Из русских мастеров слова трудно назвать того, кто в своем творчестве больше Антона Павловича Чехова оставил свидетельства о шашечной игре. Исследование узкой тематики не производилось, в теоретических работах рассматривалась сугубо Игра и Чехов (см., например, [Мазенко 2004], [Терехова 2011] с литературой).
Александр Терещенко, описывая «Быт русского народа» (1848), отмечал народность шашечной игры и ее роль у купечества: «нет места по городам, где бы не увидели шашек. Особенно она сделалась любимою купцов, которые, сидя в гостином дворе, проводят целый день в этой забаве» [Терещенко 1848: 79]. Антон Павлович, будучи выходцем из семьи купеческого сословия (пусть и перешедшей в мещане), не мог не впитать с детской поры шашечные уроки.
Оттуда, из детства, где юные братья Чеховы ставили домашние спектакли с Антоном в роли городничего в «Ревизоре», и обожание Гоголя. Одним из мостиков, по которому мысль А.П. Чехова перебегала к Н.В. Гоголю, стала самая узнаваемая литературная шашечная партия — Ноздрев vs. Чичиков. В пьесе «Иванов» гоголевская цитата «знаем, как вы плохо в шашки играете...» (С. IX, 243) звучит при карточной игре, выполняя функцию пословицы, общеизвестного выражения. Комментируя чеховскую отсылку к «Мертвым душам», М. Громов отметил, что «обращение к слову Гоголя — всегда содержательный и сложный художественный прием» [Громов 1982: 59]. Возможно, что фраза из письма А.П. Чехова «даже Михайловский говорит, что все шашки теперь смешались...» (П. III, 111) отсылает на самом деле к словам Ноздрева: «я тебя заставлю играть! Это ничего, что ты смешал шашки, я помню все ходы». Юношеская пьеса Чехова, опубликованная после смерти автора под названиями «Безотцовщина», «Пьеса без названия» и «Платонов», завязывается продолжительным шахматным поединком Трилецкого и Анны Петровны, превращающимся в шашечную баталию Ноздрева и Чичикова: «Анна Петровна. Зачем же мошенничать? Трилецкий. Кто мошенничает? Анна Петровна. А кто эту шашку сюда поставил? Трилецкий. Да вы же сами поставили!» (С. XI, 12). Второе, вслед за «Безотцовщиной», достаточно обширное изображение интеллектуального сражения за шашечной (шахматной) доской, замечается в рассказе «Безнадежный» (С. III, 219—222). «Председатель земской управы Егор Федорыч Шмахин... взглянул в угол и на круглом столике заметил шашечную доску. — Нешто в шашки поиграть? А?». Вся игра заняла несколько минут, в промежутке от половины седьмого до без десяти семь. Партий было две — с самим собой, «партнерами были правая и левая руки», и со слугой Илюшкой (там же, 220—221).
Сжатый микрорассказик о шашках служит одним из звеньев сюжета рассказа «Патриот своего отечества» (С. II, 66—67) о поведении «наших» там, за границей. «В один прекрасный вечер... за белым мраморным столиком, сидело двое русских. Они пили пиво и играли в шашки. Оба старательно лезли «в дамки» и беседовали об успехах лечения. <...> Русские лезли «в дамки» и задумчиво внимали. Оба были в блаженнейшем настроении духа. Шепот лип, кокетливый ветерок, мелодия со своей меланхолией — все это, вместе взятое, развезло их русские души.
— При этакой обстановке, Тарас Иваныч, хорошо тово... любить, — сказал один из них. — Влюбиться в какую-нибудь да по темной аллейке пройтись...
— М-да...
И наши русские завели речь о любви, о дружбе... Сладкие мгновения! Кончилось тем, что оба незаметно, бессознательно оставили в покое шашки, подперли свои русские головы кулаками и задумались» (С. II, 66).
Игривость, фривольность (нежный «маленький кокетливый ветерок» как пример) заложена уже в начале рассказа, когда встречаем «хорошее пиво, хорошеньких служанок и чудный вид», и развивается включением игры в шашки двух «русских толстячков». Развитие сюжетной линии с переходом игровой семиотики в любовную (лезли «в дамки» || влюбиться в какую-нибудь да по темной аллейке пройтись...) обусловлено: а) нахождением глаголов лезть, пройтись в общем семантическом поле «движение (человека ногами)»; б) близостью апеллятивов «дама» и «дамка», продолжаемое местным курортным названием шашечной игры — немец. Damespiel, калькой фр. le jeu de dames «игра в дамы». «Игра в дамы» толстячков с большим животом и ожирением печени, приехавших на лечение. Игра бессознательно (как отмечает сам Чехов) трансформируется в симулякр сексуальных отношений (разговор о любви, комментируемый автором как «сладкие мгновения!») и завершается молчанием и раздумьями (внутренней речью). Здесь не только четыре семиотических дискурса, но и их морфинг; «наступление молчания в конкретном акте коммуникации, — пишет российский семиотик Григорий Крейдлин, — часто свидетельствует... о переходе замолчавшего к другому семиотическому коду» [Крейдлин 2000: 25].
В рассказе «Свирель» обнаруживается параллелизм игровой и бытовой семантики как внутри, так и вне текста. Дамка — зооним, кличка собаки, суки, непородистой: «помесь дворняги с сеттером — необыкновенно худая и беременная» (там же, 321). Приказчика, владельца Дамки, зовут Мелитон Шишкин. Его имя Чеховым вводится в первой же строчке, создавая ассоциацию с еловой чащей, хвойными иглами и шашками (через ш-шки-, связью в тексте Шишкин-Дамка): «Разморенный духотою еловой чащи, весь в паутине и в хвойных иглах, пробирался с ружьем к опушке приказчик из Дементьева хутора, Мелитон Шишкин. Его Дамка...» (там же). Ср. слова «Умного дворника»: «Мишка в шашки играет, Матрена орешки щелкает» (С. II, 72) с тем же ассоциатом -ти- ~ -шки-.
Позже приказчик становится подобием своей Дамки: женского пола, многодетным, подневольным, не знающим слов человеческого языка и... собакой:
«Пухлое лицо приказчика побагровело и приняло тоскующее, бабье выражение. Он пошевелил пальцами, как бы ища слов, чтобы передать свое неопределенное чувство, и продолжал:
— Восемь человек детей, жена... и мать еще живая, а жалованья всего-навсего десять рублей в месяц на своих харчах. От бедности жена осатанела... сам я запоем. Человек я рассудительный, степенный, образование имею. Мне бы дома сидеть, в спокойствии, а я целый день, как собака, с ружьем, потому нет никакой моей возможности: опротивел дом!» (С. VI, 327).
Сходная связь смены гендерной идентичности и игрой в шашки, замечается в ироническом письме к Л.С. Мизиновой, в воображаемой сценке, где у (теплой) печки робко и виновато играют в шашки мужчины, а дамы пьют настойку в соседней комнате: «Я часто воображаю, как две почтенные особы — Вы и Сафо — сидите за столиком и дуете настойку, вспоминая прошлое, а в соседней комнате около печки с робким и виноватым видом сидят и играют в шашки Ваш титулярный советник и еврейчик с большой лысиной» (П. V, 94). Меняла гендерную роль и героиня вышеупомянутой пьесы «Безотцовщина» «шахматно-шашечная» Анна Петровна, превращенная словами Ивана Ивановича в мужчину, в воинственных исторических персонажей: «ее в плечико нюхаешь, а от нее порохом, Ганнибалами да Гамилькарами пахнет!» (С. XI, 22).
Эти антропонимы встречаются в пародийном «Календаре «Будильника» на 1882 год»: «...Каннибал играл со своим дядей Гамилькаром в шашки» (С. I, 149). Здесь допустимо прочтение лексем шашки, шашечный в вероятном значении «шахматы», «шахматный», что видим и в рассказе «Черный монах», в живописании большого коммерческого фруктового сада: «деревья тут стояли в шашечном порядке, ряды их были прямы и правильны, точно шеренги солдат, и эта строгая педантическая правильность и то, что все деревья были одного роста и имели совершенно одинаковые кроны и стволы, делали картину однообразной и даже скучной» (С. ИХ, 227—228). Лексема шашечный используется в устойчивом словосочетании в шашечном порядке, пришедшем из игровой терминологии, и известным в наше время под синонимичным в шахматном порядке. Переносное значение усиливает ассоциация с рядовыми солдатами неназванных (идентичных) шашечных фишек (ср. «даже Михайловский говорит, что все шашки теперь смешались...» (П. III, 111)).
Предположение, что в чеховском тексте прослеживается смешение терминологии шашек и шахмат, подкрепляется следующим наблюдением. Для Чехова, активно писавшего о судьбе «малого человека», частью индивидуальной картины мира стала метафора игра-жизнь, люди-пешки/простые шашки (вспомним «мы все — простые шашки. На клетках дней, ночей | Играет нами Небо по прихоти своей». Омар Хайям, перевод Л. Некора). В произведении «Живой товар» находим мысль, что «у судьбы нет сердца. Она играет Грохольскими, Лизами, Иванами, Мишутками, как пешками...» (С. I, 381). В письме Д.В. Григоровичу А.П. Чехов смешивает не только две игры (фигуры, шашки), но и воображаемый и действительный миры в один авторский: «Роман захватывает у меня несколько семейств и весь уезд с лесами, реками, паромами, железной дорогой. В центре уезда две главные фигуры, мужская и женская, около которых группируются другие шашки» (П. III, 17). В ряде рассказов игра в шашки — мимоходом оброненная деталь, описывающая жизнь слабовольного персонажа, «маленького человека». Таковы партнеры по шашкам: безымянные суфлер старикашка Барон и старый, золотушный кассир («Барон», С. I, 452—458); подкаблучник Досифей Андреич, признающийся «характер у меня слабый» (С. III, 420) и его компаньон по охоте писарь («Последняя могиканша», С. III, 417—421); мальчик и глухой Степан, «дурак-дураком, все равно, что гусь» (С. X, 180), сын богатого мещанина Цыбукина и муж властной Аксиньи, убившей сына его брата («В овраге» С. X, 144—180).
Анализ использования А.П. Чеховым лексико-семантического поля «шашки» приводит к выводу о вероятных связях чеховского текста с «Мертвыми душами» Н.В. Гоголя; с семантикой «дама; женщина», «сука» и далее с трансформацией гендерной идентичности; с аллитерацией со словами на -ш-к-и-; метафорой жизнь — игра, люди — простые фигуры в игре; с контаминацией игровых терминов в шашках и шахматах. В детстве Антона Чехова, проходившем в среде купечества, известном своей страстью к шашкам, нужно находить хорошее знание специфики шашечной игры.
Литература
1. Громов М.П. О гоголевской традиции у Чехова // Чехов и литература народов Советского Союза. Ереван, 1982. С. 55—76.
2. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика и ее соотношение с вербальной. Дис. ... докт. филол. наук: 10.02.19. М., 2000.
3. Мазенко В.С. Игровое начало в произведениях А.П. Чехова: Дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 2004.
4. Терехова Г.Х. Специфика игрового начала в творчестве позднего А.П. Чехова // Известия Южного федерального университета. Филологические науки, 2011. № 4. С. 32—40.
5. Терещенко А.В. Быт русского народа. Ч. 4. Забавы. Игры. Хороводы. СПб., 1848.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |