Вернуться к Е.В. Липовенко, М.Ч. Ларионова, Л.А. Токмакова. А.П. Чехов: пространство природы и культуры

А.Н. Подорольский. А.П. Чехов в Ницце, 98

Чехов в Ницце, в чужом пространстве природы и культуры, в «зимний» сезон 1897—1898 гг., после душевного и физического кризисов, связанных с провалом «Чайки» и тяжелым обострением болезни весной 1897 г. На его единственном заказном портрете, подписанном: «Браз 98, Ницца» — Чехов усталый и раздраженный. Из Ниццы Чехов писал: «Я не живу, а прозябаю». О портрете О. Браза мнения хорошо знавших Чехова современников, в том числе художников, разделились; Чехов сам и «по общему мнению» считал его непохожим и неудачным.

Живет или прозябает Чехов в Ницце? Похож и удачен ли написанный Бразом портрет? Письма Чехова, сам портрет, история и обстоятельства его создания помогают ответить на эти вопросы и представить Чехова — человека, писателя и гражданина — в период, когда «наступила уже несомненная осень чеховской жизни».

24 января 1897 года Шехтель написал Чехову: «Павлу Михайловичу Третьякову очень хочется узнать, когда Вы будете в Москве и бываете ли Вы в Петербурге более или менее продолжительный срок, вообще же ему хочется иметь в своей картинной галерее Ваш портрет (кажется, кисти Репина)».

Через три дня Чехов ответил: «С Репиным мы в добрых отношениях, изредка переписываемся. А позировать я готов сколько угодно; готов для этого побросать все свои дела, заложить жен и детей» (П. VI, 282).

Однако Чехову пришлось позировать не Репину, а его ученику. 2 марта Левитан написал Чехову, что Третьяков «договорился с художником Бразом, очень талантливым портретистом, получившим, между прочим, первую премию за портрет. Живет он в Питере и страстно желает писать с тебя. Он обещал Третьякову долго не мучить тебя. Ответь мне скорей».

Идея Третьякова была принята с воодушевлением и Чеховым, и Бразом. 22 марта Чехов из Мелихова приехал в Москву, чтобы через несколько дней выехать в Петербург; однако в тот же день у него началось сильное легочное кровотечение. Утром 25 марта оно повторилось, и Чехову пришлось лечь в клинику профессора Остроумова, где он находился до 10 апреля.

29 марта Чехов написал Третьякову о своей болезни; аналогичное письмо адресовал Бразу.

После выхода Чехова из клиники обсуждение времени и места позирования продолжалось до середины июня — сговорились, что Чехов будет позировать в Мелихове. 20 июня Чехов пишет Бразу, когда и какими поездами удобно добираться до Лопасни, как телеграфировать о приезде. И далее сообщает: «Третьего дня в Москве я был в Третьяковской галерее. Ваш дамский портрет — это один восторг. Он в репинской комнате, возле Грозного и баронессы Икскуль, но это соседство не мешает ему сиять».

О.Э. Браз. Портрет АП. Чехова. Ницца, 1898.

Вечером 4 июля Браз приехал в Мелихово.

В марте Браз собирался писать Чехова «недолго, 5—7 сеансов — не больше». Однако Павел Егорович отметил в своем дневнике: «Браз писал портрет 17 дней и не кончил». Об этом портрете Мария Павловна написала в книге воспоминаний: «Стояла жаркая погода, и Антону Павловичу тяжело было позировать в своем кабинете. Браз писал ежедневно <...> Портрет ему явно не удавался, и поэтому он долго возился с ним. <...> Он потом писал Третьякову: «Условия, при которых мне пришлось работать в усадьбе А.П. Чехова, принимая во внимание и следы, оставленные в нем болезнью, препятствовали в сильной мере успешному ходу моей работы» [Чехова 1960: 171—172].

С приближением осени Чехов стал задумываться об отъезде на юг; 1 сентября он выехал из Москвы во Францию, несколько дней провел в Париже, две недели в Биаррице, затем обосновался в Ницце.

В письме от 19 января Браз сообщал Чехову о разговоре с Третьяковым: «Третьяков был у меня, и портрет ему понравился, но так как я ему категорически заявил, что я портретом недоволен и хочу воспользоваться Вашим предложением писать Вас снова за границей, то он согласился оплатить мои расходы» (П. VII, 159).

24 января Чехов это сообщение комментировал в письме сестре: «Он приедет в Париж и будет писать меня в Париже. Уф!!» (П. VII, 159).

В эти дни мысли о портрете не оставляют Чехова, и через три дня он снова пишет сестре: «Я уже писал тебе, что Браз приедет писать меня и что Третьяков принял на себя путевые издержки. Уж если теперь ничего не выйдет, то будет срам» (П. VII, 161).

Относящееся к портрету чеховское «Уф!!» разделяет Мария Павловна. В письме от 2 февраля она наставляет брата: «Когда Браз будет писать, подолгу не сиди, вредно», и 11 февраля — снова: «Повторяю, не сиди подолгу Бразу — выйдет хуже, он опять замучает портрет» [Чехова 1954: 62, 64].

Браз согласился с предложением Чехова писать его не в Париже, а в Ницце и приехал туда 14 марта.

После первой недели позирования в сообщениях Чехова проявляется недовольство портретом. 23 марта — в письме к А.А. Хотяинцевой: «Меня пишет Браз. Мастерская. Сижу в кресле с зеленой бархатной спинкой. Ей face. Белый галстук. Говорят, что и я и галстук очень похожи, но выражение, как в прошлом году, такое, точно я нанюхался хрену. Мне кажется, что и этим портретом Браз останется недоволен в конце концов, хотя и похваливает себя» (П. VII, 190—191).

28 марта — в письме к сестре — к недовольству портретом добавляется видимое желание поскорее его закончить: «Браз все еще продолжает писать меня. Не правда ли, немножко долго? Голова уже почти готова; говорят, что я очень похож, но портрет мне не кажется интересным. Что-то есть в нем не мое и нет чего-то моего» (П. VII, 193).

1 апреля, в семнадцатый день позирования, Чехов в письме к сестре поздравляет всех с праздником Пасхи, сообщает, что это последнее посылаемое из Ниццы письмо, ибо уже собирается в путь, и среди прочего пишет: «Мой портрет еще не готов» (П. VII, 195). И 3 апреля, в письме Хотяинцевой, Чехов пишет то же: «Браз еще не кончил портрета. Как Вам это понравится?» (П. VII, 196).

Мы не знаем, когда Браз закончил портрет. В Париж Чехов прибыл 14 апреля.

В галерее Третьякова портрет Чехова был выставлен в сентябре. Чехов тогда свой портрет видел, считал его неудачным; свое недовольство портретом ясно выразил в письмах 1898 и 1902 гг.

В.М. Соболевскому Чехов среди прочего написал (21 октября 1898 года): «Мой портрет, висящий теперь в Третьяковской галерее, мало кому нравится. В раме он совсем неинтересен; и кажется, трудно написать менее интересный портрет. Не повезло со мной Бразу» (П. VII, 304).

На сообщение жены о спектакле, устроенном для съезда врачей 11 января 1902 — играли «Дядю Ваню», — Чехов ответил: «От докторов я получил телеграмму, ты об этом уже знаешь. Весьма приятно, конечно. Но что очень неприятно, это то, что они, т. е. доктора, поднесли артистам портрет фабрикации Браза, ужаснейший портрет. Не могли они купить у Опитца! Впрочем, все сие неважно» (П. X, 170).

Через несколько дней, когда Чехов, возможно, был, говоря его словами, в отвратительном настроении, он написал более определенно и очень резко: «Исполнь мою просьбу, дуся. Доктора поднесли вам мой поганый портрет, я не похож там, да и скверен он по воспоминаниям; попроси, чтобы его вынули из рамы и заменили фотографией от Опитца. Скажи об этом Членову, который главным образом распоряжался. Мне противен бразовский портрет» (П. X, 178).

Как видим, Чехов сам и «по общему отзыву» считал портрет непохожим и неинтересным. По свидетельству К. Чуковского портрет не понравился Репину: «сухой, псевдоакадемический, тусклый; и зачем он (Браз) посадил его (Чехова) в это громоздкое кресло? Да и сходства мало и т. д.» [Зингер 1985: 61]. Другое мнение о сходстве высказал Левитан, написавший Третьякову: «Видел портрет А. Чехова, нахожу его очень похожим. Считал нужным это сказать Вам, ибо отлично знаю Чехова» [Левитан 1956: 92].

Когда Репин, Левитан или сам Чехов пишут о сходстве, о похожести, внешнее сходство с портретом не обсуждается, оно несомненно. Несходство с оригиналом, особенно для тех, кто хотел бы видеть в портрете икону, могло заключаться в выражении лица.

Посмотрим на этот портрет... — и встретимся с недовольным, строгим и холодным взглядом. По словам самого Чехова, у него такое выражение, «как будто хрена нанюхался». Поза искусственна и напряжена. Статичность позы анфас подчеркивается выразительностью кулака правой руки, он сжат так, что видно: модели некомфортно. Что это — боль, усталость, раздражение или все вместе — мы не знаем, но видим: Чехов сдерживает себя. «Ах, если бы Вы знали, как Браз мучил меня...» (П. X, 195).

Насколько такой раздраженный взгляд был для Чехова типичным? Возможно, самому Чехову он был незнаком: мало кто смотрит в зеркало с таким выражением. И на приятелей во время дружеского общения Чехов так, конечно, не смотрел. А вот П.Д. Боборыкин — его Чехов не считал своим приятелем (П. VII, 177) — вспоминал о Чехове того времени: «Как раз тогда и приехал в Ниццу художник Браз <...> Портрет некоторыми из знавших хорошо Антона Павловича считается не совсем удачным. Это вряд ли так. Тогда сходство было большое и выражение лица совершенно такое, какое он сохранял везде...» (П. VII, 556).

Что такое выражение Чехов сохранял везде — это неверно. О том, почему он раздражался и что приходилось сдерживаться, Чехов написал однажды, задолго до приезда Браза, в письме к А.И. Сувориной:

«10 ноябрь [1897], Pension Russe, Nice.

<...> Кровь идет помалу, но подолгу, и последнее кровотечение, которое продолжается и сегодня, началось недели три назад. Благодаря ему я должен подвергать себя разным лишениям; я не выхожу из дому после 3 час. пополудни, не пью ровно ничего, не ем горячего, не хожу быстро, нигде, кроме улицы, не бываю, одним словом, не живу, а прозябаю. И это меня раздражает, я не в духе, и мне все время кажется, что русские за обедом говорят глупости и пошлости, и я делаю над собою усилие, чтобы не говорить им дерзостей» (П. VII, 97—98).

Слова Чехова — «не живу, а прозябаю» — относятся, как это видно из письма, к его физическому состоянию. Однако Чехов остается человеком высокой жизненной и творческой активности, поэтому ограничения, связанные с болезнью, вызывают у него такой протест.

О том, как Чехов живет в Ницце и чем занимается, говорят его письма. Если считать сохранившиеся письма, а также несохранившиеся и ненайденные, но известные, то получится, что в Ницце Чехов менее чем за семь месяцев написал 245 писем 43-м адресатам. Его корреспонденты — издатели и редакторы, переводчики и опекаемые им авторы. Чехов пишет родным и приятелям, отвечает незнакомым просителям. Управляет слабыми, пересыхающими денежными ручейками, чтобы сестра и родители не остались без средств. Заочно руководит работами в мелиховской усадьбе, особенно в саду.

Живя вдали от России, не оставляет общественной деятельности. Просит сестру напомнить С.И. Шаховскому, «чтобы в собрании выразили благодарность С.Е. Кочеткову за кирпич, пожертвованный им для Новосельской школы» (П. VII, 66). Медицинский журнал под угрозой закрытия — и Чехов хлопочет и добивается для него субсидии в 3—4 тысячи в год (П. VII, 82, 83).

В Ницце Чехов не забывает о своей «жене-медицине». В письмах к родным и знакомым дает советы доктора; но порой он оказывает врачебную помощь местным пациентам, например: «Теперь 23-е декабря, тихое солнечное утро. Я собираюсь в Villefranche (это возле Ниццы), где нужно: 1) посетить одного больного, присланного сюда Антокольским» (П. VII, 132).

Кстати, в связи с Антокольским Чехов напишет сестре: «Из Таганрога пришла просьба — побывать в Париже у Антокольского и переговорить с ним насчет памятника Петру Великому» (П. VII, 187).

А незадолго до этого Чехов писал Г.М. Чехову, что послал в Таганрог «всех французских классических писателей, 319 томов... Теперь вы, таганрожцы, можете учиться по-французски» (П. VII, 180).

Вскоре после приезда в Ниццу Чехов замечает: «Здесь очень много русских, а русских книг нет», и пишет В.А. Гольцеву, чтобы прислали библиотеку «Русской мысли» хоть по 2 экз. — собирается предложить ее агентству, торгующему печатными изданиями (П. VII, 78).

Чехов интересуется новостями французской жизни, особенно внимательно следит за делом Дрейфуса и процессом Золя, причем не только по газетам: «Я знаком с делом по стенографическому отчету, это совсем не то, что в газетах, и Зола для меня ясен» (П. VII, 168). «<...> от его [Золя] протестующих писем точно свежим ветром повеяло, и каждый француз почувствовал, что, слава Богу, есть еще справедливость на свете и что, если осудят невинного, есть кому вступиться. Французские газеты чрезвычайно интересны, а русские — хоть брось. «Новое время» просто отвратительно» (П. X, 157).

Русские периодические издания Чехов получает в основном из России. Он читает журналы: «Русская мысль», «Нива», «Врач»; газеты: «Русские ведомости», «Русское слово», «Курьер», «Новое время», «Биржевые ведомости», «Таганрогский вестник», «Одесские новости» — список, очевидно, неполный.

В Ницце после длительного, семимесячного перерыва Чехов начинает работать. 9 октября он написал сестре: «По случаю дурной погоды купил бумаги и сажусь писать рассказ» (П. VII, 71). 11 октября — Г.М. Чехову: «Стал работать понемножку и, быть может, привыкну к чужому письменному столу» (П. VII, 72). 12 октября — Я.Л. Барскову: «<...> я теперь в таком настроении, что могу работать, и, по всей вероятности, это настроение не мимолетно. Мне хочется писать. И 15 октября — снова сестре, и уже решительно: Ну, будь здорова. Некогда писать, я засел за работу. Встаю в 7-м часу, ложусь в 11 ч.» (П. VII, 73).

17 октября Чехов послал рассказ «В родном углу» В.М. Соболевскому, редактору «Русских ведомостей»; ему же — через неделю — рассказ «Печенег» и 20 ноября — рассказ «На подводе». Рассказ «У знакомых» Чехов послал в русский отдел журнала «Cosmopolis» 3 января 1898 года; получив корректуру, существенно рассказ переработал и 23 января послал его снова.

Профессиональные критики, как и добрые знакомые Чехова, отмечали, что его новые рассказы вызывают тяжелые думы и горькие чувства.

Подобные отзывы Чехову приходилось слышать и раньше; ответом на них может быть его письмо к Л.А. Авиловой от 6 октября 1897 года, написанное за несколько дней до того, как он снова начинает работать: «Вы сетуете, что герои мои мрачны. <...> Замечено, что мрачные люди, меланхолики пишут всегда весело, а жизнерадостные своими писаниями нагоняют тоску. А я человек жизнерадостный; по крайней мере первые 30 лет своей жизни прожил, как говорится, в свое удовольствие» (П. VII, 67).

Письма из Ниццы убеждают, что и в 38 лет Чехов не утратил жизнерадостность и способность жить в свое удовольствие:

1 октября 1897 года, А.С. Суворину:

«Третьего дня обедали я, Ковалевский и Якоби и весь обед хохотали до боли в животе — к великому изумлению прислуги. Часто ем устриц. <...> В Ницце, повторяю, тепло и очень хорошо. Сидеть на набережной, греться и смотреть на море — это такое наслаждение» (П. VII, 62).

8 ноября, В.М. Соболевскому: «Музыкальные конкурсы, приедет Патти, будет Сара Бернар, будет карнавал; на всякий случай пришлите мне корреспондентский бланок, с которым здесь пускают всюду и сажают на первое место. Пришлите, если, конечно, находите это удобным» (П. VII, 95).

27 января, А.С. Суворину: «Здешнее русское кладбище великолепно. Уютно, зелено и море видно; пахнет славно.

Я ничего не делаю, только сплю, ем и приношу жертвы богине любви. Теперешняя моя француженка очень милое доброе создание, 22 лет, сложена удивительно, но все это мне уже немножко прискучило и хочется домой. Да и лень трепаться по чужим лестницам» (П. VII, 161).

16 марта М.П. Чеховой: «Каждый день ездим в Монте-Карло. Вчера Потапенко выиграл 110 франков, но до миллиона еще очень далеко» (П. VII, 187).

Читаешь письма Чехова из Ниццы — и становится ясно: портрет «Чехов, 98» мог бы стать иным. Ведь даже четыре года спустя, в 1902 году, глаза Чехова, как пишет Короленко, «все еще порой лучились и ласкали» [Короленко 1960: 147]. Для Браза глаза Чехова не лучились. — «Не повезло со мной Бразу», — и мы видим портрет, от которого веет холодом.

Из книги Михаила Громова: «Художник придал своей модели изящную, слегка манерную позу. Чехов тонет в старинном кресле с высокой бархатной спинкой. Худое, тонкое лицо склонено на бескровную руку; за стеклами пенсне — сухие, печальные глаза. Полотно выдержано в голубовато-мглистых тонах. Краски так холодны, как будто портрет внесли сюда прямо с мороза и он в этом теплом и людном зале сразу заиндевел. Только пятна лессировки у щек тлеют бледным румянцем болезни.

Элегантный портрет» [Громов 1989: 10].

Как и другие бразовские портреты, портрет Чехова отличается четким рисунком, высоким техническим мастерством и жизненностью. При всей своей холодности, Чехов на портрете — живой. Нет сомнения, что именно так смотрел Чехов на Браза и встречал такой же внимательный и холодный взгляд художника. Очевидно, со слов самого Браза близко знавший его А. Бенуа написал: «Дался этот портрет ему нелегко и не сразу; помучился он с ним больше всего из-за причуд самого Антона Павловича, но в конце концов художник одолел трудности задачи» [Бенуа 2004: 413].

Получилось нечто уникальное, такого Чехова мы не увидим на других его портретах, разве только на самом первом, где Николай Чехов написал состояние и настроение брата такими, как видел.

Бенуа полагал, что, «исполнив свой знаменитый портрет Чехова», Браз занял место «в первом ряду среди русских портретистов, почти рядом с Репиным и Серовым». В связи с тем, что «не все были согласны с таким Чеховым», Бенуа написал об объективности портрета: «Мне думается, что будущие поколения будут как раз особенно благодарны Бразу за то, что он оставил о внешности писателя абсолютно объективный документ. Никакие комментарии, никакие подчеркивания не выступают здесь вперед, художник со своим личным мнением как бы стушевывается перед тем, кого ему надлежало изобразить. В этом смысле как этот портрет, так и многие другие портреты Браза, ближе подходят к объективным портретам Перова и Крамского, нежели к «подчеркнутым» портретам (иногда слегка, а иногда и чрезмерно подчеркнутым) Репина и Серова».

Очевидно, говоря о внешности писателя, Бенуа включает и его видимое состояние, его настроение. Но как бы объективно и правдиво ни старался писать Браз, он показал одно из возможных настроений Чехова. Чехову такой портрет понравиться не мог, поскольку, говоря его словами, он смотрит на портрете так, будто «делает над собою усилие, чтобы не говорить дерзостей» [Бенуа 2004: 413].

При этом Бенуа прав: мы должны благодарить художника. Только на его портрете мы видим Чехова страдающим, но сильным, интеллигентным и жестким, раздраженным и сдержанным, протестующим и волевым.

Литература

1. Бенуа А.Н. Браз // Русское искусство XVIII—XX веков. М., 2004.

2. Громов М.П. Книга о Чехове (Б-ка «Любителям российской словесности»). М., 1989.

3. Зингер Л. Прижизненные изображения А.П. Чехова // Искусство, 1965. № 6. С. 179—208.

4. Короленко В.Г. Антон Павлович Чехов // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1960. С. 135—148.

5. Левитан И.И. Письма, документы, воспоминания. М., 1956.

6. Чехова М.П. Из далекого прошлого. М., 1960.

7. Чехова М.П. Письма к брату. М., 1954.