Учителя Чехова

1

Мы располагаем некоторыми материалами, ярко характеризующими преподавателей и наставников Чехова в той самой Таганрогской гимназии, в которой он учился и, несомненно, о которой писал в «Человеке в футляре», что это «не храм науки, а управа благочиния, где кислятиной воняет, как в полицейской будке».

Чехов-гимназист попал в полосу толстовской реформы, насаждавшей так называемый «классицизм». Это была пора засилия древних языков: почти половина всех уроков падала на латинский и греческий. Дух формализма цепенел надо всем.

В нашем распоряжении любопытнейшие документы: 1) Книга П.И. Филевского «Очерки из прошлого Таганрогской гимназии. По случаю столетия юбилея гимназии»; 2) Доклад, прочитанный тем же Филевским на вечере в память Чехова в Ростове-на-Дону в 1929 г. (доклад посвящен ученическим годам Чехова. Филевский, вступивший преподавателем в Таганрогскую гимназию год спустя после окончания курса Чеховым, еще застал именно ту атмосферу, в которую протекала гимназическая учеба Антона Павловича).

Как в книге, так и в докладе много интересных черточек, рисующих преподавательский состав. Прежде всего — директора Э.Р. Рейтлингера. Филевский говорит о нем, что это «был человек общественный, обходительный, любивший молодежь, и первый из директоров, приобретший значение в обществе.

Добрые отношения преподавателей между собой и к воспитанникам давали им возможность, вместо доносов, устраивать литературные, вокальные и музыкальные вечера и другие собрания для дела и развлечения».

Хороши, значит, были нравы, если даже официальный летописец ссылается на музыкальные вечера как на средство отвлечения учителей от писания доносов!

Не об этом ли самом Рейтлингере — «общественном и обходительном» — говорит учитель Кулыгин — «машин муж» — чеховских «Трех сестер»: «Маша, в 4 часа дня сегодня мы у директора. Устраивается прогулка педагогов и их семейств. А затем вечер проведем у директора. Несмотря на свое болезненное состояние, этот человек старается, прежде всего, быть общественным. Превосходная, светлая личность».

Этот Рейтлингер заменил на посту директора Таганрогской гимназии Н.Н. Порунова, «педагога в духе Ушинского», человека горячего и шумного, при котором заседания совета сопровождались горячими дебатами по вопросам педагогическим. Рейтлингер не был педагогом в духе Ушинского. Это был человек формы. Конечно, это о нем вспоминал Чехов, заставляя своего Кулыгина восхищаться «нашим директором» и приводить, как образчик мудрости, его изречения: «Наш директор говорит: главное во всякой жизни — это ее форма. Что теряет свою форму, то кончается — и в нашей обыденной жизни то же самое».

П.И. Филевский, как бы в подтверждение этой нашей догадки о Рейтлингере, как о прототипе «нашего директора», упоминаемого в «Трех сестрах», рассказывает о следующем эпизоде: «Прибыв в 1873 г. в гимназию и встретив учеников старших классов в довольно непринужденном виде, он отрекомендовался, заметил, что у них длинные волосы, усы не сбриты и мундиры расстегнуты, и сказал: «Гимназисты с первого взгляда должны обращать на себя внимание привлекательностью и строгостью своей внешности; мне неприятно в молодом человеке щегольство, но неряшливость и растрепанность еще более противны, а потому, чтобы сохранить середину, вы должны быть приличны. Я вас уверяю, это имеет большее значение, чем вы думаете».

Ну, конечно: «что теряет свою форму, то кончается»!

Об этом же Рейтлингере вспоминает, внося значительную поправку в восторженную характеристику Филевского, и школьный товарищ Чехова — В.Г. Тан-Богораз: «Эдмунд Рудольфович Рейтлингер — немец из истинно-русских, строго консервативных взглядов. В 1876 г. он получил чин действительного статского советника. После этого с ним стало легче ладить. Стоило только в трудную минуту ловко ввернуть: «Ваше превосходительство».

2

Существует давно установившаяся традиция, которая утверждает, что прототипом для знаменитого учителя Беликова — «Человек в футляре» — послужил А.Ф. Дьяконов — преподаватель и инспектор Таганрогской гимназии.

Думается, однако, что для Беликова воспользовался Чехов некоторыми чертами М.О. Меньшикова — известного нововременского публициста, в годы своей относительной близости к Чехову еще числившегося в лагере передовой журналистики.

О Меньшикове находим любопытную запись в Дневнике Чехова 1896 г.: «М.О. Меньшиков в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца».

А о Беликове читаем, что он был «замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком, и непременно в теплом пальто на вате».

Это очень характерно для чеховской манеры писать с натуры: запись Дневника почти слово в слово совпадает с фразой рассказа!

В.Г. Тан утверждал, однако, что именно таганрогский Дьяконов — прототип Беликова. Дьяконов — «строгий службист, строгий к самому себе и к другим людям. Молодых учителей поучал и даже распекал с большей смелостью, чем директор. Очень не любил молодых либералов. Из его изречений можно было бы составить огромный кодекс морали».

Это — Филевский о Дьяконове.

И еще: «Каждый его поступок, самый ординарный, каждое его слово было согласно выработанному им правилу, которым он руководствовался и которому он не изменял. Он всегда говорил поучениями и наставлениями. Молодых учителей он поучал: «Коль скоро вы не в силах создать новое, не разрушайте старого. Прежде узнайте жизнь, а потом отрицайте и устои, а то узнаете да поздно». Или: «Коль скоро копейка общественная, она должна быть на счету».

Беликов, как мы знаем, тоже поучал, наставлял и не терпел молодых либералов. Но думается, что дьяконовские афоризмы пародированы Чеховым в «Учителе словесности», где преподаватель географии Ипполит Ипполитыч — милейший и добрейший, но недалекого ума человек, изрекает истины вроде тех, которые стали уже теперь бытовыми цитатами «из Чехова»: «Волга впадает в Каспийское море», «Лошади кушают овес и сено», «Спать в одежде не гигиенично» и т. д.

П.И. Филевский решительно отрицает сходство чеховского Беликова с Дьяконовым. И, действительно, те подробности, которые о нем сообщает Филевский, вовсе не вяжутся с привычным нашим восприятиям «человека в футляре». Вот что пишет Филевский о Дьяконове:

«Дьяконов был в наше время человеком пожилым, лет 66, но какой-то окаменелый, не стареющий, маленького роста, худенький и очень подвижной. Носил только усы, тщательно брился, одевался по-спартански: зимой шубы не носил, а носил легкое пальто; брюки тоненькие, люстриновые. Был очень аккуратен, производил впечатление скупого человека, но иногда помогал и даже щедро (сообщается эпизод с преподавателем Логиновым, векселя которого были оплачены Дьяконовым). Был идеальный службист, но с сослуживцами жил хорошо, никогда ни одного доноса не написал, хотя как инспектор мог это сделать легче, чем кто-нибудь, если бы хотел. Он был человек с хорошими средствами, одинокий, жил с двумя сестрами, уже пожилыми. Приемов у себя не устраивал, но радушно принимал у себя сослуживцев и любил угостить хорошим, выдержанным в его собственном погребке вином. Принимал участие в общественной жизни и был выбираем гласным городской думы, где отличался большою придирчивостью и всегда настаивал на фактическом контроле действий управы и комиссаров».

Штрихи и впрямь не совпадающие с портретом чеховского Беликова! Вот только один эпизод, в котором звучит что-то от «человека в футляре»: «Дьяконов был неизменным членом клуба, хотя в карты не играл. В клубе его выбирали в старшины, как человека безупречной честности и аккуратности; на этом поприще у него произошел конфликт с дамами: обыкновенно во время балов в дамскую уборную ставилось много пудры, булавок, шпилек, мыла и других мелочей для дамского туалета, и все это в изобилии. Случилось, что во время одного бала дежурным старшиною был Дьяконов. Он подсчитал, сколько примерно бывает на балах дам и отпустил на это высчитанное количество парфюмерии, приказав прислуге, чтобы все остатки были ему сданы, и чтобы не позволяли дамам забирать с собой домой шпильки, булавки, мыло и пр.».

Этот инцидент, столь выразительный для нравов провинциального захолустья, вызвал целую революцию: «Дамы подняли протест, и правление клуба уже постаралось устраивать так, чтобы дежурство Дьяконова не падало на вечера с танцами».

Когда чеховский Беликов умер, то хоронить его было одно удовольствие. Но смерть Дьяконова не произвела такого впечатления. Оказалось, что Дьяконов по своему духовному завещанию оставил свои дома под начальные училища, а капитал, в размере 70 тысяч рублей, — на ежегодную выдачу пособий учителям школ.

Приходится признать, что Меньшиков имеет больше прав считаться живой моделью для «человека в футляре». Может быть, какими-то черточками Дьяконова и воспользовался Чехов, но, думается, скорее для своего учителя географии и истории, чем для Беликова.

3

П.И. Филевский в своей книге, а В.Г. Тан-Богораз в своих воспоминаниях («Современный мир», 1910 г., № 1) передают драматическую историю учителя Старова. Этот Старов интересен тем, что, как думается нам, это он изображен Чеховым в рассказе «Учитель словесности».

«Старов отличался, — пишет Филевский, — жизнерадостностью, общительностью и скоро сделался предметом внимания таганрогских красавиц. Дочь бывшего инспектора Череца покорила его сердце. Старов женился. Начались бедствия. Жена не считалась с материальным положением мужа, впавшего в долги. Капризы жены удовлетворялись посторонними. Об этом Старов знал. С горя он запил. Жена его оставила. Старов, переведенный в другой город, спился и умер в больнице».

В рассказе Чехова трагический финал смягчен, но контуры романа молодого учителя, вхожего в городское общество, с хорошенькой девушкой, женившей его на себе, вполне совпадают.

Кстати указать, что героиня романа учителя Старова — дочь инспектора Череца (в чеховском рассказе — помещика Шелестова) пленила сердце Чехова-гимназиста. Ее звали Ариадной, или «Рурочкой». В память своего юношеского увлечения и в честь именно этой самой «Рурочки» назвал Чехов один из своих рассказов именем его героини — «Ариадной».

Судьба Рурочки-Ариадны была несколько необычна в условиях провинциального быта и нравов. Разорив и бросив Старова, она пошла, увлеченная известным актером Н.Н. Соловцовым, на сцену и стала впоследствии опереточной антрепренершей Дагмаровой.