Часть первая. Мы знаем много лишнего

Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ Λόγος, καὶ ὁ Λόγος ἠν πρὸς τὸν Θεόν, καὶ Θεός ἦν ὁ Λόγος¹.

Евангелие от Иоанна 1:1

«Она сидела, низко наклонив голову над книгой, он стоял, держась за спинку кресла, и смотрел на нее.

Она не замечала ни его взгляда, ни его самого, она целиком была занята чтением. А он все время смотрел на нее.

В поле его зрения вдвигались чьи-то плечи, затылки, лица, авоськи, мячи, коробки. Влезла и долго торчала самодовольная полная физиономия немолодой модной дамы.

Девушка читала. Сергей смотрел на нее.

Несколько раз через их руки проходили мелочь и билеты. Девушка передавала не глядя и только один раз рассеянно взглянула на него или, вернее, сквозь него.

Автобус качался... За окнами проносилась Москва.

Девушка подняла голову, задумчиво глянула в окошко и, закрыв книгу, встала»².

В отличие от сценария, на экране все это неизбежно обретет конкретные черты, — и автобус, и девушка, и Сергей, и Москва. Разве что книга в руках пассажирки по-прежнему останется неузнанной, о ее таинственном содержимом мы можем догадываться по тому, с каким увлечением читает девушка, как она беззвучно хохочет, неосознанно пряча лицо в ровных строчках типографской краски.

Интересно, что она там читает? Кажется, есть повод пофилософствовать.

Для классического текста чересчур открытая реакция. Франсуа Рабле³? Вполне возможно. На дворе сентябрь 1961 года. Только-только опубликован выдающийся (почти хулиганский) перевод Николая Любимова⁴, там есть над чем так смеяться. Объективности ради допустим и какую-нибудь вполне безобидную, просто (неприлично) смешную историю — Джером К. Джером⁵ или недавно переизданный Ярослав Гашек⁶ в великолепном переводе Петра Богатырева⁷ (вторая редакция, третья — классическая — выйдет в 1963 году)... Хотя, если уж на то пошло, в известные исторические отрезки любой смех вызывает подозрение. Даже, когда он без видимой причины, тем паче, когда причина имеется. Мало ли над чем (или кем) на самом деле смеется смеющийся? Как говорится, чужая душа — потемки, в нее фонарик не сунешь.

Хуже, если что-то современное. Однако, тут, пожалуй, можно быть спокойным. В шестьдесят первом году ничего такого еще нет (физически завязаться не успело). На дворе оттепель, до зеленого шума⁸ еще далеко. Остроумный анекдот, конечно, никто не отменял, его и в мрачные времена могли враги нашептать, однако в серьезной книге подобного не напечатают, а несерьезных бдительное государство, как известно, не издает. Да и чреват он по-прежнему — устный рассказ — последствиями как для смех провоцирующего, так и для особо смешливого. Современники в автобусе это отлично знают, таким (во многих отношениях условно-разрешенным) хохотом они дружно разразятся года через три. Теперь же его будущие конструкторы лишь обозначают тернистый путь в эзоповой литературе и шире — в изуродованном соцреализмом искусстве борьбы хорошего с лучшим, где всё по-прежнему не так, как есть, а как должно быть. Говорить, что думаешь все так же небезопасно, а на языке аллегорий непривычно. Требуется практика.

Все же рискнем предположить, — читает наша пассажирка что-то сугубо отечественное из относительно недалекого далека, в какие-то пять лет ставшего узнаваемым, предельно близким человеку «эпохи оттепели». Книжка новая — покуда не зачитанная до дыр. Едва ли «посмертно реабилитированный» Зощенко⁹: другой смех. Скорее что-нибудь из Ильфа и Петрова¹⁰. После нескольких лет запрета «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» на волне подтаивания общественной жизни Государственное Издательство Художественной Литературы переопубликует легендарные приключения Великого Комбинатора¹¹. Подавляющее большинство растерзанных, оскопленных, арестованных (в том числе расстрельных) книг двадцатых-пятидесятых годов еще только ждут своего часа, и часы эти в большинстве случаев будут заменены очередными сроками без права переписки, растянувшись на два с лишним десятка лет непреходящих заморозков.

Оттепель обманет, — окажется, что она разрешилась посреди января, чтобы обернуться лютыми крещенскими морозами и февральскими вьюгами. Накрывший холод уготовит книгам шестидесятых-семидесятых годов известную судьбу их предшественниц с исходом не менее трагическим. Кому-то пообещают возвращение к жизни через двести-триста лет¹². Кому-то и этого обещать не станут, и все терпящая бумага, соблюдая принципы партийности в литературе, сделается непримиримой ко всякого рода вседозволенности. Исключений не будет. Книги, чудом избежавшие высшей меры, подвергнутся оскоплению, — искромсанные редакторскими ножницами, они встанут на полки «самой читающей страны в мире» в том единственно верном коротко-стриженном виде, который устроит орденоносные целлюлозные комбинаты и краснопечатные типографские мощности.

Впрочем, мы, кажется, зафилософствовались. Вернемся к анонимной читательнице. Обращаем внимание на всепоглощающую страсть, с которой пассажирка пребывает внутри предложенного текста. В контакте с другой, неведомой нам реальностью она никого не стесняется, вполне искренно выражает свои эмоции, не испытывая при этом особого неудобства от соседства с гражданами и гражданками, в воскресный день по обыкновению переполнившими городской автобус. Девушка о них просто забыла.

Столь дотошно пересказываем сцену знакомства с героиней кинодилогии Марлена Хуциева¹³ (Анна в «Заставе Ильича», Елена в «Июльском дожде») для чистоты эксперимента. Если вдуматься, сегодня мы сами едва ли не ежечасно становимся участниками подобного рода лабораторных опытов, в центре которых обязательно присутствует чей-либо текст. Начисто вытеснив из жизни бумажную книгу (газету, журнал) электронный носитель лишь грубее обнажает общую застарелую болезнь: нам по-прежнему интересней пребывать в вымышленной реальности (боты и ники лишь добавляют уверенности), в мире, который выдающийся отечественный историк культуры В.Н. Романов¹⁴ однажды назовет «текстовой реальностью»¹⁵.

Примечания

1. В Начале была Мысль, и Мысль была с Богом, и Мысль была Бог (греч.).

2. Хуциев М.М., Шпаликов Г.Ф. Мне двадцать лет. Киносценарий. М., 1965. С. 31.

3. Рабле Франсуа́ (предположительно 1494—1553) — французский писатель, редактор, врач. Один из величайших французских сатириков, автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».

4. Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. М.: ГИХЛ, 1961. Любимов Николай Михайлович (1912—1992) — выдающийся советский переводчик, главным образом с французского и испанского языков.

5. Джером Кла́пка Джером (1859—1927) — английский писатель-юморист, драматург, постоянный сотрудник сатирического журнала «Панч». Автор знаменитой повести «Трое в лодке, не считая собаки».

6. Ярослав Гашек (1883—1923) — чешский писатель-сатирик, анархист, драматург, фельетонист, журналист, комиссар Красной армии. Автор примерно 1500 различных рассказов, фельетонов и прочих произведений, из которых мировую известность получил его неоконченный роман «Похождения бравого солдата Швейка».

7. Ярослав Гашек. Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Пер. П. Богатырева: В 2 т. М., 1958. Богатырёв Пётр Григорьевич (1893—1971) — советский фольклорист этнограф, переводчик. Доктор филологических наук, профессор МГУ.

8. Так народ называет пробуждение природы весной. (Прим. Н.А. Некрасова.)

9. Зощенко Михаил Михайлович (1894—1958) — выдающийся русский советский писатель, драматург, сценарист и переводчик.

10. Илья Ильф (настоящее имя Иехиел-Лейб бен Арье Файнзильберг; 1897—1937) и Евгений Петров (настоящее имя Евгений Петрович Катаев; 1902—1942) — советские писатели-сатирики. Авторы совместно написали знаменитые романы «Двенадцать стульев» (1928) и «Золотой телёнок» (1931). Дилогия о похождениях великого комбинатора Остапа Бендера выдержала множество переизданий, не только на русском языке.

11. Ильф И. Петров Е. Двенадцать стульев. Золотой теленок. М., 1956.

12. После того, как 14 февраля 1961 года рукопись и машинописные экземпляры романа «Жизнь и судьба» были изъяты у его автора Василия Семеновича Гроссмана (1905—1964), он напишет письмо первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущёву (1894—1971), где, в частности, скажет: «Я прошу Вас вернуть свободу моей книге, я прошу, чтобы о моей рукописи говорили и спорили со мной редакторы, а не сотрудники Комитета государственной безопасности». Гроссману будет устроена встреча с М.А. Сусловым (1902—1982), секретарём ЦК КПСС по идеологическим вопросам. В ходе беседы выяснится, что роман не будет ни опубликован, ни возвращён автору (если «Жизнь и судьбу» напечатают, то лет через двести-триста, не раньше).

13. Хуциев Марлен Мартынович (1925—2019) — выдающийся советский кинорежиссёр, сценарист и педагог. Народный артист СССР.

14. Романов Владимир Николаевич (1947—2013) — советский и российский индолог, переводчик с санскрита, историк и теоретик культуры. Автор фундаментальной работы «Культурно-историческая антропология».

15. Романов В.Н. Из рабочего интервью к фильму «Я могу говорить». М., 2005