Специфической формой актуализации писателя и его произведений в литературном и, шире, культурном поле являются памятники. Монументов удостаиваются классики, чья репутация уже проверена. Данная форма актуализации отличается широтой охвата аудитории (в нее входит любой прохожий), способами репрезентации (вся жизнь автора или весь сюжет произведения укладываются в один момент и получают визуальное воплощение), а следовательно, и рецепции. Такой подход к теме позволяет вывести ее из традиционного краеведческого контекста, обратиться к общим закономерностям, характерным для памятников, связанных с литературой.
Преимущественно памятники Чехову устанавливают в местах, связанных с его жизнью. Такие точки объединяются в регионы, более или менее компактные, но обладающие внутренними связями: Москва и Московская область, Ростовская область и восток нынешней Украины, Крым, Сахалин. На их территории памятники соседствуют с музеями, мемориальными местами, театрами, участвуя в формировании культурного пространства. Особый регион — Сибирь, по которой Чехов проехал, следуя на Сахалин. Памятники единственному побывавшему там русскому классику есть в Красноярске, Томске, Перми, Улан-Удэ. Наряду с такими регионами существуют отдельные менее известные точки, такие как село Богимово Калужской области или деревня Белая Дальнеконстантиновского района Нижегородской области.
Заграничные памятники (Баденвейлер, Ницца, Токио, Каир, Коломбо) не представляется возможным объединить в один регион: они далеки друг от друга и связаны с разными событиями в жизни Чехова. Однако их связывает общая специфическая функция. Привязка памятников к широко известным местам пребывания писателя акцентирует связь с локальным пространством, например, Подмосковья или Крыма, но ослабляет эффект всемирной известности. Здесь же Чехов выступает не как гений места, а как представитель русской культуры.
Время и обстоятельства установки памятников примечательны в плане освоения чеховской карты мира. Выделяются периоды разной интенсивности. В первые десятилетия после смерти Чехова памятники единичны: это бюсты в Баденвейлере (1908, не сохранился) и в Таганроге (1935). На 1950-е гг. приходится первый период относительно интенсивной установки памятников Чехову, как монументов в полный рост, так и бюстов. Памятники этих лет охватывают и отмечают основные регионы чеховской карты (сами точки могут быть как более, так и менее значимыми): Мелихово (1951), Ялта (1953), Славянск (1955), Александровск-Сахалинский (1959). Сюда же хронологически примыкает памятник в Таганроге (1960), однако, будучи вторым монументом в том же городе, он воплощает тенденцию, характерную для следующих десятилетий. В 1970—1980 гг. памятники Чехову появляются реже. В 1970 г. установлен памятник в городе Чехове Московской области, в 1989 г. — там же, но возле Музея писем А.П. Чехова. В 1975 г. установлен бюст в городе Чехове на Сахалине. В 1980-м установлен бюст в Баденвейлере взамен утраченного (к слову, при участии сахалинцев).
Новый этап в истории памятников Чехову наступает в 1990-х гг. и продолжается по настоящее время, причем активность нарастает. Расширяется география, в один год могут быть установлены два и более памятника, причем в разнообразной стилистике, появляются скульптурные композиции по мотивам произведений Чехова.
В 1990-х гг. укрепляются позиции «чеховского» Сахалина. В 1990 г. поставлены памятники в Долинске и Южно-Сахалинске, в 1995-м в Александровске-Сахалинском и Южно-Сахалинске. Также в 1995 г. появляется первый сибирский памятник в Красноярске. Конец десятилетия отмечен двумя памятниками в другом регионе: в Москве (1998) и Серпухове (1999).
2000-е характеризуются максимальным расширением географии и количеством установок: за неполных полтора десятилетия едва ли не столько же памятников Чехову, как и за весь предшествующий период. В 2002 г. поставлен памятник в Мелихове перед музеем. В 2004-м, в честь столетия со дня смерти писателя, четыре памятника: в Самаре, Токио, Томске, Ялте. В 2008 г. установлен памятник в селе Бабкино Истринского района Московской области. В 2010 г. — в Звенигороде, Ростове-на-Дону, Коломбо (Шри-Ланка). В 2011 г. — в Таганроге и Каире. В 2012 г. — в Ницце и Харцызске (Донецкая область). В 2013 г. — в Перми, Сумах и Улан-Удэ. В 2014 г. — новый памятник в Баденвейлере и бюст у Дома-музея в Сумах.
Памятники, установленные до 2000-х гг., преимущественно отмечают значимые в жизни Чехова места. Новейшие, в основной своей массе, вносят дополнения в уже маркированное пространство или же формируют новые точки на чеховской карте, актуализируя малоизвестные факты жизни писателя и открывая их широкой публике.
Увеличение количества памятников в последние десятилетия можно объяснить различными факторами. Репутация классика определяется и укрепляется со временем (памятники писателям — вообще достаточно новое явление, берущее начало в XIX в.1), юбилейные даты располагают к установке монументов. С другой стороны, появление новых памятников Чехову соответствует современным тенденциям оформления городского пространства. Если в одном месте находится две и более композиции, они дополняют друг друга, выполняя разные функции и, возможно, предполагая разные аудитории.
Характер мест, где установлены памятники Чехову, демонстрирует, что важна приуроченность не столько к творчеству писателя, сколько к биографическим моментам. Значимо не только длительное проживание, важные жизненные события, написание выдающихся произведений, но и то, что писатель бывал проездом, оставил отзыв в частном письме. В ряде случаев мемориальные места связаны не столько с литературной, сколько с врачебной и общественной деятельностью. Так, памятник в Самаре указывает на особую связь с личностью Чехова, участвовавшего в сборе средств для голодающих Самарской губернии2. В Луганске бюст Чехова установлен во дворе онкоцентра в ряду других писателей-врачей: Владимира Даля, Степана Руданского, а также инициатора проекта луганского врача Юрия Ененко3. Дата установки может быть обусловлена не только чеховскими юбилеями, но и другими факторами: памятник в Москве поставлен в честь 100-летия Московского художественного театра, в Томске — в честь 400-летия города.
Отношение к писателю выражается и в тех надписях, которыми сопровождается композиция. Форма в родительном падеже («Чехову»), более характерная для первых памятников, указывает на то, кому посвящено изображение, чью память почтили монументом. Однако чаще встречается другая форма, в именительном падеже («Чехов»), рядом с которой могут стоять имя-отчество или инициалы, даты, информация о роде деятельности, цитаты. Эти официальные данные говорят о направленности на потенциально не свою, недостаточно информированную аудиторию. В таких случаях скульптура выступает не как посвящение, а как изображение, замещение того, чье имя зафиксировано на постаменте. Надпись, воспроизводящая автограф писателя, дает эффект самопрезентации.
Примечательны цитаты из Чехова, сопровождающие скульптурные композиции. Отношение к местности эксплицируется в тех случаях, когда оно не очевидно и не общеизвестно. Памятники в местах недолгого пребывания актуализируют второстепенные тексты писателя, в частности, его переписку. Так, на памятнике в Сумах приведены слова из письма Н.М. Линтваревой от 21 сентября (3 октября) 1894 года: «Аббация и Адриатическое море великолепны, но Лука и Псел лучше» (П., 5, 319). На красноярском монументе выдержка из очерка «О Сибири»: «На этом берегу Красноярск, самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том — горы, напомнившие мне о Кавказе, такие же дымчатые, мечтательные. Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!» (С., 14/15, 35). Характер отзыва включается в городской миф.
Памятник в Томске (фото 1) доказывает, что негативный отзыв о городе не мешает увековечению классика, стоит только изменить стратегию. Скульптура Леонтия Усова демонстрирует хорошую осведомленность о пребывании Чехова в том краю и обыгрывает детали. На невысоком постаменте надпись: «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку»». Взглядом «из канавы» мотивируются гротескные пропорции трапециевидной фигуры: преувеличенно большие ступни, узкие плечи. Сползающие носки объясняются трудностями с обувью, о которых Чехов также писал сестре. Сапоги оказались узки: «то и дело вылезаю из возка, сажусь на сырую землю и снимаю сапоги, чтобы дать отдохнуть пяткам. Как это удобно в мороз!» (П., 4, 81), а валенки пропали от сырости: «Знаете, что значит мокрые валенки? Это сапоги из студня» (IL, 4, 85). Этот памятник ощутимо нарушает горизонт ожиданий, предъявляемых к изображению классика. Но в то же время он наглядно фиксирует особенности пребывания Чехова в данной местности, о которых сам писатель сообщал с юмором. Таким образом, можно предположить, что в Томске монумент задумчивому интеллигентному Чехову был бы менее уместен.
В плане рецепции любопытен отзыв о Томске, якобы взятый из дневника Чехова: «Томск гроша медного не стоит... Скучнейший город... и люди здесь прескучнейшие... Город нетрезвый... Грязь невылазная... на постоялом дворе горничная, подавая мне ложку, вытерла её о зад... Обеды здесь отменные, в отличие от женщин, жестких на ощупь...». Однако дневник Чехова той поры отсутствует в собраниях его сочинений, а имеющиеся дневниковые записи отличаются по стилю: короткие предложения, ни иронии, ни витиеватости, ни многоточий. Тем не менее фразы о Томске встречаются в частных письмах. Более красочно пишет Чехов сестре Марии Павловне: в письме от 14—17 мая 1890 года упомянута и «грязь невылазная» (П., 4, 84), и то, как «одна старуха, подавая мне чайную ложку, вытерла ее о задницу» (П., 4, 79). В другом письме Томск охарактеризован по-гоголевски: по сравнению с Красноярском, это «свинья в ермолке и моветон» (П., 4, 98). Более сдержанно, однако, сказано в письме к Суворину: «Томска описывать не буду. В России все города одинаковы. Томск город скучный, нетрезвый; красивых женщин совсем нет, бесправие азиатское. Замечателен сей город тем, что в нем мрут губернаторы» (П., 4, 94). Одновременно с письмом Чехов отсылает Суворину очерк «Из Сибири», который, в отличие от частных писем, считает возможным опубликовать, и в этом очерке о Томске нет ничего открыто нелицеприятного. Однако фиктивный «чеховский» отзыв о городе симптоматичен: памятник обрастает легендами, становясь все более привлекательным для массового реципиента. Сама скульптурная композиция располагает к игровой рецепции, дает возможность фотографироваться не только стоя рядом с писателем, но и лежа, в позиции фокализатора, «не читавшего «Каштанку»».
Памятники Чехову, созданные в разные эпохи, дополняют друг друга как по форме, так и по содержанию. Сначала ставили бюсты, затем монументы в полный рост, как бы отображающие масштаб фигуры классика. Специфика памятников начала 2000-х гг. в интимизации, ориентации на интерактивное, игровое восприятие. Даже вполне традиционные изображения соизмеримы с человеческим ростом, постамент отсутствует или сведен к минимуму. Любой может стать буквально рядом с известным человеком, а если тот сидит, присесть к нему на скамейку. Особый случай интимизации образа писателя — памятник таксам Брому и Хине в Мелихове (скульптор А. Рожников, 2012), дающий впечатление о Чехове не как о литераторе, а как о человеке с трогательными привязанностями.
Памятники Чехову имеют ряд повторяемых черт, что позволяет говорить о сложившемся каноне, но никак не об однообразии. Если хрестоматийные портреты Чехова относятся к последним годам его жизни, то памятники отображают внешность писателя в разные периоды его жизни (по словам Бунина, у Чехова каждый год менялось лицо). Хотя полнофигурные памятники, по сравнению с бюстами, дают больше возможностей скульпторам, именно в этом жанре наиболее ощутим канон и наиболее заметны отступления от него. Обычно Чехова изображают сидящим в задумчивости (фото 2). Чехов «сидит», почти всегда закинув ногу за ногу, в Звенигороде, Истре, Каире, Сумах, Серпухове, Таганроге, Улан-Удэ, Чехове, Южно-Сахалинске, Ялте. Сидячее положение более подходит к уединенным размышлениям, более непринужденно, чем стоячее. Можно предположить, что к предпочтению позы «сидя» располагают и физические данные Чехова: высокий рост и усиливающаяся с возрастом худощавость. Так, его стоящая фигура в композиции выглядит пропорциональнее, если уравновешена горизонтальными линиями, которые формируют как детали композиции (фото 3), так и окружающее пространство (фото 5). С другой стороны, в отдельных случаях скульптура не смягчает, а обыгрывает физические данные. Таковы работы Михаила Аникушина (фото 4), выражающего напряженность, динамику мысли и переживания через несколько скованные позы. Эта же тенденция более ярко проявляется в памятниках, созданных Григорием Потоцким (фото 6). Иной характер имеет памятник в Красноярске (фото 7), изображающий Чехова, кажется, не столько привычным интеллигентом, сколько путешественником-первопроходцем. Эффект монументальности, исключительный в ряду памятников Чехову, придают вертикали (стела, едва ли не вдвое выше скульптуры), а благодаря зимней одежде фигура выглядит плотнее.
Скульптурные изображения Чехова преимущественно реалистичны и лаконичны по форме, что соответствует сложившемуся представлению о его личности и творчестве. Мемуаристы отмечали сдержанность, замкнутость, скромность Чехова и в то же время внутреннюю работу. Способность видеть драматизм среди обыденности, перенос напряжения с событийного плана во внутренний вполне сочетается с таким характером изображений. С другой стороны, имеет значение эпоха, в которую складывался канон: изображения писателя и иллюстрации к его произведениям отображают тенденции советского искусства со свойственной ему реалистичностью. Это становится более наглядным при обращении к зарубежному опыту, см., например, статью Жюли де Щербинин об американской иконографии Чехова4.
В последние десятилетия активно появляются скульптурные композиции по мотивам литературных произведений, или, как принято говорить, памятники литературным персонажам. В разных городах есть композиции по мотивам чеховских рассказов «Роман с контрабасом», «Дама с собачкой», «Человек в футляре», «Толстый и тонкий», «Каштанка», «Ванька». Они вписываются в общую тенденцию, но в то же время имеют свою специфику. При изображении героев популярной литературы ориентиром часто выступает актер, сыгравший соответствующую роль. Однако памятники чеховским персонажам сохраняют автономность по отношению к постановкам (только одна «дама с собачкой», южносахалинская, воспроизводит облик киногероини Ии Саввиной). Более того, в некоторых случаях ощущается связь между скульптурными композициями и книжными иллюстрациями (ср. скульптуру в Перми и иллюстрацию Т. Шишмаревой к рассказу «Ванька», фото 8 и 9). Восприятие чеховских героев как собственно литературных (в отличие от, например, Остапа Бендера, Шерлока Холмса) способствует разнообразию пластических конкретизаций.
Памятники персонажам по-разному располагаются в пространстве города. В некоторых случаях они приурочены к месту действия. Так, в Таганроге Беликова («Человек в футляре») поставили рядом с гимназией, где, как считается, работал один из его прототипов. Перед ялтинской скульптурной композицией «Чехов и Дама с собачкой» (фото 3) начальная фраза рассказа («Говорили, что на набережной появилось новое лицо: дама с собачкой» (С., 10, 128)) вмурована в ту самую набережную. Однако, если памятники автору устанавливаются в первую очередь в «специальных» чеховских местах, то для его героев нет таких ограничений.
Если в одном месте находится несколько памятников, становится значимым их пространственное соотношение. Локальное расположение производит эффект замкнутого, но насыщенного культурного пространства. Так, в Южно-Сахалинске рядом с литературно-художественным музеем книги А.П. Чехова «Остров Сахалин» и театральным центром им. А.П. Чехова установлены скульптуры по мотивам рассказов «Толстый и тонкий», «Каштанка», «Дама с собачкой», «Человек в футляре»5. В Перми, в сквере им. Чехова, наряду с бюстом писателя, еще одна «дама с собачкой» и «Ванька Жуков». В Таганроге, напротив, памятники рассеяны по городу, что дает впечатление широкого чеховского присутствия. Кроме трех памятников самому писателю, отражающих тенденции разных периодов (бюст, памятник на высоком постаменте и контактная скульптура «Вишневый сад»), здесь присутствуют герои рассказов «Роман с контрабасом», «Толстый и тонкий», «Человек в футляре», «Каштанка».
То, что именно эти персонажи получили воплощение в городской скульптуре, можно объяснить известностью текстов, а значит, узнаваемостью фигур. Исключение составляет «Роман с контрабасом»: неискушенный реципиент в скульптуре по мотивам рассказа скорее увидит «девушку с гитарой»6. Представляется немаловажной и схематичность образов, не обладающих глубиной внутренней жизни, а значит, удобных для овнешненного визуального изображения.
Однако наиболее привлекательной для скульпторов стала «дама с собачкой». Композиции, изображающие дам с собачками, есть не только в Ялте, Перми и Южно-Сахалинске, но и за пределами собственно чеховского пространства: в Липецке, Астрахани, Минске, Могилеве. Как можно предположить, здесь сыграла свою роль не только известность рассказа. В контексте восприятия современной городской скульптуры значима аллюзия на тему любви, а собачка становится деталью, привлекающей особое внимание.
Если все другие композиции демонстрируют тот или иной эпизод развития действия, изображения дамы с собачкой скорее ориентированы на заглавие. Причем в заглавие вынесена подчеркнуто внешняя характеристика: «Никто не знал, кто она, и называли ее просто так: дама с собачкой» (С., 10, 128). Однако дальше эта номинация уступает другим: «дама в берете», «дама», а после знакомства с Гуровым до последней страницы «Анна Сергеевна». Заглавная номинация появляется в рассказе еще раз, но уже в кавычках, контрастируя с другими данными: «Анна Сергеевна, эта «дама с собачкой», отнеслась к тому, что произошло, как-то особенно, очень серьезно» (С., 10, 132).
Можно предположить, что заглавие здесь не столько соотносится с экспозицией, сколько замещает собой целый текст. Таким образом, ограниченность изображения не мешает актуализации сюжета и художественного мира рассказа в целом. Такое восприятие мотивируется чеховским контекстом, однако есть и другое, обусловленное контекстом современной городской скульптуры. Оно, балансируя на грани игры и потребительства, заключается в фотографировании рядом со скульптурой, нередко в фамильярных позах, натирании «волшебных» мест с надеждой на выполнение желания и т. п. Экзистенциальная сторона чеховского сюжета в таком случае опускается.
Любопытным феноменом является ошибочная атрибуция, приписывающая чеховский контекст самым разнообразным памятникам. Так, едва ли не любое изображение женщины и пса ассоциируется с чеховским рассказом, даже если по утверждению скульпторов этого не было в замысле, как в Пензе или в Раменском. Персонажей рассказа узнают в памятнике рижскому градоначальнику, который стоит в сопровождении жены и собаки. В томском Чехове видят «человека в футляре». В Интернете встречается информация о памятнике «Чеховъ и трамваи» в Санкт-Петербурге7. На самом деле это памятник конке, состоящий из реконструированного вагона и скульптурной группы возничего (весьма отдаленно напоминающего Чехова) с парой лошадей. Такие случаи свидетельствуют не только о неразборчивости, но и о том, что в сознании массового реципиента активно присутствуют образы Чехова и его героев.
Памятники писателю выступают точкой пересечения высокой и популярной культуры. В одних случаях они отмечают важные в жизни писателя места, наглядно подтверждая их статус, в других легитимируют причастность пространства к Чехову, а через него — к культурным ценностям. Характер памятников, контекст их расположения, специфика восприятия и функционирования отображают как разные аспекты жизни и творчества писателя, так и изменения в их рецепции.
1. Памятник А.П. Чехову в Томске. Скульптор Л. Усов, 2004. Фото К. Смирнова
2. Памятник А.П. Чехову в Ялте. Скульптор Г. Мотовилов, 1953
3. А.П. Чехов и дама с собачкой (Ялта). Скульпторы Г. Паршин и Ф. Паршин, 2004
4. Памятник А.П. Чехову в Москве. Скульптор М. Аникушин, 1998
5. Памятник А.П. Чехову в Мелихове. Скульптор Ю. Чернов, 2002
6. Памятник А.П. Чехову в Токио. Скульптор Г. Потоцкий, 2004. Фото с сайта http://www.pototsky.ru/html-ms/ms-monuments-inaug.html
7. Памятник А.П. Чехову в Красноярске. Скульптор Ю. Ишханов, 1995. Фото с сайта http://oumnique.livejoumal.com/623425.html
8. Ванька Жуков. Пермь, 2013. Фото Д. Орлова
9. «Ванька». Рисунок Т. Шишмаревой
Примечания
1. Рубинштейн А.М. Памятники писателям // Краткая литературная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1962—1978. Т. 5: Мурари. Припев. 1968. С. 562—564.
2. Крутов М. Житель Самары на собственные средства установил памятник писателю Антону Чехову: [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.svoboda.org/content/article/24185968.html
3. Ененко Е.Ю. Ю.А. Ененко и его дела земные. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.dobro.lg.ua/
4. Sherbinin J. de. American iconography of Chekhov // Chekhov the Immigrant: Translating a Cultural Icon: Ed. by Michael C. Finke, Julie de Sherbinin. Bloomington: Slavica publishers, 2007. P. 103—126.
5. Дама с собачкой, Каштанка, Толстый и Тонкий поселились в сквере Южно-Сахалинска [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://news.astv.ru/news/29352
6. Неизвестная Россия: Таганрог — это старший брат Питера! [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://ekklezia.ru/regionyi-/-eparhii/taganrog/1016-neizvestnaya-rossiya-taganrog-eto-starshiy-brat-pitera.html
7. Памятники А.П. Чехову [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://bibnout.ru/chehov/р11аа1.html
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |