Антона Павловича Чехова, как следует из его творчества, действительно интересовал «весь земной шар», каждая встреченная им личность. И неотъемлемая часть этого мира — налетчики, конокрады, воры. В произведениях писателя неоднократно возникала тема преступления — мотивы, обстоятельства, толкнувшие человека на этот шаг, последствия поступка. Источниками впечатлений, отразившихся в рассказах и повестях Чехова, исследователи считают обычно Москву с ее Хитровым рынком, Сибирь и Сахалин. И даже степные легенды матери и тетушки Федосьи о разбойниках и кладах.
Таганрог 70-х гг. XIX в. представляется нашим современникам спокойным патриархальным городом, где в городском саду дотемна играет музыка и гимназисты поздно возвращаются из театра. Опираясь на слова Антона Павловича о «закрытых ставнях», таганрожцев ругают за глухие заборы и решетки, упрекая в «футлярности».
Но местные обыватели, жившие в позапрошлом веке, имели все основания надежно огораживать и защищать свои жилища. Таганрогский тюремный замок никогда не пустовал. И не всегда виновные оказывались в руках правосудия.
Даже столичные издания перепечатывали криминальные сообщения из нашего города. Так, например, «Сын Отечества», 12 апреля 1877 г. поместил известие: «Из Таганрога... пишут: <...> Город наш сильно встревожен целым рядом преступлений. В течение двух недель у нас совершилось 5 преступлений, и ни один из преступников... не пойман» (№ 81, с. 3).
В это же самое время, 20 апреля 1877 г., М.Е. Чехов писал брату и невестке в Москву: «...у нас сараи не запираются, от чего частенько бывают у нас незваные по ночам гости, но я на это не обращаю внимания» [Таганрог и Чеховы 2003: 224].
Последние слова указывают на привычку таганрожцев к подобным ситуациям. А ведь ночные гости были по-настоящему опасны, так как у некоторых из них действительно не было ничего святого. Известен случай, когда в Пасхальный праздник рядом с убитым грабители поедали приготовленные жертвой крашеные яйца. Нападению подвергались и церкви. В декабре 1871 г. «неизвестные злоумышленники» взломали дверь в римско-католическом костеле. Похитили 50 рублей, книги, ризы, стихари... Опасаясь огласки или не сумев продать вещи, бросили их в городском саду [Азовский вестник. 1871. № 1. С. 8]. А 24 декабря 1877 г. «вечером из монастыря неизвестным человеком украдена икона св. Николая в серебряной ризе, стоющая 35 руб...» [Азовский вестник. 1878. № 3. С. 1]. Старшие Чеховы были хорошо знакомы с причтом Греческого монастыря, и, вероятно, Митрофан Егорович рассказывал дома подробности.
Днем улицы портового города были оживлены и многолюдны. В ночные часы их окутывала атмосфера тревоги. М.П. Чехов вспоминал, что мать очень любила театр. Спектакли заканчивались поздно, и «с нею вместе для безопасности возвращения отправлялись и мои братья-гимназисты». [Вокруг Чехова 1960: 53].
Сам Антон Павлович, повествуя И.А. Бунину о детстве в холодной таганрогской лавочке, добавил: «А нужнику нас был на пустыре за версту от дома. Бывало, прибежишь туда ночью, а там жулик ночует. Испугаемся друг друга ужасно» [А.П. Чехов в воспоминаниях современников 1960: 524]. Кстати, и спустя годы ничего не изменилось. 7 апреля 1887 г. А.П. Чехов писал семье из Таганрога: «Ватер у черта на куличках, под забором, в нем то и дело прячутся жулики, так что ночью испражняться гораздо опаснее для жизни, чем принимать яд» (П. II, 58).
Иногда ночных гостей все-таки ловили и заключали в острог. В зависимости от тяжести преступления по приговору Мирового и Окружного судов в тюрьме содержались ссыльно-каторжные, подлежащие этапированию и осужденные в исправительно-арестантские отделения.
Решения суда оглашались под открытым небом, при большом скоплении народа. Из окон дома Моисеева, в котором квартировали Чеховы в 1869—1874 гг., по воспоминаниям М.П. Чехова, была видна Митрофаниевская площадь. Здесь и совершались экзекуции над преступниками. «Устраивался черный помост со столбом <...> Затем с барабанным боем, на высокой черной колеснице мимо нашего дома провозили несчастного преступника с закрученными назад руками и с черной доской на груди, на которой была написана его вина. <...> преступника... привязывали к столбу, читали над ним приговор, и, если он был дворянин, ломали над головой шпагу» [Вокруг Чехова 1960: 48]. Обратим внимание на слово «несчастный». Евгения Яковлевна, наблюдая это зрелище, всегда глубоко вздыхала и крестилась. По ее мнению, наказываемый был «достойным сострадания человеком». И такую же точку зрения она старалась привить своим детям.
А ведь приговор на эшафоте зачитывали не из-за кражи курицы или драки в трактире. Приведем два примера, ссылаясь на «Ведомости Таганрогского градоначальства».
23 февраля 1871 г. в 7 часов утра на Александровской (она же Митрофаниевская) площади был зачитан приговор трем преступникам за «открытое нападение на улице на крестьянина Доценко с целью отнятия принадлежащих ему вещей и денег и нанесении при этом истязаний, угрожавших опасностью его здоровью» [№ 14: 4]. Мещанин Квашинский и бессрочно-отпускной Адамяк были присуждены к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы в пограничные крепости — на 10 и 8 лет соответственно. А отставной рядовой Афанасий Стигаров, кроме 8-летних работ, был приговорен к снятию «двух медалей, за Севастопольскую и Венгерскую кампании». Медали эти были солдатом заслужены в боях, на грабеж могла толкнуть нужда, а зачинщиком — по сроку наказания — явно был не он. И если среди слушателей присутствовал кто-то из Чеховых, то именно Стигарову он бы больше всего посочувствовал.
Почти год спустя, 5 февраля 1872 г., «Ведомости» извещали, что «в 7 часов утра... последует публичное объявление приговора Таганрогского Окружного суда крестьянину Андрею Бочарникову, присужденному за разбой к лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение» [№ 7: 1]. Неизвестно, остался ли этот разбойник в Сибири навсегда или смог вернуться на родину. Возможно, что повзрослевший Чехов видел его во время своего путешествия.
Ведь писатель нашел таганрогский след и на Сахалине. В его книге описан «бывший таганрогский рыбалка» Андрей Василенко, прибывший на остров в 1879 г. Таганрожец учил каторжников засолке рыбы. «Впечатление такое, что если бы Василенко не попал на каторгу, то никто бы тут не знал, как надо обращаться с рыбой» (П. XIII—XIV, 901).
Если публичное прочтение приговоров было обычным элементом повседневной жизни, то арестантская одежда присужденных к исправительным работам — просто малозаметной деталью пейзажа. Ал.П. Чехов вспоминал: «На вершинах сугробов стоят арестанты в серых шапочках и серых куртках с бубновыми тузами на спинах и разбрасывают снег. Но арестанты с их подневольными трудами меня мало волнуют: я уже привык к тому, что они возят на себе в острог муку и крупу, запряженные вместо лошадей, и что они же с баграми и громадными дубинами истребляют на базарах бродячих собак...» [Седой 1904: 625]. И это — впечатления совсем маленького мальчика. Картины работ, выполняемых арестантами, которые так ярко описал А.П. Чехов в книге «Остров Сахалин» и которые запечатлены на снимках 1890-х гг., впервые увидены братьями Чеховыми еще в Таганроге.
В одной из предыдущих публикаций мною уже упоминалось, что гимназист Антон находил детективные сюжеты для будущих произведений на страницах местной прессы. Но зачастую эти истории происходили с людьми хорошо знакомыми. И краткие сухие газетные сообщения дополнялись живым, эмоциональным рассказом пострадавших или очевидцев. Будущий писатель из первых рук мог получить массу подробностей и понять, что чувствует человек после вторжения в его уютный мир «ночных гостей».
После исследования таганрогской прессы всего за несколько лет был выявлен удивительный факт — многие из близких и дальних знакомых семьи Чеховых были обворованы. Причем допускаю, что не все случаи могли попасть в газеты. И не все знакомые семьи нам известны. Возможно, мещане Ирина Клинкова или Семен Яровой были добрыми соседями Чеховых, однако на данный момент информация об этом отсутствует.
В данном сообщении хочу обратить внимание на имена лиц, известных в чеховедении. И лишь в том случае, если в 1870-х гг. эти люди уже общались с Чеховыми. Например, в 1878 г. было ограблено питейное заведение Тараховских. Но А.П. Чехов познакомился с А.Б. Тараховским гораздо позже.
Чеховы, переехав осенью 1874 г. в собственный дом на Конторской улице, стали близкими соседями семьи Агали. Знакомство двух семей состоялось еще в 1855 г., когда П.Е. Чехов с супругой и ее родственниками переселился в дом, купленный отцом. В 1859 г. их место заняли молодые супруги Митрофан Егорович и Людмила Павловна. И вот теперь прежние соседи снова жили рядом. Незадолго до этого, в июне, скончался 40-летний Дмитрий Иванович Агали. Полина (или Пелагея) Ивановна осталась одна с четырьмя детьми. Старшей, Липочке, подруге Маши Чеховой, исполнилось 11 лет. Полина Ивановна была небогата, ей требовались средства на оплату обучения дочери и сына в гимназии и вообще на содержание всех детей. Поэтому для нее должно было стать серьезным потрясением то, что случилось в самом начале 1875 г. Вот как писал об этом «Азовский вестник» в рубрике «Городские происшествия»: «Из квартиры греческо-подданной Пелагеи Агали в ночь на 4 число января, чрез взлом замка у сундука, неизвестно кем совершена кража разных вещей на сумму 258 р. 85 к. Заявление Агали о произведенной краже передано следователю, к розыску же совершивших кражу и похищенного приняты меры» [1875. № 14. С. 3].
Как восприняла произошедшее Полина Ивановна, можно только предполагать. Писем Чеховых того времени не существует — вся семья еще была вместе, мемуаров пострадавшая тоже не оставила. Но нет сомнений, что она поделилась переживаниями с Павлом и Митрофаном Егоровичами, их женами и детьми. Возможно, даже показывала взломанный сундук. Происшествие стало событием на фоне однообразных будней, оно могло запомниться юному Антону. Может быть, он даже наблюдал осмотр места происшествия и использовал увиденное в написании той же «Шведской спички». К прочитанным в детстве детективам могли присоединиться личные впечатления.
Следующая кража, не оставившая бы Чеховых равнодушными, произошла в ночь на 11 марта. «...из квартиры священника Якимовского, чрез взлом замка у дверей конюшни, неизвестно кем уворована лошадь, принадлежащая Якимовскому» [Азовский вестник. 1875. № 94. С. 3].
Уже то, что протянули руку к имуществу духовного лица, должно было вызвать негодование старших Чеховых. Иван Иванович Якимовский был к тому же их давним знакомым. Самое раннее из известных нам мест его службы — тюремная церковь (с 1865 г.). С 1868 г. он состоял при богоугодных заведениях, с 1873 г. — настоятелем больничной церкви. Впоследствии, с 1878 г., о. Иоанн служил в Архангело-Михайловской церкви и в 1881 г. крестил дочь старосты этой церкви М.Е. Чехова.
Кстати, незадолго до этого лошади лишился протоиерей Ф.П. Покровский. Конокрадство было в это время распространенным явлением, от него страдали лица разных сословий и разного благосостояния. Уводили и дорогих породистых лошадей, и неказистых извозчичьих. Газетная рубрика «Городские происшествия» постоянно помещала подобные сообщения.
В ночь 8 августа 1877 г. «во дворе мещанина Осипа Сабсовича, чрез взлом замков у ворот и конюшни, украдены 3 лошади со сбруей, стоющие 130 р.» [Азовский вестник. 1877. № 64. С. 2].
Осип (Иосиф) Сабсович — отец одноклассников Антона Чехова, Александра и Исаака, будущих таганрогских врачей. Лошади были для старшего Сабсовича не роскошью, а рабочим инструментом. Ал.П. Чехов в очерке «Недавнее прошлое Азовского побережья» [Седой 1904: 6] ярко обрисовал сцену, свидетелем которой стал в гимназические годы. Сабсович, наперегонки с другими маклерами, мчался к крестьянским возам с хлебом. Необходимо было первым перехватить крестьян в степи, еще до въезда в город, и перекупить зерно. Победа и заработок зависели от выносливости лошадей и скорости их бега. Вероятно, Александр и Исаак рассказали соученикам о том, что стряслось у них дома.
Еще один визит конокрадов, подробности которого мог знать Антон Чехов, состоялся в ночь на 10 января 1878 г. «С двора мещанина Рафаилова похищены две лошади, принадлежащие крестьянину Григорию Сарычеву, стоющие 80 руб., и при совершении кражи взломаны замки у цепей, к которым были прикованы лошади» [Азовский вестник. № 7. С. 2].
Имя Рафаилова в заметке не названо, а в городе их было несколько. Самый известный в Таганроге того времени и в чеховедении — купец Афанасий Антонович. В 1860-е гг. он состоял в торговой депутации вместе с П.Е. Чеховым. В его доме в 1876—1877 гг. снимал квартиру Г.П. Селиванов, бывший постоялец Чеховых, у которого некоторое время проживал гимназист Антон. Но, по словам Ивана Чехова, у А.А. Рафаилова «такая крепость кругом двора, что никто не подступит, и дом тоже настоящий лабиринт» [Таганрог и Чеховы 2003: 204]. К тому же он — купец. Возможно, обворован был его брат Иван Антонович или еще кто-то из родни. Новости в Таганроге распространялись быстро, а между родственниками — в особенности.
Поприсутствовав при родственных, товарищеских, соседских обсуждениях пропажи лошадей, Антон оправляется дописывать свою первую большую пьесу «Безотцовщина». Задумывая такого персонажа, как Осип, он прекрасно представлял, как действуют конокрады и что испытывают по отношению к ним жертвы.
В хронологическом порядке приведем еще несколько криминальных происшествий, затронувших окружение Чеховых.
4 января 1877 г. «из мануфактурного магазина жены купца Павла Степанова, находящегося в доме Кобылина на Петровской улице, чрез взлом двух дверей в магазине, а затем конторки железного сундука и ящика в столе, совершена кража денег 22 руб. 7 коп. и разного товара на сумму 15 руб.». На этот раз полиции повезло. «В совершении кражи этой заподозрены и задержаны грек Николай Курнагеро, колонист Мовша Колпаков и мещанин Серов, которые при полицейском дознании о краже переданы судебному следователю» [Азовский вестник. 1877. № 4. С. 2].
П.Е. Чехов, как известно, начинал свою торговую карьеру приказчиком в магазине Кобылина. Павел Петрович Степанов — это был уважаемый человек, член городской Управы, затем — купеческий староста.
7 января 1877, разумеется, ночью, «из квартиры протоиерея Николая Боярова, чрез взлом оконной рамы, неизвестным злоумышленником похищено разное белье, мужская одежда и портмоне с 7-ю рублями денег — всего же похищено на сумму около 200 руб.» [Азовский вестник. № 4. С. 2].
С протоиереем Николаем Константиновичем Бояровым, священником таганрогской Греческой церкви (1865—1894 гг.), Чеховы были знакомы давно. Он являлся законоучителем в греческой приходской школе, когда ее посещали братья Чеховы, и в женской гимназии, когда в ней училась Маша. Его сын Пантелеймон был соучеником Антона.
11 февраля того же года, в ночное время «...из амбара, принадлежащего таганрогскому 1-й гильдии купцу Михаилу Жеребцову, неизвестными злоумышленниками, чрез взлом замка у дверей, похищено 36 мешков пшеницы на сумму 400 руб.» [Азовский вестник. 1877. № 12. С. 2].
Богатый купец и землевладелец Михаил Ильич Жеребцов, конечно, не поддерживал дружеских отношений с Чеховыми. Но П.Е. и М.Е. Чеховы встречались с ним на купеческих собраниях, могли обращаться по делам общественным и благотворительным. Через много лет, в 1893 г., М.Е. Чехов напишет старшему брату: «Помнишь ли Жеребцова? На днях похоронили...» [Таганрог и Чеховы 2003: 466].
24 февраля «ночные гости» посягнули на имущество человека, которого Митрофан Егорович почитал своим благодетелем: «...из погреба, принадлежащего купцу Перушкину... чрез взлом двух замков у наружных дверей погреба, произведена кража Донского вина на сумму 17 руб...» [Азовский вестник. 1887. № 14. С. 2].
Кроме винного погреба Павел Филиппович владел бакалейными магазинами и кондитерской. Но это незначительное похищение, вероятно, обсуждалось дядей Чехова гораздо больше, чем предыдущее, крупное и дерзкое. Еще в начале 1850-х гг. Митрофан Егорович поступил приказчиком в магазин к Перушкину. В.М. Чехов писал: «Видя хорошие организационные способности моего отца и его безупречную честность и желая расширить свою торговлю, Перушкин открыл вторую бакалейную лавку, ближе к Новому базару, на Полицейской ул. и передал ее под отчет моему отцу» [Таганрог и Чеховы 2003: 33]. В 1877 г. М.Е. Чехов продолжал заведовать этим магазином на правах управляющего. Супруги Перушкины являлись постоянными и щедрыми членами Успенского благотворительного братства, казначеем которого состоял М.Е. Чехов.
Между тем, жулики — те же или другие — вскоре снова навестили Перушкина. На этот раз объектом внимания стала квартира, которую тот сдавал постояльцу. «28... февраля из незапертой квартиры князя Урусова в доме Перушкина неизвестно кем совершена кража разного мужского платья и денег, принадлежащих кн. Урусову, всего на сумму 150 р., и из похищенного платье брошено у ворот мужской гимназии» [Азовский вестник. 1887. № 14. С. 2]. Князь был популярен в городе. Если гимназисты и не знали его лично, то фамилия была на слуху. Незадолго до происшествия, 20 января 1877 г., «Азовский вестник» сообщил: «...по инициативе князя Урусова устроен в городском саду каток, который уже успел привлечь порядочное число любителей» [№ 4: 2]. Каток запечатлен местным художником Д.М. Синоди-Поповым. Среди упомянутых любителей, несомненно, был и Антон Чехов, лихо катавшийся на самодельных коньках. А 24 января на сцене таганрогского театра состоялся любительский спектакль в пользу бедных гимназистов. Среди самых активных участников — князь Урусов.
2 августа 1877 года жертвой взлома оказался один из многочисленных родственников крестного отца Антона Чехова. Из табачного магазина купца Спиридонова «совершена кража денег 80 руб. и галантерейных товаров на сумму 676 руб. В краже обвиняется служивший в магазине Титова мещанин... Алексей Перекрестов (он же Семенюк) и караульщик при доме г. Полякова мещанин Иван Дисков» [Азовский вестник. № 64. С. 2].
Завершился 1877 год неприятностями, случившимися еще у одного чеховского знакомого. 19 декабря «у известного каретного мастера Прокофия Синфердерфера на Большой улице, чрез взлом замка у сарая, уворованы разные экипажные принадлежности на сумму 100 руб.» [Азовский вестник. № 3. С. 1]. Добродушный, очень толстый немец владел богатейшей каретной мастерской, выполнял заказы не только таганрожцев, но и окрестных помещиков. Прокофием Прокофьевичем назвала немца Готфрида его русская супруга Александра Максимовна. Она была активной деятельницей Успенского благотворительного братства, присутствовала на обедах в доме Митрофана Егоровича с другими «братчиками» и «сестрицами». Фамилия каретного мастера встречается в переписке братьев Чеховых.
Даже за рассмотренный небольшой временной отрезок криминальными элементами был нанесен существенный урон многим лицам из чеховского окружения. Тем не менее они проявляли поистине христианское милосердие. Вступали в Комитет попечительства о тюрьмах, записывались в Успенское благотворительное братство. Заботилось братство не только о сиротах, но и об осужденных преступниках. Братья Чеховы, читая отчеты дяди Митрофана, узнавали, что на Пасху каждому арестанту вручали хлеб, лимон и апельсин. А мать, Евгения Яковлевна, раз в год обязательно «ходила в острожную церковь ко всенощной. При каждом удобном случае она расспрашивала заключенных об их нуждах и за что они сидят» [Вокруг Чехова 1960: 48]. Не по стопам ли своей матери пошел А.П. Чехов, расспрашивая каторжников на Сахалине во время переписи? Е.Я. Чехова, к сожалению, никак не фиксировала результаты бесед, но пересказывала их дома детям. Некоторые из этих историй, особенно запавшие в душу, вероятно, остались в памяти Антона навсегда. И, переосмысленные уже взрослым человеком, писателем, появились на страницах его рассказов. Ведь именно в Таганроге, как отмечал известный таганрогский исследователь В.Д. Седегов, Чехов «всю жизнь добывал ту руду, из которой выплавлялся чудесный металл его произведений».
Литература
1. Седой А. (Ал.П. Чехов) Недавнее прошлое Азовского побережья // Исторический вестник. 1904. № 11. Ноябрь.
2. Чехов М.П. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления. М., 1960.
3. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1960.
4. Таганрог и Чеховы. Таганрог, 2003.
5. «Быть может, пригодятся и мои цифры...». Южно-Сахалинск, 2005. С. 243.
6. «Азовский вестник». Таганрог. 1871. №№ 1, 14; 1872. № 7; 1875. №№ 14, 94; 1877. №№ 4, 12, 14, 64, 81; 1878. № 3, 7.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |