Братья А.П. Чехова: Михаил Павлович, беллетрист, мемуарист, издатель, и Александр Павлович, прозаик, публицист, мемуарист, — оставили свой след в художественной литературе конца XIX — начала XX в. и относились к писателям так называемого второго ряда — Чеховской артели.
Литературное наследие Михаила Павловича достаточно обширно. Несколько раз переиздавались мемуары «Вокруг Чехова», сборник «Свирель». Его рассказы, повести печатались в дореволюционных журналах, в первую очередь, в журнале для детей «Золотое детство» (1907—1917 гг.), редактором которого он был. В одном из писем А.С. Суворину Чехов охарактеризовал литературное направление брата: «Миша может написать исторический роман для детей» (П. III, 270). Творческий поиск, ценностные приоритеты Михаила Павловича во многом формировались под влиянием Антона Павловича, который следил за творчеством младшего брата.
Старший брат Александр, как известно, поначалу был советчиком и первым редактором литературных проб Антона, но, рано осознав его талант, стал сам обращаться к нему за советами, о чем свидетельствует их 29-летняя переписка.
Покинув Таганрог, братья неоднократно сюда возвращались, чаще других — Михаил, и свои впечатления о детских, юношеских годах воплощали в письмах, воспоминаниях, рассказах.
Одни и те же таганрогские реалии и события нашли отражение в их произведениях. Речь идет о рассказе А.П. Чехова «В рождественскую ночь» (1883), рассказе Ал.П. Чехова «Ночной трезвон» (1887) и повести М.П. Чехова «На берегу» (1889).
Сюжетную основу всех трех произведений составляет гибель рыболовецкой артели. Ал.П. Чехов вспоминал: «Каждый год случается, что рыбаки, увлекаемые ловлей, не замечают, что льдина уже оторвалась от берега и постепенно уносит их и с лошадьми и со снастями в море, уменьшаясь в размерах <...> Газеты почти каждую весну приносят известия о таких оторванных льдинах и унесенных в открытое море людях» [Седой 1904: 624, 627].
Так, «Ведомости Таганрогского градоначальства» сообщали: «вследствие порывистого северо-восточного ветра, взломан был лед в Азовском море, и против Банного съезда на льдинах, оторванных от берега, унесло несколько человек рыбаков. Узнав о случившемся, начальник Таганрогской пограничной стражи штабс-капитан Луковский с служителями стражи... прибыл на берег, где, пригласив таганрогских мещан... спустил в море бывшие на берегу лодки и на них поплыл к льдинам, на которых были рыбаки... Луковский с означенными лицами причалили к льдинам, отнесенным уже верст за девять в море и, сняв всех рыбаков, благополучно возвратились на берег» [Ведомости Таганрогского градоначальства 1877: 1].
Спасательные учреждения округа сообщали о проделанной работе, оказании помощи, случаях спасения потерпевших в Таганрогском заливе. Хотя часто, по словам Ал.П. Чехова, рыбакам «нельзя было подать никакой помощи с суши. К носящимся на обломках льдин рыбакам нельзя было подплыть ни на одной лодке...» [Седой 1904: 626].
Так, например, в отчете спасенного рыбака Семенченко были даны показания, что он вместе с рыбаками 6 марта 1892 г. «занимался в Таганрогском заливе рыболовством с баркаса, который в расстоянии около 20 верст от Кривой косы разбило льдом», один рыбак «потонул, а остальные четверо перешли на лед <...> Идя весь день совместно, ночью, когда лед разбило, Семенченко разлучился с товарищами и оказался один на крыге льда, которую несло к косе <...> Утром 7 марта, когда крыта остановилась, Семенченко начал выбираться на берег по изломанному льду <...>...» [Отчет Таганрогского Окружного правления Общества спасения на водах 1893: 7—8].
Известия о подобных происшествиях быстро распространялись среди жителей разных сословий приморского города и не оставляли их равнодушными.
В семье Чеховых также переживали за рыбаков, застигнутых ненастьем в море; Евгения Яковлевна и Павел Егорович молились за них, читали о «недугующих, странствующих, путешествующих и сущих в море далече» [Седой 1904: 624].
Подобное событие братья запомнили, о чем писал в «Записках случайного туриста» Ал.П. Чехов: «Припоминал Антон Павлович... колокол, но этот звон вызывал уже не радость, а грусть, слезы и горячие молитвы. Дело было зимой. Над Таганрогом проносилась страшная вьюга <...> Сильный пронизывающий ветер со снегом сваливал с ног <...> Сквозь плотно закрытые ставни, преодолевая вой ветра, доносились звуки соборного колокола. Несколько ватаг рыбаков было застигнуто этой бурей в море на льду, и ночной звон производился для них, чтобы указать им путь к берегу. Жутко было от этого звона на душе у обывателей, но еще горше у тех, чьи братья, отцы и мужья изнемогали и замерзали на льду. К утру буря утихла, а к обеду пришли вести с Петрушиной косы о том, что лошади, руководясь инстинктом, привезли туда на санях 17 замерзших рыбаков. Лишь нескольких из них удалось отогреть, а остальные несчастные, успокоившись навеки, оставили после себя осиротелые семьи». [Седой 1912].
Таганрогская трагедия с рыбаками, закрепившаяся в памяти братьев Чеховых, могла послужить материалом, подтолкнувшим их на создание художественных произведений, которые обладают общими и индивидуальными чертами. В них легко узнается Таганрог. У А.П. Чехова он назван прямо; у Ал.П. Чехова место действия названо «приморским городом», но Таганрог узнается по множеству деталей, созвучных его мемуарным описаниям и «пасхальному преданию» «Император Александр I на льдине».
Рассказ «В рождественскую ночь» был, очевидно, значим для Антона Павловича, поскольку был включен в первое издание «Пестрых рассказов» (СПб., 1886), но подвергся критике и был из сборника изъят. Рассказ Александра Павловича «Ночной трезвон», под псевдонимом «Ал. Седой», вошел в сборник «Святочные рассказы» (Спб., 1896). Эту книгу с автографом («Антону Павловичу Чехову от автора») старший брат подарил А.П. Чехову (хранится в фонде ТГЛИАМЗ). Повесть М.П. Чехова «На берегу» была напечатана под псевдонимом «М. Богемский» в 1889 г. в журнале «Детский отдых». М.П. Чехов вновь напечатал этот рассказ под названием «Рыбаки» в журнале «Золотое детство» за 1908 г., № 11, оставив сюжет без изменения.
Все три произведения начинаются с изображения надвигающейся трагедии.
Ал. Седой: «Можно ли было сомкнуть им в эту ночь глаза хоть на одну секунду, ...когда сорок два человека их отцов, братьев и мужей, сорок два рыбака погибают там, далеко верст за тридцать в открытом море на льду?». «Море обширно, ледяная равнина кажется беспредельной. Но вьюга там вертит и неистовствует на просторе во сто раз сильнее, чем на суше <...> Снег сверху, снизу и с боков вьется в бессильной, демонической борьбе <...>» [Седой 1896: 101].
А.П. Чехов: «Не было видно ни звезд, ни моря, покрытого снегом, ни огней <...> Где-то там, в этой непроницаемой тьме, верст за пять — за десять или даже больше, должен быть в это время ее муж, помещик Литвинов, со своею рыболовной артелью» (С. II, 286).
М. Богемский: налаженный быт семьи рыбаков прервало «одно из тех страшных и неожиданных событий, ...которые едва ли можно вообразить... Страшная ночь... за восемь верст от слободы застала в море партию наших рыбаков, выехавших по льду на подводах...» [Богемский 1898: 606—607].
При множестве общих деталей: ночь, заледеневшее море, вьюга — картины различаются. У Антона Павловича происходящее передается не через описание, а через внутренний монолог главной героини. Читатель знакомится с ее отношением к трагедии, чувства еще скрыты. Писатель избавляет этот эпизод от документальной конкретики, в отличие от братьев, которые будто повторяют воспоминания либо газетные сообщения.
Главное в произведениях Александра и Михаила Чеховых — изображение общего события, которое сплотило ожидающих на берегу.
В рассказе «Ночной трезвон» страдания главного героя Никиты Чмаря, у которого в море два родных брата, созвучны переживаниям всех жителей приморского города. Горе объединило всех — жен и матерей, родных артельщиков, священника, телеграфиста, солдат, всех жителей слободы «не решающихся сомкнуть глаз». Все внутренне связаны единым чувством: «Над всей бедной слободой царит одна общая и полная надежды мысль... Дай, Господи, погоды <...> Тут стонали и молились женщины и плакали дети...». Все, кто ждет рыбаков на берегу, в рассказе Александра Чехова проявляют «самую могучую деятельность»: «Никита делает неимоверные усилия», чтобы добраться до собора и предаться «жгучей молитве на коленях», а «с колоколен всех семи церквей города несется беспрерывный трезвон», хотя в эту рождественскую ночь «все церковные службы давно уже окончились» [Седой 1896: 100, 102].
В повести М. Богемского герой-рассказчик обращается к памяти свидетелей тех событий, которые помнят «всхлипывание рыбацких женщин с заплаканными глазами, смотрящими вдаль...», — «все помнят» [Богемский 1898: 607]. Герой — Петруся — страдает оттого, что не успел передать известие отцу о надвигающемся ненастье, вследствие которого тот погибает. Имя «виновника» Петруси отсылает к имени дурачка Петруши, который тоже причастен к гибели Литвинова в рассказе «Рождественская ночь». М. Богемский передал бессилие человека перед разрушительной мощью стихии. Судьбы рыбаков определены «страшной погодой, ...побережье, заваленное льдами, между которыми... валяются остатки разбитой лодки...» [Богемский 1898: 607]. Невольная вина сына перед невозвратившимся отцом может быть понята и оправдана читателем. Спасению артели не могли помочь ни «мрачный звон призывного колокола слободской церкви, ни добрый священник Иоанн, не раз совершающий молебствие» [Богемский 1898: 607].
У А.П. Чехова персонажи образуют оппозицию. Одна сторона — родные, с тревогой ожидающие возвращения рыбаков. Отсутствие надежды, неверие в возвращение артельщиков объединяет их: «Нельзя уже было сомневаться, что Литвинов со своими рыбаками не воротится на сушу праздновать рождество...» Звон на ветхой колокольне воспринимается как «соломинка, за которую хватается утопающий» (С. II, 289). Другая — Наталья Сергеевна Литвинова — напротив, ждет гибели мужа: «И люди, стоявшие на берегу, услышали тихий смех, смех детский, счастливый...» (С. II, 288). В этом рассказе А.П. Чехов на первый план выдвигает трагизм отношений между супругами на фоне разыгравшегося ненастья: «воздух огласился ужасающим треском. Белая бесконечная громада заколыхалась и потемнела. Чудовище проснулось и начало свою бурную жизнь... стоны... и звон — все умолкло за ревом моря» (С. II, 288). Описание стихии становится символом переживаний, страданий родных артельщиков и в то же время созвучно эмоциональному накалу разрушительных чувств героини, иллюстрацией к ее внутренней борьбе.
Любопытны финалы всех трех произведений. Рассказ Ал.П. Чехова, в отличие от его воспоминаний, завершается в традиционном духе «святочного» рассказа: поскольку действие совершается в канун рождественского праздника, то происходит чудо, и рассказ оканчивается счастливо. «Они заблудились, и их спас только ночной трезвон...» [Седой 1896: 116].
В финале рассказа природа уже не враждебна человеку, она ликует вместе с людьми. Светлое, гармоничное начало мироздания торжествует над хаосом и разрушением. «Горы снега и сугробы серебрились и горели мириадами бриллиантов. С неба радушно сияло полное солнце. С колокольни несся... трезвон... радостный, захватывающий душу, веселый трезвон в честь Рождества...» [Седой 1896: 117].
Ал.П. Чехов, отталкиваясь от биографического факта, переосмысляет его. Повторяющее обращение автора к таганрогским реалиям в описании зимней вьюги, колокольного звона и пр. передает читателю нарастающее чувство драматичности, напряженности событий. Пространственные координаты в описании стихийного бедствия гиперболизированы до космических масштабов, но единая воля людей побеждает, преобразует его в светлый и радостный праздник.
М.П. Чехов относит событие в страстную неделю — под раннюю Пасху. Страсти-страдания определили и трагическую концовку повести. Первопричину семейного горя автор видит в природном явлении, которое «...не может быть уничтожено из ряда воспоминаний...» [Богемский 1898: 607]. Подробно и достоверно описанные М.П. Чеховым «волнующееся море», «партия рыбаков», сбившаяся с пути, и финал его повести наиболее близки к таганрогским реалиям, описанным в мемуарах Александра и в периодической печати. Повествование наполнено бытовыми деталями и южнороссийскими речевыми оборотами, использованием просторечий. Следует отметить, что этот рассказ, как и многие последующие, был ориентирован на детскую читательскую аудиторию.
В изображенных Антоном Павловичем событиях, происходящих в канун праздника Рождества, чудо как будто совершается, как диктует жанр святочной истории: рыболовецкая артель спасается и возвращается к своим семьям. Однако этого чуда читатель не замечает: автор на первый план повествования выносит проблему психологического состояния личности с ее страданиями, которые не могут быть заслонены никакими внешними обстоятельствами. Он поднимает вопрос отношения к ближнему. Любовь — главный завет Христа, о котором А.П. Чехов неоднократно размышлял. В 1888 г. он писал А.С. Суворину: «Беда ведь не в том, что мы ненавидим врагов, которых у нас мало, а в том, что недостаточно любим ближних, которых у нас много...» (П. III, 36). Финальная фраза рассказа — «В ночь на Рождество она полюбила своего мужа...» — еще одно чудо.
Ответственность за отсутствие любви к ближнему лежит на каждом отдельном человеке. И, может быть, посвящение этого рассказа сестре Марии Павловне — это завет А.П. Чехова о любви к ближнему.
Все три произведения братьев Чеховых объединяет общая тема, навеянная детскими воспоминаниями, единое место и время действия — приморский город и большой церковный праздник. У Ал.П. и М.П. Чеховых запечатленная в памяти реальная история становится основой сюжета, при этом Александр Павлович использует обобщенные детали-символы, Михаил Павлович — конкретизированные детали.
Рассказ А.П. Чехова уже содержит отдельные приметы чеховской художественной системы: типично чеховский мотив внезапного прозрения героев, роль второстепенной детали — нарочито прозаической, перебивающей своей приземленностью возвышенно-поэтический строй повествования и усиливающей трагизм происходящего; отсутствие фабульности — подробной внешней событийности. Чехов применяет свой метод: «сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать» (П. III, 188).
У А.П. Чехова использование биографического материала имеет сюжетообразующий характер, это внешние обстоятельства, на фоне которых разыгрывается драма человеческих взаимоотношений. Первопричиной «беды» в рассказе А.П. Чехова являются сами герои, их личностный выбор, запоздалое осознание своей непоправимой ошибки.
А.П. Чехова-художника, как тонко заметила Э. Полоцкая, отличает «особый тип отношения к материалу действительности <...> Располагая материалом действительности, Чехов... поступал вопреки ему, писал о событиях иначе, чем они происходили в жизни» [Полоцкая 1979: 162].
Несхожесть у А.П. Чехова между документальным материалом, лежащим в основе рассказов, и его художественной переработкой представляет особый интерес для характеристики А.П. Чехова как художника.
Литература
1. Богемский М. На берегу. Повесть // Детский отдых. 1898. № 4.
2. «Ведомости Таганрогского градоначальства». 1877. № 20. 9 марта.
3. Отчет Таганрогского Окружного правления Общества спасения на водах за 1892 г. Таганрог, 1893. ТГЛИАМЗ. ФРК.
4. Полоцкая Э.А. А.П. Чехов. Движение художественной мысли. М., 1979.
5. Седой А. Записки случайного туриста // Таганрогский вестник. 1912. URL: http://apchekhov.ru
6. Седой А. Недавнее прошлое Азовского побережья // Исторический вестник. 1904. № 11.
7. Седой А. Ночной трезвон // Святочные рассказы. СПб., 1896.
8. Седегов В.Д. А.П. Чехов в восьмидесятые годы. Ростов н/Д., 1991.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |