончил работу над одним из самых выдающихся своих произведений — повестью «В овраге», посвященной широкому изображению деревенской жизни. Один из эпизодов повести (там, где речь идет о ссылке сына старика Цыбукина — фальшивомонетчика Анисима) также восходит к сахалинским наблюдениям писателя⁶.

Итак, из многих произведений Чехова, написанных в 90-х — начале 900-х годов, лишь в пяти («Гусев» — 1890 г., «Бабы» — 1891 г., «В ссылке» — 1892 г., «Убийство» — 1895 год, «В овраге» — 1899 г.) отразились в той или иной степени впечатления от его сахалинского путешествия и от наблюдений за жизнью каторжных. Казалось бы, впечатления эти проявились недостаточно широко в художественном творчестве писателя. Но на самом деле это не так. Даже если бы сахалинские наблюдения вообще не нашли прямого отражения ни в одном из рассказов или повестей Чехова, все равно мы с полной уверенностью могли бы сказать, что путешествие на о. Сахалин не прошло бесследно для всего творчества писателя; мало этого — явилось одним из поворотных пунктов в его творческом развитии.

После возвращения в Москву Чехов сказал:

— Да, много чего я там насмотрелся... много чего передумал!⁷

В этом главное — не в том даже, как непосредственно преломились новые наблюдения в художественном творчестве, а в том, что путешествие на Сахалин расширило у Чехова чувство жизни, чувство любви к обездоленной и поруганной самодержавием Родине.

Сахалин для А.П. Чехова был тем местом, где, как в фокусе, отразились все противоречия общественной жизни дореволюционной России — России убогой и обильной, могучей и бессильной. После Сахалина писатель с особой остротой почувствовал тюремную духоту, пустоту, скуку и тяжесть всей тогдашней русской жизни.

«Ах, подруженьки, как скучно! — восклицает он в письме 1891 года. — Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах, без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита — это не жизнь...» (XV, 255).

Но не только ощущение тяжести, пустоты и скуки вынес А.П. Чехов после поездки на остров. Сахалин в значительной степени усилил, отточил в писателе его протест против произвола, дикости и невежества самодержавия. И совершенно не случайно через полтора года после посещения острова Чехов пишет «Палату № 6» — произведение, о котором молодой В.И. Ленин рассказывал своей сестре: «Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог остаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня такое ощущение, точно и я заперт в «Палате № 6»⁸.

Пребывание на Сахалине оставило в сознании А.П. Чехова неизгладимое впечатление на всю жизнь. Много месяцев спустя после поездки ему снились в кошмарах страшные сцены наказания людей плетьми, голодные измученные дети и женщины, умирающие каторжники с прикованными навечно к телу тачками и т. д.

И все же поездка дала писателю много внутренних сил, вселила в него большее мужество, сделала его творчество еще более идейным и целенаправленным. И, как следствие этого, жизнь и деятельность А.П. Чехова в 90—900-х гг. стали еще целеустремленней и богаче, а его произведения этого периода отличаются наибольшей политической остротой и «возмужалостью».

Конечно, творческий рост А.П. Чехова после поездки на Сахалин не может быть объяснен только сахалинскими впечатлениями. Этот рост находился под прямым влиянием и в связи с оживлением всей общественной жизни в стране в 90-е годы, вызванным экономическим подъемом, ростом рабочего класса и его революционного самосознания, развитием классовой борьбы и т. д. Но несомненно и то, что поездка на Сахалин была для А.П. Чехова новым толчком и новым «зарядом» для обоснования его критики существующего строя и более широких обобщений.

Примечания

1. «Юг» (Херсон), 1904, 7 июля, № 1811.

2. «Юг», 1904, 14 июля, № 1817.

3. «Юг», 1904, 7 июля, № 1811.

Неизвестно, о каком письме Чехова идет речь, и к кому из «добрых друзей» писателя оно было адресовано. Может быть, Фельдман имеет в виду письмо Чехова к нему самому? В ноябре 1892 г. Фельдман направил Чехову письмо с просьбой о протекции (в это время он вышел в отставку и жил у себя на родине, в Херсоне).

Чехов откликнулся очень быстро, о чем мы узнаем из другого письма Фельдмана, датированного 27 ноября 1892 г.: «Письму Вашему был несказанно рад, я не думал, чтобы Вы, постоянно занятый работой, сумели уделить частичку времени, чтобы ответить мне так скоро...» (ЛБ, п. 61, ед. 27). Возможно, что именно в этом письме Чехов и сообщил Фельдману о законченной пьесе «Генерал Кокет». К сожалению, письмо Чехова Фельдману до сих пор не найдено.

См. также заметку в газ. «Одесские новости» (1909, № 6557), исходящую также от Фельдмана. Там сказано, что «Чехов во время своего пребывания на Сахалине, именно в 1890 г., — задумал и написал пьесу из местной жизни под названием «Генерал Кокет», в которой выведены были некоторые деятели Сахалина. Пьеса эта в чтении самого автора производила сильное впечатление живым и точным изображением действующих лиц. В 1892 г. пьеса эта, как видно из письма А.П., была готова к печати, но не вышла в свет по неизвестным причинам».

Воспоминания С. Фельдмана впервые введены в научный оборот Н.И. Гитович. См. ее книгу «Летопись жизни и творчества А.П. Чехова» (М., 1955, стр. 274—277).

4. М. Семанова. Чехов в школе. Л., 1954, стр. 126.

5. М.П. Чехов. Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923, стр. 125.

6. Там же, стр 146.

7. «Чехов в воспоминаниях современников» Изд. 2. М., 1954, стр. 166.

8. А.И. Ульянова-Елизарова. Воспоминания об Ильиче. М., 1934, стр. 44—45.