Чехов-декадент

В 1901 г. книгоиздательством «Скорпион» был выпущен альманах «Северные цветы на 1901 год». Издательство занимало крайнюю «левую» на тогдашнем литературном фронте. «Скорпион» пропагандировал символистов, как западно-европейских, так и русских и в широких читательских кругах именовался не иначе, как «декадентским».

В первом же альманахе были напечатаны рассказы и стихи З. Гиппиус, Ю. Балтрушайтиса, К. Бальмонта, А. Добролюбова, Ф. Сологуба, А. Курсинского, А. Миропольского, И. Коневского, Валерия Брюсова. И несколько неожиданно — рассказ Бунина «Поздней ночью».

Впрочем, читателей ждал еще больший сюрприз: в «Северных цветах» появился Чехов, давший рассказ «Ночью».

История этой чеховской новеллы чрезвычайно интересна. В современной Чехову критике и в критической литературе по смерти Чехова установился на этот рассказ совершенно определенный взгляд как на произведение, звучащее непривычной для Чехова символической или, точнее сказать, «декадентской» тональностью.

В нашем распоряжении целый ряд рецензий из журналов и газет, отозвавшихся на альманах «Скорпион». В этих отзывах о чеховском рассказе читаем следующие строки:

«Украшением служит, конечно, рассказ А. Чехова «Ночью» — вещь дивная по форме и глубокая по содержанию. Не знаешь, чему более удивляться, красоте ли отдельных фраз, остроумию ли всего сюжета или бесконечному, неослабевающему творчеству этого первого из современных поэтов» («Русский листок», 1901 г., № 110).

«...Миниатюрный рассказ Чехова «Ночью»... блестяще написанный, ярок, определенен, силен, но... если бы скрыть имя автора, то всякий читатель был бы уверен, что рассказ переводный и почти уверен, что он из Мопассана. В последнее время у Чехова вообще прискорбное влечение к «мопассановщине», но все-таки никогда еще он не доходил до такого печального обезличивания... все фальшиво» («Неделя», 1901 г., № 17).

«Читатель найдет прекрасный новый рассказ Чехова «Ночью», производящий, несмотря на свои незначительные размеры, весьма сильное впечатление и напоминающий по сжатой энергии повествования и по безотрадно мрачному настроению лучшие произведения Мопассана» («Русский вестник», 1901 г., № 5).

«Г-на Чехова издатели привлекли в альманах, конечно в качестве «знаменитого» писателя, и он дал рассказ в две с половиной странички, по-моему, достаточно плохой и кроме того рассчитанный на дурные читательские инстинкты» («Новое время», 1901 г., № 9037, отзыв В. Буренина).

«Чехов, лишь чтобы отвязаться — дал «Скорпиону» рассказ столь невероятный и в то же время непристойный по теме, небрежный по письму, что даже странно видеть под ним подпись Антона Чехова» («Россия», 1901 г., № 776).

«По непостижимой игре судьбы в компанию юродивых и шарлатанов попал Антон Чехов. Попав каким-то неведомым случаем к юродивым, Чехов сделался сам не свой. Его не узнаешь в этом очерке «Ночью». Ничего из чеховских мотивов, чеховских настроений, даже чеховской манеры и стиля» («Новости дня», 1901 г., № 6414).

«Далее идет рассказ г. Чехова, едва ли предназначавшийся им для печати, как можно судить и по неудачной его форме, так и по содержанию, более чем странному. «Положение обязывает», и мы думаем, что, публикуя подобные никчемные во всех отношениях пустяковины, г. Чехов унижает себя как писателя («Мир божий», 1901 г., № 6).

Это — голоса критики, современной Чехову. Биограф А.П. Чехова А.А. Измайлов, рассказывая об озлобленных выпадах против Чехова В. Буренина, приводит, как доказательство именно этой неприязни, цитату из буренинского отзыва на рассказ «Ночью»: «Очень пикантный анекдотец. Что и говорить! Сам Мопассан, кажется, спасовал бы перед таким циническим фактом. Но г. Чехов идет еще дальше Мопассана. Знай-де наших, мы россияне. Мы как начнем оплевывать человеческую природу, так уж так оплюем, что мое почтение-с! И куда плевок ни попал бы, — нам все равно. Притом же и пора, ведь, г. Чехову над Мопассаном превознестись: великий он у нас теперь писатель, — «глава».

Для самого Измайлова «Ночью» — это «жуткий рассказ уже неисцелимо больного Чехова». Измайлов, таким образом, в солидном своем труде, кстати сказать, единственной полной — хоть и устаревшей — чеховской биографии, заступается за Чехова. «Ночью» — рассказ жуткий именно потому, что его писал неизлечимо-больной Чехов. К сожалению, Измайлов в 1916 г. забыл то, что сам же писал в 1901 году, давая в «Биржевых ведомостях» (№ 140) рецензию на скорпионовский альманах. А в этой рецензии есть строки, посвященные чеховскому рассказу, о котором сказано буквально следующее: «Рассказ «Ночью» выписан с обычным мастерством автора, но было бы грустно, если бы он намечал новый наклон творчества талантливого художника. Это — рассказ для холостой компании, совершенно во вкусе известной категории откровенных новелл Мопассана». Таким образом, реабилитируя Чехова в 1916 году, Измайлов в 1901 году вполне солидаризировался с Бурениным, аттестовавшим чеховский рассказ, как «достаточно плохой и рассчитанный на дурные читательские инстинкты».

Итак, только один отзыв малочитавшегося «Русского листка» благожелателен («Вещь дивная по форме и глубокая по содержанию»...). Во всех остальных — лейт-мотивом проходит указание на «прискорбное влечение к мопассановщине», причем не совсем ясно, что такое «мопассановщина». Если верить Буренину, то это тот жанр литературы, который рассчитан «на дурные читательские инстинкты», или, говоря словами Измайлова, — «предназначенный для холостой компании».

Что же заставило критику найти в сюжете рассказа то «невероятное и в то же время непристойное», что «унизило» Чехова как писателя? Рецензия «Недели» достаточно точно передает содержание чеховской новеллы: «Два матроса, притом отец и сын, собираются смотреть в просверленные дырки первую ночь в каюте новобрачного пастора с молодой женой: но когда пастор продает свое право банкиру, они с негодованием уходят». Таким образом безнравственной показалась сама тема. Отсюда — все качества.

Как известно, Чехов в юности любил прибегать к литературным мистификациям. Так он на пари написал рассказ, до такой степени передающий манеру и стиль Мавра Иокайя, что русские поклонники этого венгерского писателя долго не хотели верить, что «Ненужная победа» принадлежит... Чехову. Блестящий мастер пародии Чехов замечательно усвоил и романтическую напыщенность В. Гюго и неудержимую фантастику Жюля Верна — в маленьких своих рассказах (например, «Летающие острова») пародируя их. Критика скорпионовского альманаха «Северные цветы» была недалека от истины, когда находила, что в рассказе «Ночью» нет «ничего из чеховских мотивов и чеховских настроений, даже чеховской манеры и стиля». А упрек в «мопассановщине» имел то основание, что рассказ Чехова, если проанализировать его манеру и стиль, не что иное как опыт пародирования Мопассана. Но самое замечательное в этой истории с рассказом Чехова, попавшим в компанию с произведениями «юродивых и шарлатанов» (русская критика 90-х годов не находила иных, более удачных определений раннего русского символизма!), это то, что чеховская новелла, напечатанная в скорпионском альманахе, лишь исправленная редакция юношеского рассказа Чехова «В море», появившегося в журнале «Мирской толк» в 1883 г., № 40. Кажется, один только Ив. Бунин, который заинтересовал Чехова литературными планами «декадентского» «Скорпиона» знал, что Чехов дал в «Северные цветы» свой старый рассказ. Кстати напомнить, что Чехов в дальнейшем остался более, чем в прохладных отношениях со «Скорпионом». Чехову не понравилась манера рекламировать его участие в альманахе. «Публикует «Скорпион» о своей книге неряшливо, — жаловался он Бунину, — выставляет меня первым, и я, прочитав об явление в «Русских ведомостях», дал себе клятву больше уж никогда не ведаться ни со скорпионами, ни с крокодилами, ни с ужами».

Если характеризовать поступок Чехова, выдавший издательству старый рассказ за новый, современным термином, то можно было бы сказать, что Чехов в данном случае схалтурил. И, очевидно, были у него и у самого на этот счет некие угрызения совести: не потому ли и причитавшийся ему гонорар за рассказ он не оставил себе, а выслал П.Ф. Иорданову в фонд Таганрогского музея. Однако, если Чехов и халтурил, то несколько иначе, чем это делают наши современники. Сличая первоначальную редакцию рассказа с его текстом в «Северных цветах», вскрываешь кропотливейшую работу Чехова над исправлением стиля. Мы насчитали 92 поправки, из которых большинство чрезвычайно существенны. Чехов не только вычеркивает целые абзацы, но и почти каждую фразу стремится сделать более сжатой, лаконичной. Этой редакционной поправкой рассказа для «Северных цветов» Чехов не ограничился и внес в текст, напечатанный в полном собрании его сочинений (изд. Маркса, книга XII), еще 28 исправлений. Мы приведем один пример: — работу над заключительной фразой рассказа. В первой редакции последний абзац читался так: «Старый развратник пошатнулся. Я вынес его по крутой, извилистой лестнице наверх, где уже начиналась настоящая осенняя буря». Для «Северных цветов» Чехов эту фразу прокорректировал: выбросил слова «старый развратник» и начал ее так: «Он едва стоял на ногах». В полном же собрании сочинений текст «Северных цветов» опять изменен и последний абзац сделан так: «Он едва стоял на ногах. Я вынес его по крутой, извилистой лестнице наверх, где уже шел настоящий осенний дождь».