Беда в том, что мне писать о Чехове очень сложно и трудно. Я в общем-то чеховская натура. Ему обязан, как и все мое поколение, всем хорошим и чистым, что во мне есть, ему обязан глубоким пониманием искусства. И если у меня недурной вкус, то опять-таки этим я обязан Чехову. И вообще не было бы Чехова — не было бы и Художественного театра как огромного явления искусства, а не было бы Художественного театра — не было бы и моего неустанного горения в советском театре над пьесами Погодина, Лавренева, Сейфуллиной, Виктора Гусева, Вишневского и многих, многих других1.
Парадоксально, но я не поставил ни одной пьесы А.П. Чехова. Первые годы революции было некогда: как акушер, не покладая рук, работал над первенцами советской драмы, а потом поставил Шекспира, и это в какой-то степени закономерно.
Затем Чехов постучался в мое сердце, и постучался настойчиво, но... в это время я оказался в театре гигантских масштабов, со сценой, напоминавшей артиллерийский полигон. Нужно было быть сумасшедшим или халтурщиком, чтобы на сцене ЦТСА ставить Чехова.
Были и другие причины, удерживавшие меня. А где взять Нину Заречную, Треплева? А кто сыграет Фирса и Лопахина, когда в глазах моих стоят Артем, Леонидов и Массалитинов?2
В это время в других театрах, пока я раздумывал, ставили «Чайку», «Вишневый сад», «Дядю Ваню». А я смотрел и думал: как хорошо, что я удержался от этого соблазна! Совесть моя чиста и перед Чеховым, и перед советской молодежью. Я не буду повинен в том, что Чехова причислят к «устаревшим» и «несовременным». Мне не скажут: «Что за трагедия в доме Прозоровых? Собрались бы на кухне три сестры и брат Андрей и разделили бы квартиру на две половины, потому что жить с такой стервой, как Наташа, невозможно. Ведь это нетрудно сделать. Чего же всем мучиться?» А между прочим, М.П. Лилина играла Наташу любвеобильной и такой милой мещанкой-эгоисткой, что избавиться от нее было невозможно. Поэтому все и страдали.
Чехов писал о душевно красивых людях — Астрове, дяде Ване, Нине Заречной, Тузенбахе, о Петре Трофимове и Ане, о полковнике Вершинине, об изящных трех сестрах, а так как без светотени нет искусства, то рядом он показывал мещан, бездельников-дармоедов, пустых людей. Мы же мало уделили внимания Чехову (меньше, чем Франция, Англия и Япония), а, уделив внимание, мы в Чехове показываем и казним мещанство. Такой Чехов, действительно, мало может интересовать современного зрителя.
Подтекст у нас не в почете. А какой же Чехов без подтекста? Темпо-ритм современности иной. Но Чехова играют в темпо-ритме нашей эпохи (надо ведь, чтобы он был понятен!), и поэтому в чеховских спектаклях объясняются в любви «на скорях» и любовь выглядит со сцены пошловатой.
Нет, не повезло Чехову! Его поставят лет через сорок-пятьдесят изящно, тонко и ароматно. Он еще не один раз вернется на сцену. Вот какие у меня неюбилейные мысли. Разве с ними можно писать в юбилейный номер?
Примечания
Попов Алексей Дмитриевич (1892—1961) — актёр, режиссёр, театральный педагог, художественный руководитель Центрального театра Красной Армии (1935—1960).
1. А.Д. Попов ставил в театре Революции пьесы Н.Ф. Погодина «Поэма о топоре» (1931), «Мой друг» (1932) и Вс. В. Вишневского «На Западе бой» (1926), в театре имени Е. Вахтангова — «Разлом» В.А. Лавренева (1927) и «Виринею» Л.Н. Сейфуллиной и В.П. Правдухина (1926), в ЦТКА — «Славу» В. Гусева (1936).
2. Артем Александр Родионович (1842—1914) играл Фирса в первой постановке «Вишневого сада» (1904). — Леонидов (Вольфензон) Леонид Миронович (1873—1941) в той же постановке исполнял роль Лопахина. — Массалитинов Николай Осипович (1880—1961) — в чеховских пьесах играл роли Лопахина, Соленого, Войницкого; с 1919 г. за границей.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |