В фондах ГМ ИИ им. А.С. Пушкина хранится коллекция любительских снимков (стеклянных негативов и стереопар), выполненных в основном на рубеже XIX—XX вв. и переданных в Музей по завещанию его многолетнего сотрудника Александра Васильевича Живаго (1860—1940). Настоящим открытием для всех, изучающих жизнь и творчество Чехова, стала обнаруженная там серия фотографий Баденвейлера, сделанных А.В. Живаго, его родственниками и друзьями, регулярно гостившими в доме доктора Йозефа Швёрера, который был лечащим врачом и свидетелем последних дней жизни писателя. Все фотографии снабжены авторскими комментариями, по которым возможно установить место съемки, дату, имена лиц, изображенных на фотографиях и авторов этих снимков.
Действие I. А.В. Живаго и его наследие в ГМИИ им. А.С. Пушкина
История эта началась зимой 1919 года в послереволюционной России: Александра Васильевича Живаго, врача по образованию, тридцать лет проработавшего в Голицинской больнице в Москве (сегодня это 1-я Городская клиническая больница имени Н.И. Пирогова, известная как 1-я Градская), пригласили занять должность Ученого секретаря Музея Изящных Искусств. Это предложение было повторным — первое поступило еще в 1915 году, когда в дом к Живаго явилась целая делегация: директор Музея проф. В.К. Мальмберг, проф. Б.А. Тураев, архитектор Р.И. Клейн. Подобная настойчивость объяснялась тем, что Александр Васильевич кроме своего основного занятия медициной серьезно увлекался египтологией, собрал внушительную коллекцию античных и древнеегипетских памятников и получил признание в кругу ученых-востоковедов. И если в 1915 году Живаго отказался от лестного предложения и предпочел остаться профессиональным врачом, то в 1919-м он с благодарностью его принял — причиной явились революционные события, в корне изменившие его жизнь1. Лишившись состояния и средств к существованию, уволенный из больницы из-за своего «непролетарского» происхождения, он буквально замерзал и умирал от голода в двух маленьких комнатах, оставленных ему советской властью в когда-то принадлежавшем ему доме на углу Большой Дмитровки и Салтыковского (ныне Дмитровского) переулка. Комнаты едва вмещали обширную библиотеку и коллекцию, которую Александр Васильевич обрабатывал и описывал до конца своих дней. Последние двадцать лет жизни Александра Живаго были неразрывно связаны с Музеем, где оказались широко востребованы его разнообразные способности и интересы.
Энциклопедически образованный человек, он знал классические и современные языки, серьезно интересовался историей, с детства был преданным поклонником и знатоком музыкального и драматического театра, завсегдатаем музеев и выставочных залов (он и сам хорошо рисовал). Страстный театрал, он до самой смерти вел подробный дневник, большая часть которого посвящена его театральным впечатлениям2, и сам участвовал в любительских спектаклях в качестве актера, режиссера, художника-оформителя. Сфера его интересов разнообразна. Например, одна из записей в дневнике свидетельствует, что 11 октября 1902 года его избрали в члены-соревнователи Московского литературно-художественного кружка (ул. Тверская, дом Елисеева), членами которого были кн. А.И. Сумбатов (Южин), М.Н. Ермолова, С.Г. Власов, Н.В. Салина, Р.Ф. Бернарди и т. д.3
Врачебная деятельность А.В. Живаго и регулярное участие в медицинских конгрессах, не мешали ему вести активную светскую жизнь. Круг его общения был чрезвычайно широк. В него входил цвет московской интеллигенции — актеры, ученые, художники, врачи, писатели, архитекторы. В числе его друзей и знакомых встречаем А.А. Бахрушина, К.С. Станиславского, В.А. Гиляровского, С.И. Зимина, Ф.И. Шаляпина, П.Д. Корина и других известных лиц.
Живаго много путешествовал, был великолепным рассказчиком. В Музее проявил себя как талантливый популяризатор, экскурсовод высшего класса, восхищавший даже крупных профессионалов. Увлечение А.В. Живаго фотографией способствовало появлению огромного и прекрасно аннотированного фотоархива.
В 1940 году А.В. Живаго ушел из жизни, завещав Музею, ставшему к тому времени Государственным музеем изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, все свое имущество: коллекцию античных и древнеегипетских памятников, библиотеку по искусству, личные архивы и фотоархив.
Нет прямых доказательств того, что Живаго и Чехов были знакомы, но линии их жизни постоянно пересекались, а круг общения был настолько тесным, что кажется невероятным, чтобы они друг друга не знали. Александр Васильевич окончил медицинский факультет Московского университета в 1886 году. На том же факультете, но двумя годами ранее, учился Антон Павлович Чехов. Учились они у одних и тех же профессоров: Н.В. Склифосовского, Г.А. Захарьина, Ф.Ф. Эрисмана, и посещали одни и те же лекции.
Друг детства Александра Живаго, Александр Зальца, был родным дядей Ольги Книппер-Чеховой. Живаго упоминает его в своих дневниках, как «могучего, доброго и душевного товарища былых лет», который «при первом же известии о загоревшейся Русско-японской войне оказался в числе первых, подавших прошение о зачислении его в передовые отряды наших войск»4. Полные заботы письма Чехова, адресованные «В Маньчжурскую армию. ...Капитану Александру Ивановичу Зальца», показывают теплоту его отношения к «дяде Саше»: «18 марта 1904 г. Ялта. ...милый дядя Саша, какой табак Вы курите, я вышлю Вам отсюда самого свежего и самого лучшего» (П., 12, 65).
Живаго дружен со Станиславским; более того, он его дальний родственник и часто с ним общается. Не говоря уже о том, что Живаго — большой поклонник чеховской драматургии и старается не пропускать его спектаклей в МХТ. Запись в театральном дневнике А.В. Живаго от 3 января 1899 года: «Художественно-Общедоступный театр. В 5-й раз. ЧАЙКА. Драма в 4-х д[ействиях] соч[инения] Антона Чехова. Аркадина — О.Л. Книппер. Треплев, ее сын, — В.Э. Мейерхольд. <...> Маша, их дочь, — М.П. Лилина. Тригорин — К.С. Станиславский. <...> Реж. К.С. Станиславский и В.И. Н[емирович]-Данченко. Исполнение и режис[серская] постановка великолепны и безупречны. Праздник искусства. Антон Павлович должен быть доволен...»5
Даже лечащим врачом и свидетелем последних дней Чехова в немецком городке Баденвейлере, где он умер летом 1904 года, становится близкий родственник Александра Живаго, доктор Йозеф Швёрер, муж его младшей сестры Елизаветы.
Действие II. История изучения архива
Архив А.В. Живаго, поступивший в Музей незадолго до начала Второй мировой войны, в течение многих лет оставался невостребованным: у страны были другие приоритеты. Только в начале 1970-х началась его обработка. Выяснилось, что ГМИИ им. А.С. Пушкина не является единственным местом, где хранятся рукописи А.В. Живаго. В конце 1930-х его театральные дневники в количестве тридцати тетрадей приобрел ГЦТМ им. А.А. Бахрушина6. Туда же попала и его театральная библиотека. Не желая, чтобы часть личных рукописей попала в чужие руки, Живаго еще при жизни передал часть архива на хранение своему другу и родственнику — известному музыковеду Н.К. Рукавишникову, который в 1930-е гг. работал в Доме-музее П.И. Чайковского в Клину, занимаясь наследием великого композитора. Александр Васильевич также внес свою лепту в развитие Дома-музея П.И. Чайковского: изучал материалы архива и библиотеки, составил картотеку по истории русской музыки, оформил новую экспозицию музея, пострадавшего во время революционных событий. К сожалению, эти рукописи были утрачены после смерти нового владельца. Нам остается только догадываться, какие откровения они унесли с собой.
Интерес к наследию А.В. Живаго вновь пробудился в 1998 году. В ГМИИ состоялась выставка, посвященная его памяти. На ней в большом количестве были экспонированы предметы из египетской коллекции Живаго. Александр Васильевич предстал перед зрителями прежде всего как ученый-египтолог и коллекционер. Название брошюры7, приуроченной к открытию выставки, дает те же ориентиры. К изучению огромного фотоархива Живаго тогда даже не приступали, так что в экспозицию выставки он включен не был.
Систематизация и обработка фотоархива началась только в 2012 году. Результаты были ошеломляющие: более 7000 стереофотографий и негативов на стекле, выполненных фотографами-любителями с конца 1890-х по 1910 год! В коллекцию вошли многочисленные снимки, сделанные самим Живаго, его друзьями, коллегами или знакомыми во время путешествий по России, Западной Европе, Северной Африке, Египту, Ближнему и Дальнему Востоку Средней Азии и Китаю — географически охватывающие почти весь земной шар.
Фотография была популярным светским развлечениям на рубеже XIX и XX веков, особенно это касалось стереоскопических снимков, позволяющих с помощью «Волшебного фонаря» создавать иллюзию реального трехмерного мира. Все, кто только мог себе это позволить, отдавали дань этой общеевропейской моде. Снимали природу, архитектурные памятники, экзотических животных, исторические события и, разумеется, близких людей на отдыхе или в бытовой обстановке. Появилась так называемая вернакулярная фотография, в основном не аннотированная и анонимная.
От подобной традиционной любительской съемки, наполняющей семейные альбомы, снимки из фотоархива А.В. Живаго отличаются тем, что все они снабжены авторскими комментариями, нанесенными аккуратным бисерным почерком на среднюю часть стеклянной пластины. Надписи позволяют с точностью установить место съемки, дату, имена лиц, изображенных на фотографиях и авторов этих фотографий. Более того, фотоархив сопровождается подробной описью всех диапозитивов, перенумерованных, аннотированных и переданных Живаго в ГМИИ. Знакомство с обширным материалом, содержащимся в фотоархиве Живаго, позволило нам не только больше узнать об этом интереснейшем человеке, но и совершить неожиданные открытия.
Настоящей находкой для исследователей, изучающих жизнь и творчество Чехова, стала обнаруженная в коллекции серия фотографий Баденвейлера и его окрестностей (всего около 100 стеклянных диапозитивов), выполненных А.В. Живаго и его спутниками, регулярно гостившими в доме д-ра Швёрера (Ил. 1—3). Снимки датированы с 1897 по 1907 год. Надписи, сделанные А.В. Живаго, позволили нам идентифицировать фотографию, запечатлевшую доктора Йозефа Швёрера и его семью (Ил. 4), о которых до последнего времени почти ничего не было известно, и связать фотографии с памятными чеховскими местами, до сегодняшнего дня хранящими память о русском писателе.
Действие III. По следам семьи доктора Швёрера
Для получения информации о докторе Швёрере и его семье понадобилась работа во многих архивах8, и прежде всего — в архивах семьи Живаго в Москве и потомков доктора Швёрера в Баденвейлере и Майнце. Понадобилась переписка с немецкими научными обществами и налаживание ряда международных контактов.
Доктор Швёрер родился в 1868 году в г. Кенцингене, земля Баден-Вюртемберг, недалеко от Фрайбурга, в потомственной, в седьмом поколении, врачебной семье. Мать — француженка из Парижа, отец — алеман, говорящий на верхнерейнском диалекте немецкого языка. Йозеф Швёрер окончил медицинский факультет Фрайбургского университета в 1892 г., практиковал в клинике курортного городка Сен-Блазьен в Шварцвальде, на юге Германии.
В архиве Матиаса Швёрера (Баденвейлер)9, внука доктора Швёрера, сохранилась биография Елизаветы, записанная с ее слов в 1930-х годах дочерью Верой Дитлер (урожд. Швёрер). Согласно этому свидетельству, младшая сестра Александра Живаго, Елизавета, в 1897 году обвенчалась с немецким врачом Йозефом Швёрером. Венчание проходило в Москве в одной из церквей вблизи усадьбы на Садовой, принадлежавшей их матери, Евдокии Родионовне Живаго (урожд. Востряковой). Особняк с колоннами у Курского вокзала сохранился до наших дней10, а о первоначальном размере усадьбы можно судить хотя бы по тому, что на территории бывшего сада разместились и Курский вокзал, и площадь перед ним.
Семья А.В. Живаго была большая и дружная: пять братьев и три сестры. Средняя сестра, Леонила, тоже вышла замуж за немецкого врача, доктора Германа Детермана, который был близким другом и Александра Живаго, и Йозефа Швёрера. Эта история настолько поразила студента Льва Рабенека, одного из трех непосредственных свидетелей кончины Чехова, что впоследствии он подробно описал ее в своих воспоминаниях11. Возможно, именно А.В. Живаго познакомил младших сестер с их будущими мужьями: в 1890-х гг. в Московском университете они слушали лекции известного врача-гигиениста Фёдора Эрисмана12.
Обе семьи обосновались в Сен-Блазьене, где у доктора Детермана также была практика в местной клинике. В 1900 году доктор Швёрер получил должность лейбмедика при дворе Великого герцога Баденского Фридриха I и титул Придворного Советника (Hofrat). Семья переехала в Баденвейлер. В числе его пациентов были и преемники Фридриха I — Великий герцог Баденский Фридрих II и его жена Хильда Шарлотта Вильгельмина Нассауская — последняя Великая герцогиня Баденская, прославившаяся как покровительница изобразительных искусств.
Старшая сестра Александра Живаго, Мария, тоже вышла замуж за немца — коммерсанта Франца Буша. Такие браки были очень популярны и в Германии, и в дореволюционной России — барышни из богатых купеческих семей получали прекрасное образование, говорили на нескольких европейских языках, приносили своему избраннику хорошее приданое, что делало их желанными невестами и позволяло занять достойное место в немецкой семье.
Семья доктора Швёрера принадлежала к высшему обществу, а благодаря доходам, регулярно поступавшим из России, могла себе позволить жить на широкую ногу и держать открытый дом. Елизавета Швёрер часто сопровождала герцогиню на прогулках в парке. Живаго отмечает в своем дневнике, что 13 июля (н. ст.) 1907 года в Курпарке в Баденвейлере Елизавета Швёрер представила его высокородной семье наследного принца13. В книге для посетителей несколько раз расписалась императрица Августа-Виктория, жена императора Вильгельма II, которая также была пациенткой доктора Швёрера во время визитов в Баденвейлер.
Доктор Швёрер вел обширную врачебную практику: он был хорошо известен за пределами Германии; регулярно навещал своих пациентов по ту сторону Ла-Манша, ежегодно сопровождая их в Египет; в его консультациях нуждались даже в Японии14. Неудивительно, что доктор Таубе, относившийся с уважением к европейской знаменитости, направляет Чехова именно к доктору Швёреру: «21 июня (4 июля) 1904 г., Баденвейлер. <...> Доктор Швёрер, который меня лечит, т. е. делает визиты, оказывается, служит божком для нашего Таубе; что он прописывает, то прописывает и Таубе, так что лечение мое мало чем отличается от московского...» (П., 12, 128).
Дом на Фридрихштрассе, 6, построенный для доктора Швёрера в 1901—1902 гг. Карлом Мозером, одним из самых модных архитекторов Югендстиля, сегодня зарегистрирован как памятник истории культуры и охраняется государством. В этом доме Ольга Леонардовна провела несколько ночей после смерти Чехова. К сожалению, во время Второй мировой войны дом был сильно перестроен — приспособлен под военный госпиталь, так что о его уникальных интерьерах, также выполненных по эскизам Мозера, мы можем судить только по снимкам из фотоархива Живаго (Ил. 6).
В 1900-х годах для приема многочисленных гостей из Москвы Швёреры приобрели соседнюю виллу, названную по имени дочери «Вилла Вера». Родные и двоюродные братья Александра Живаго, его свояченица с дочерьми, близкие друзья и коллеги, почти каждое лето навещали своих немецких родственников в Баденвейлере и в Сен-Блазьене. Зимой же немецкие родственники вместе с детьми приезжали в Москву, где к их услугам были разнообразные светские развлечения — мужчины увлекались зимней охотой, а дамы посещали театры. Визуальные свидетельства сцен охоты хранятся в Баденвейлере у Матиаса Швёрера и являются яркой иллюстрацией к воспоминаниям Рабенека.
Несколько снимков из фотоархива А.В. Живаго, сделанных в 1900 г., запечатлели термы «Мармобад» (Ил. 7), устроенные на месте известного с античных времен термального источника. Здание терм расширили в 1906 году, пристроив к правому крылу дополнительный корпус, о чем имеется памятная надпись над центральным портиком. При этом здание почты, находящееся в торце корпуса, перенесли на его нынешнее место.
Фотография 1900 года сохранила для нас первоначальный облик терм «чеховского» времени, которые он мог наблюдать с балкона своей комнаты в отеле «Зоммер». На снимке не видно здания почты, описанной Ольгой Леонардовной15 — оно находилось в торце здания и не попало в кадр.
Напротив дома, на пересечении Фридрихштрассе с улицей Хебельвег, находится маленькая католическая часовня Мариенкапелла, в которой отпевали Антона Павловича. По словам Верены Майер (Германия, Майнц), внучки Йозефа и Елизаветы Швёрер, Елизавета очень дорожила находящимися в доме православными иконами, когда-то привезенными из России, и вспоминала, какую они сослужили службу при отпевании Антона Павловича. Об этом пишет и Ольга Книппер-Чехова: «...Утром супруга доктора Швёрера вместе со мной превратила католическую часовню в православную, устроили аналой, поставили наши иконы. Приехал священник из Карлсруэ — отслужил первую панихиду...»16. Елизавета, по свидетельству Верены, незадолго до своей смерти в 1965 году передала эти иконы в церковь Преображения Господня в Баден-Бадене. Однако все наши попытки разыскать следы этих реликвий закончились неудачей — слишком много потрясений пришлось пережить приходу за последнее столетие.
До самой своей смерти в 1943 г. доктор Швёрер хранил память о русском писателе. В архиве Матиаса Швёрера бережно хранится фотография памятника А.П. Чехову, установленного в Баденвейлере в 1908 г. Приверженность к русской культуре и русскому образу жизни проявилась во всем: от предметов домашнего обихода и русской кухни до русской зимней охоты. Старшие дети Швёреров, Вера и Герт, свободно говорили по-русски. Впоследствии Вера несколько раз посещала Москву и даже, в качестве гида-переводчика, сопровождала федерального канцлера ФРГ Конрада Аденауэра во время его исторического визита в Москву в 1955 году для подписания договора об установлении дипломатических отношений между СССР и ФРГ.
Естественно, что материалы из архивов А.В. Живаго и семьи доктора Швёрера представляют огромный интерес не только тем, что освещают последний период жизни писателя с ранее неизвестной нам стороны. Полученные данные существенно меняют просопографию Антона Павловича, расширяя и обогащая наши представления о круге близких к нему современников.
Ил. 1. Германия, Баденвейлер. Вид на городок с Замковой горы: слева виден отель «Рёмербад», в котором в июне 1904 останавливались Антон Павлович и Ольга Леонардовна. Правее — вилла фрау Йонер, хозяйки гостиницы «Рёмербад», справа от нее — «Вилла Вера», принадлежавшая д-ру Швёреру и дом Швёреров. За ним — часовня, в которой отпевали Чехова. Фото А.В. Живаго. 1907
Ил. 2. Германия. Баденвейлер. Курпарк, в котором часто гулял Чехов. На заднем плане — руины замка. Фото А.В. Живаго. 1907
Ил. 3. Германия. Баденвейлер. Лебединый пруд в Курпарке. Возможно, это те самые лебеди, которыми любовался Антон Павлович Чехов и которых он упоминает в письмах. Фото А.В. Живаго. 1907
Ил. 4. Германия, Баденвейлер. Семья д-ра Швёрера на фоне арендуемого ими дома по улице Кайзерштрассе (сегодня Эрнст-Айзенлорштрассе, 3). Справа налево: д-р Йозеф и Елизавета Швёреры, их дочь Вера, прислуга. Фото А.В. Живаго. 1901
Ил. 5. Германия. Баденвейлер. А.В. Живаго в кабинете д-ра Швёрера. В этом кабинете доктор принимал своих пациентов, в числе которых в начале 1930-х годов были К.С. Станиславский и артисты Художественного театра В.И. Качалов и Л.М. Леонидов. Фото Ф.Н. Щербачёва. 1907
Ил. 6. Германия. Баденвейлер. А.В. Живаго в гостиной дома Швёреров. Фото А.В. Живаго. 1907
Ил. 7. Германия. Баденвейлер. Термы «Мармобад». Последние дни А.П. Чехова прошли в отеле «Sommer». Балкон его комнаты выходил прямо на термы «Мармобад», устроенные на месте известного с античных времен термального источника. Здание терм расширили в 1906 году. Фотография 1900 года сохранила для нас первоначальный облик терм чеховского времени. Фото Ф.Н. Щербачёва. 1900
Примечания
1. См. запись от 12 февраля 1919 года (н. ст.): «...Поел хлеба при свете огарка и, так как в моей комнате t° ниже нуля, поспешил в ледяную постель. <...> Пишешь свои работы и дрожишь в шубейке, руки синие, плохо слушаются, а на глазах совсем нередко слезы...» (Архив ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 100. Дневник № 17. Л. 2 об. — 3); запись от 20 февраля 1919 года: «В больнице я уже не служил, сильно ослаб и исхудал (ноги плохо слушались, и это в 59-летнем возрасте!), денег не было, жил на продажу кое-чего из вещей, скудно питаясь» (Там же. Л. 4).
2. Тридцать тетрадей с 1874 по 1837 гг. хранятся в ГЦТМ им. А.А. Бахрушина (Архив ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 100). В них приводится перечисление зрелищ, которые посещал Живаго: название театра, название спектакля, дата, действующие лица и исполнители, авторы пьес и музыки, дирижеры, декораторы. Краткие рецензии на увиденное.
3. См.: Архив ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 100. Дневник № 7. Л. 101.
4. А.В. Живаго — врач, коллекционер, ученый / Сост.: Николай Живаго, Пётр Горшунов; ред. Вадим Гельман. М.: АО «Экос», 1998. С. 78.
5. Архив ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 100. Дневник № 6. Л. 75.
6. Первоначально было 32 тетради, но две пропали бесследно.
7. А.В. Живаго — врач, коллекционер, ученый / Сост.: Николай Живаго, Пётр Горшунов; ред. Вадим Гельман. М.: АО «Экос», 1998.
8. Отдел рукописей ГМИИ им. А.С. Пушкина, Архив ЦГТМ им. А.А. Бахрушина, Городской архив Баденвейлера (Германия).
9. Мать Матиаса и невестка доктора Швёрера, доктор Хильда Швёрер, передала в конце 1970-х годов музею-заповеднику «Мелихово» ксерокопии материалов по истории болезни А.П. Чехова. См.: Авдеев Ю. Архив из Баденвейлера // «Литературная газета». 1979. № 28. 11 июля.
10. Проскуровская Ю. Особняк с колоннами у Курского вокзала // Архитектура и строительство Москвы. № 5. 1988. С. 25.
11. Рабенек Л.Л. Последние минуты Чехова // Возрожденіе — La Renaissance. Paris, тетрадь 84, декабрь 1958. С. 31—32.
12. Фёдор Эрисман — врач швейцарского происхождения, основоположник русской социальной гигиены. С 1882 года — профессор кафедры гигиены на медицинском факультете Московского университета, преобразованной в 1890 г. в гигиенический институт (с 1927 года — Московский НИИ гигиены им. Ф.Ф. Эрисмана).
13. Архив ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 100. Тетрадь 8. С. 33.
14. См.: Письмо Елизаветы Швёрер к А.В. Живаго. ОР ГМИИ. Ф. 20. Оп. III. Ед. хр. 125.
15. Книппер-Чехова О.Л. Воспоминания, статьи и переписка: В 2 т. М.: Искусство, 1972. Т. 1. С. 64.
16. Книппер-Чехова О.Л. Указ. соч. С. 67.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |