Светлой памяти Арона Каценелинбойгена (1927—2005), профессора Уортона при Пенсильванском университете, ученого-системщика, основателя теории предрасположенностей, учителя и друга
Насколько мне известно, теоретических монографий, посвященных методологии, разработанной Ароном Каценелинбойгеном и школой Берталанфи применительно к литературоведению, за исключением двух моих английских книг и статей по теории чеховского жанра и стиля, на сегодняшний день нет. Есть статьи, отразившие системную методологию — в каких-то случаях явно, а в каких-то — интуитивно. Здесь я имею в виду, прежде всего, работы М.Ч. Ларионовой, вместе с которой мы выпустили коллективную монографию чеховедов, двигающихся (зачастую интуитивно) в направлении системного подхода.
Безусловно, и в работах структуралистов, и в работах целостников1 присутствует системная терминология, но отсутствие ссылок на школу Берталанфи свидетельствует о движении в несколько ином направлении. В то же время наличие идентичной терминологии позволяет лучше увидеть методологические различия. Например, читаем в словаре: «структуралисты (в особенности стиховеды) разделились на холистов (целостников), считавших, что художественный текст возможно разбирать только в единстве всех уровней его структуры, и аналитиков (дескриптивистов), полагавших, что следует брать каждый уровень по отдельности и досконально изучать его» [Руднев 1997: 293]. В системном подходе, о котором идет речь, целостность — не метод, а категория, которая включает в себя оба метода — аналитический и системный. Они по-разному ведут к познанию целостности [Акофф 1985: 41].
Поиск теории не был для меня самоцелью. Я отталкивалась от конкретного автора и конкретных произведений, поэтому и задача, и ее решение не выходили в сферу обобщений, связанных с ролью языка, поэзии и бытия и т. п. Мне нужно было найти теорию, которая позволила бы определить в строгих терминах чеховский жанр и стиль. Эта конкретная задача вела меня дальше, за пределы чеховского мира. При этом я никогда не теряла из виду Чехова, его систему, его произведения, которые должны были не иллюстрировать, но верифицировать теоретические выкладки.
Меня не удовлетворяли существующие концепции по разным причинам. Главная состояла в том, что в ряде случаев я не видела связи между теорией и ее приложением к тому, что я делала. Специфика вопросов, которыми я задавалась, требовала иных методологий, которые, увы, не были разработаны в литературоведении. Общая теория систем и теория предрасположенностей открыли мне новые возможности методологического плана и расширили мое представление об индетерминистской природе художественного произведения. Как выяснилось позже, системная методология была наиболее органичной для чеховских произведений, поскольку сам Чехов мыслил в системном русле.
Вопросами стиля и жанра чеховской комедии я начала заниматься в студенческие годы под руководством профессора Одесского Государственного университета им. Мечникова Степана Петровича Ильева (1937—1994), у которого я писала дипломную работу по «Чайке». Одна из моих задач заключалась в том, чтобы определить специфику чеховской комедии и показать ее отличие от драмы и трагикомедии. Как известно, традиционное чеховедение трактовало «Чайку», да и другие пьесы Чехова, как трагикомедию, мелодраму или в лучшем случае драму с элементами фарса или травести2. К сожалению, мои ранние попытки решить вопрос о жанре не увенчались успехом, хотя и были сделаны некоторые интересные наблюдения над композицией пьесы. Результаты дипломной работы появились в журнале «Вопросы русской литературы». И в особенности вдохновило и обрадовало меня письмо редактора, написавшего мне напутствие и выразившего надежду на то, что я продолжу начатое исследование.
Мой поиск в то время шел в традиционном русле аристотелевской школы, сделавшей много ценных разработок в области поэтики, но основывавшейся на эмпирических наблюдениях над жанровой природой сценических произведений. Меня же интересовала категория драматического как присущая всем жанрам, включая поэзию и прозу, и мой интерес выходил за рамки драматургии. Того, что пролило бы свет не только на чеховскую комедию, но и на категорию комического как таковую, в учении аристотельянцев (и неоаристотельянцев), я, увы, не нашла.
В конечном итоге поиск привел меня, аспирантку, а позднее докторантку Пенсильванского университета, в класс профессора Арона Каценелинбойгена (1927—2005). Бывший московский экономист, ученик Канторовича, получивший широкое признание за рубежом благодаря монографии по цветным рынкам, занялся в США теорией систем и общесистемным подходом, который преподавал студентам и аспирантам Уортона, входящего в состав Пенсильванского университета3. Как его коллеги-системщики, пришедшие из самых разных областей4, Арон Каценелинбойген сделал много открытий в системном подходе, издав труды по индетерминизму в свете своей новой теории предрасположенностей. Он ввел меня в курс того, что происходит в общей теории систем, познакомив с наиболее яркими представителями системного направления, такими как Рассел Акофф и Джамшид Гараджедахи. Вскоре я стала преподавать с ним совместный курс в приложении к литературе, кино и шахматам, а также сделала свой первый доклад на конференции системщиков, посвященный вопросам судьбы и случая в «Ромео и Джульетте» Шекспира. Моей задачей было показать, как интуиция большого художника работает с категорией внешних воздействий на систему. Позднее эти идеи были развиты и опубликованы в шекспировской энциклопедии (составитель И.О. Шайтанов) [Зубарева 2015].
Подход системщиков стимулировал новый взгляд на вещи, в том числе и на категорию драматического, которая, в соответствии с современными представлениями западных литературоведов, не является прерогативой драматургии. Любое произведение, будь то «роман, рассказ, мультфильм или художественный фильм», может трактоваться как комедия, трагедия или драма [Grawe 1983: 11; перевод мой. — В.З.]. Это полностью совпадало с моими представлениями. Не совпадала парадигма мышления.
Чтение трудов Арона Каценелинбойгена, Людвига фон Берталанфи, Марвина Минского, Рассела Акоффа и др. привело меня к пониманию того, что литература и искусство относятся к разряду протяженных индетерминистских систем. Встал вопрос о том, что же составляет ядро любой системы, в том числе художественной. Так я подошла к идее потенциала, разработанной в трудах А. Каценелинбойгена, которую я приложила к художественному произведению, показав, что носителями потенциала в нём являются литературные герои. Следующей задачей было расписать характеристики, слагающие потенциал, а затем понять, как его измерять, поскольку характеристик много и они разнородные. Этой частью ни аристотелевская школа (включая и неоаристотельянцев), ни другие литературоведческие школы не занимались.
Углубленные занятия теорией предрасположенностей продвинули мое понимание в области драматической категории как системной, базирующейся на потенциале героев, и открыли мне суть новаторства чеховского стиля. Это и стало предметом моих двух английских монографий. Потом многие вещи были развиты и дополнены в статьях и докладах. Появились новые и обновленные интерпретации рассказов и пьес Чехова. Статьи писались в разное время, на русском и английском, но в конечном итоге объединились в книгу в их русском варианте. Толчком послужил разговор на одной из чеховских конференций в США с Владимиром Катаевым, которого заинтересовала теория предрасположенностей в приложении к чеховскому стилю и который выразил пожелание, чтобы эти идеи стали доступны для русских коллег.
Статьи и эссе, представленные в книге, выходили в «Вопросах литературы», «Новом филологическом вестнике», «Новом мире», «Неве», а также многочисленных научных сборниках. В процессе подготовки докладов и публикаций я обсуждала их с моими коллегами, которые помогли мне лучше, яснее и четче изложить основные идеи. Важной вехой для меня стало открытие системного видения у А. Веселовского. Переосмыслением того, что он сделал, я обязана нашим беседам с Игорем Шайтановым. Благодаря этим обсуждениям мне открылся новый Веселовский, чьи взгляды на природу драматического предваряли системное представление о драме. Позднее в «Вопросах литературы» появилась моя статья «Перечитывая А. Веселовского в XXI веке», посвященная этим вопросам. Отрывки из нее вошли в этот сборник (см. «Позиционный стиль в шахматах и литературе: новаторство Чехова»).
Я хочу выразить сердечную благодарность Владимиру Катаеву, Марине Ларионовой, Ирине Роднянской, Галине Рыльковой, Валерию Тюпе, Игорю Шайтанову и Кэрил Эмерсон за участие в обсуждениях и дельные замечания по улучшению тех или иных аспектов предлагаемых статей.
Книга делится на три части. Первая посвящена вопросам теории и методологии системного подхода. Вторая включает интерпретации, базирующиеся на этих идеях. Это деление условно, поскольку в каждой части присутствуют и теория, и интерпретации. Третья часть — приложение, в котором помещены два эссе. Каждая статья выстраивалась в своей обособленной логике, поэтому кое-где могут встречаться повторы. Они неизбежны для этого формата.
Все произведения А.П. Чехова цитируются по Полному собранию сочинений и писем в 30 т. (М.: Наука, 1974—1988). В тексте в круглых скобках буквой С обозначаются сочинения, П — письма, римской цифрой — том, арабской — страница: (С. X, 28) или (П. II, 31). Все остальные ссылки в тексте приводятся в квадратных скобках с указанием имени автора, года издания книги и страницы. Ссылки на примечания также даются в тексте в квадратных скобках с указанием номера ссылки.
Примечания
1. Структурная поэтика известна постулатом «о системности художественного текста (и любого семиотического объекта), системности, суть которой была в том, что художественный текст рассматривался как целое, которое больше, чем сумма составляющих его частей. <...> Важнейшим свойством системности, или структурности (это в общем тоже были синонимы с некоторыми обертонами), считалась иерархичность уровней структуры» [Руднев 1997: 292].
2. См., например, работы Кирка [Kirk 1981], Ермилова [Ермилов 1959], Сенелика [Senelick 1985], Денисовича [Senderovich 1994], Андреева [Андреев 2008] и др.
3. Американские университеты объединяют в себе школы разного профиля, которые, в свою очередь, подразделяются на кафедры.
4. Основатель общей теории систем Людвиг фон Берталанфи был биологом, Марвин Минский — математиком, Джамшид Гараджедахи имел диплом инженера и т. д.
| К оглавлению | Следующая страница |