««Оренбургский край» — газета литературно-политическая и экономическая. Периодичность: 3 раза в неделю. Редактор-издатель Н.А. Баратынский. Первый номер вышел 11 октября 1892 года. В 1895 году газета прекратила свое существование», — за этими скупыми строчками Библиографии русской периодической печати (1703—1900), выпущенной в 1915 году, скрывается интересная история общения А.П. Чехова и В.Л. Кигна-Дедлова, публиковавшего в разделе «Беседы о литературе» газеты «Неделя» свои заметки под псевдонимом «1».
Именно за этой подписью в мае 1891 года в литературном приложении к газете «Неделя» появилась статья В.Л. Кигна «А.П. Чехов». В ней он давал обзор творчества Чехова, анализировал рассказы «Скучная история» и «На пути»: «Г-н Чехов — начинающий писатель, и что из него выйдет со временем, предсказывать нельзя. Начало, конечно, блестящее, но венчает писательское дело не конец, а середина деятельности <...> Четверть века пришлось ждать, пока появился человек, решивший смотреть на вещи прямо и говорить то, что думает, о том, что видит <...> Г-н Чехов — крупное явление в русской беллетристике и вполне достоин внимания наших аристархов»1. Говоря о талантливости Чехова, Дедлов выбирает путь простого «указания на существенную черту таланта г. Чехова»: сравнивая его «манеру писать, способ изображения человека, приемы, с помощью которых беллетристы проникают в человеческую душу», он говорит о двух типах психологизма — гоголевском и толстовском, подразумевая под первым сценические монологи («внешняя манера»), под другим — «препарирование души». У Чехова, по мнению критика, — «своя дорога», которая заключается в том, чтобы, с одной стороны, «освободиться от подавляющего влияния писателя такой силы, как Толстой», а с другой — развившись, «несомненно, на почве произведений Гоголя, Толстого и промежуточных талантов», «идти по своей дороге. Может случиться, что на этой дороге писатель не найдет ничего крупного, но зато он не станет повторять уже сказанное. Что ждет его на неизвестном пути, — нельзя сказать; это расскажет он сам, если ему будет сопутствовать удача, которая нужна, пожалуй, не меньше таланта». Главное достоинство чеховских произведений Дедлов видит в том, что они — «настоящие русские: русские люди, русская психология, русская действительность»2.
Свои первые отзывы о творчестве Чехова Дедлов опубликовал еще в 1888 году. Делая обзор современной беллетристики за 1887 год, В. Дедлов размышлял о роли русской литературы на Западе, отмечая тот факт, что Запад в лучшем случае знает Толстого, Тургенева, Гончарова, Достоевского, Пушкина и Лермонтова и, «главным образом, русский роман»3. Большинства этих художников уже нет в живых, — продолжает критик, — «поэтому как ни высоко ценим мы их, но вменить их в заслугу последнего времени, нашему поколению мы не можем». «<...> А между тем это время и это поколение всего сильнее привлекает внимание как <...> наше настоящее. Что же представляет собою литература настоящего времени и чего мы можем ожидать от нее в ближайшем будущем?»4 Ставя вопрос о том, есть ли в этом «настоящие» таланты, Дедлов на первое место выдвигает Чехова: «<...> Возьмем, например, наиболее молодого из наших беллетристов — г. Чехова. Свобода творчества, правда изображений, определенность и ясность образа, поэтичность тона и, наконец, умелое трактование иногда весьма сложных сюжетов — все это изобличает в нем далеко не маленький талант»5.
Известно, что критиков Чехов не жаловал: «Когда я читаю критику, то прихожу в некоторый ужас: неужели на земном шаре так мало умных людей, что даже критики писать некому? Удивительно все глупо, мелко и лично до пошлости... Мне даже начинает временами казаться, что критики у нас оттого нет, что она не нужна, как не нужна беллетристика (современная, конечно)» (П., 3, 187). В ноябре 1888 года он писал А.С. Суворину: «Нынешним горячим головам хочется обнять научно необъятное, хочется найти физические законы творчества, уловить общий закон и формулы, по которым художник, чувствуя их инстинктивно, творит музыкальные пьесы, пейзажи, романы и пр. Формулы эти в природе, вероятно, существуют. <...> Физиология творчества, вероятно, существует в природе, но мечты о ней следует оборвать в самом начале. Если критики станут на научную почву, то добра от этого не будет» (II., 3, 53—54).
Раз и навсегда определив свое отношение к критикам, Чехов, пожалуй, сделал исключение в отношении автора, подписывающегося псевдонимом «1», и на вопрос редактора «Нового времени» А.С. Суворина, кто скрывается за этой подписью, отвечал: «Единицею подписывается Дедлов-Кигн, беллетрист и интересный путешественник, которого я знаю понаслышке, но не читал» (П., 4, 226). Дедлов отличался от большинства критиков уже хотя бы тем, что не требовал от Чехова романа: «Его простые психологические рассказики должны были быть очень художественными, чтобы пробить дорогу на страницы если не тенденциозных, то делающих тенденциозный вид газет и журналов. Чехову удалось завоевать себе свободу»6. Тенденциозностью современной русской критики Дедлов объяснял также и ее упреки Чехову в обилии «серого цвета»: «<...> в беллетристике допускались только две краски: черная и белая, и горе было тому беллетристу, который выкрасил бы своих героев в серый цвет»7. Свобода Чехова в том, считает Дедлов, что он «не только не подчинился обстоятельствам, но еще сумел более или менее подчинить их себе... Чехов — оригинальное дарование. Оригинальны и выбор его сюжетов, и постройка его рассказов и рассказиков, и отношение его к героям. И его настроение, и его манера. Оригинально, ново, — это для непосредственного художественного чутья ясно как день; но уловить эту новинку может только критик такой же силы, как и разбираемый им художник (выделено мной. — О.С.). Таких критиков у нас или нет, или они не хотят писать о г. Чехове, потому что об этом писателе я не читал ни одной статьи, которая удовлетворительно разъяснила бы сущность его литературной физиономии»8. Далее шел профессиональный разбор таких рассказов Чехова, как «Скучная история», «На пути», «Верочка», «Припадок», «Святою ночью» и др.
В апрельском номере петербургского журнала «Север» за 1892 год был помещен портрет Чехова и статья, уже подписанная буквой Д. Статья резко отличалась по тону от общепринятых и, конечно, не могла не быть замечена Чеховым. Едва ли не впервые Чехов был назван «мыслителем», тогда как для большинства своих современников он был прежде всего бытописателем, подробным, кропотливым и чрезвычайно точным. Даже такие известные критики, как Д.Н. Овсянико-Куликовский в «Этюдах о творчестве Чехова», писали о том, что «нельзя изучать нашу жизнь во всей ее полноте и во всем разнообразии ее часто противоречивых черт; <...> можно лишь изучать «унылую скорбь», внушаемую созерцанием современной жизни и исследованием души современного человека»9.
Дедлов в противовес общепринятым оценкам назвал Чехова «бодрым художником»: «Читая его произведения, мы выносим впечатление творческой свежести и бодрости <...> Та «нейрастения», болезненная нервность, которою отличается современное поколение и которая коснулась и писателей, по-видимому, не отразилась на Чехове». Формировался он как художник в неблагоприятных условиях — ими Дедлов называет господство писателей, чья «манера, приемы стали идеалом беллетристического рода литературы и авторитетными образцами творчества. Нельзя было не подчиниться им; подчиниться же значило подражать. — Чехов избежал подражания и вырабатывает собственную манеру. Сохранив за собою свободу творчества и освободив свою мысль от пут направленства, Чехов уже теперь дал нам много прекрасного и много умного. Полный расцвет его таланта еще впереди»10.
Чехов сразу же откликнулся на эту публикацию, написав редактору журнала В.А. Тихонову: «За изображение внешнего вида моей наружности приношу Вам мою благодарность. Портрет, говорят, очень удачен, а статья Дедлова (ведь это его статья?) приписывает мне достоинства, каких я никогда не имел и иметь не буду» (П., 5, 56).
Владимир Людвигович Кигн-Дедлов к этому времени уже находился на службе в Оренбурге в должности чиновника по особым поручениям от Министерства внутренних дел. В Оренбурге он должен был заниматься делами переселенцев. Свои впечатления от работы в Оренбурге он изложил в блестящей форме очерков «Переселенцы и новые места» (1894). Главной задачей Кигна было регистрировать проходящих переселенцев, выдавать им пособия на «путевые надобности» и давать маршруты в те места, куда переселенцы едут. В его обязанности входило содействовать переселенцам в получении паспортов, оформлять документы на аренду «казенных, частных и инородческих земель, при взыскании долгов. Оставшихся на стороне и проч.»11. Через Оренбург проходило до 15 тысяч переселенцев, через Тюмень в 1893 году прошло около 100 тысяч12. Одновременно он помогал своему приятелю Н.А. Баратынскому выпускать газету «Оренбургский край», первый номер которой вышел 11 октября 1892 года. А уже 20 октября Кигн-Дедлов решился написать Антону Павловичу Чехову лично: «Позволяю себе обратиться к Вам с большой просьбой. В Оренбурге, где я нахожусь на службе, мой приятель, опытный адвокат Баратынский, несмотря на мои уговоры не делать этого, предпринял издание газеты «Оренбургский край». Желая помочь ему в качестве почитателя Вашего таланта, неизвестного в диком Оренбурге до такой степени, что Ваш «Иванов» прошел, к моему негодованию, при почти пустой театральной зале, я очень прошу Вас позволить перепечатать в «Оренбургском крае», в январе, Вашу чудесную «Попрыгунью». Вреда Вам, как издателю Ваших сочинений, перепечатка причинить не может (надо принять во внимание и это житейское соображение), ибо «Оренбургский край» рассчитывает иметь не более 5, 6 сотен подписчиков. Быть же Вам полезным, как талантливому писателю, газета рассчитывает, — хотя, к сожалению, в том же небольшом кругу абонентов. Прибавляю, что «Попрыгунья» будет служить иллюстрацией к статье о Вас. Пишу Вам по просьбе редактора «Оренбургского края», а от себя, пользуясь случаем, позволю пожелать Вам идти в искусстве впереди так же быстро и счастливо, как Вы идете до сих пор, и к сорока годам стать для всех несомненной гордостью художественной литературы. Прошу верить искренности вашего покорного слуги... Адрес мой: Оренбург. Переселенческая контора»13.
Чеховская «Попрыгунья» накануне была опубликована в № 6 за 1892 год в журнале «Север». В этом же номере вышла статья под названием «Провинция» о голоде в Оренбурге «от собственного корреспондента» под инициалами «А.Б.». За ними скрывался все тот же Кигн-Дедлов, взявший себе для публикаций в «Оренбургском крае» псевдоним Переселенец. Чехов сразу же ответил Дедлову в Оренбург: ««Попрыгунью» отдаю в Ваше полное распоряжение. В.А. Тихонов вчера говорил мне, что в декабре Вы будете в Петербурге. Я был бы очень рад повидаться с Вами. Странно, что мы с Вами до сих пор еще не знакомы, хотя давно уже работаем на одном поприще и имеем общих друзей и приятелей. И странно, что я до сих пор еще не имел случая поблагодарить Вас лично за то внимание, какое Вы мне так часто и, говоря по совести, так незаслуженно оказываете» (П., 5, 129).
Встреча и знакомство Кигна-Дедлова с Чеховым состоялись в декабре 1892 года в Петербурге, куда оба приехали по своим делам. В записной книжке Чехова сохранились два адреса: «Дедлов. Троицкая 9, до 12 ч.» и «Фонтанка 116, 29. В.Л. Кигн» (С. 17. С. 108). Однако в 17-м томе Полного собрания сочинений и писем Чехова комментаторы настаивают на том, что Чехов мог познакомиться с Дедловым только 5 января 1893 года в доме В.А. Тихонова (С., 17, 329). Основанием для такого утверждения комментаторам представляется то обстоятельство, что адрес, указанный в записной книжке Чехова, — «Троицкая 9» — адрес редакции «Северного вестника», где Чехов действительно был именно 5 января14. Судя же по опубликованному в том же «Оренбургском крае» (№ 6 от 5 января 1893 г.) фельетону «Литературный юбилей», где речь шла о праздновании 25 декабря 1892 года 25-летия творческой деятельности редактора петербургской газеты «Неделя» Павла Александровича Гайдебурова, первая встреча Чехова и Кигна-Дедлова произошла именно здесь: «<...> Юбиляру был поднесен изящно разрисованный текст адреса и альбом с портретами сотрудников: 1) Л. Толстой, 2) Н. Лесков, 3) Г. Успенский, 4) А. Чехов».
Накануне Татьянина дня Чехов пригласил Дедлова отобедать вместе с ним и другими писателями в ресторане «Малый Ярославец». Публика собралась известная: А.С. Суворин, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Д.В. Григорович, К.С. Баранцевич, П.П. Гнедич, редактор журнала «Нива» князь М.Н. Волконский, В.И. Немирович-Данченко и другие — всего тридцать человек. Судя по воспоминаниям редактора «Севера» В.А. Тихонова, инициатива таких обедов принадлежала именно Чехову, старавшемуся «соединиться вместе» с другими беллетристами, иначе «поодиночке переклюют всех»15.
В Отделе рукописей Государственной национальной библиотеки в Санкт-Петербурге, в фонде № 494 «Д.Л. Мордовцев» хранится «Альбом обеденных благоглупостей российских беллетристов», где на первой странице в углу написано: «1-й обед состоялся 12 января 1893 года в ресторане «Малый Ярославец» — по приглашению Антона Павловича Чехова, И.И. Ясинского, С.Н. Терпигорева». Чуть ниже — автограф Чехова16. Позднее «обеды беллетристов» переместились в ресторан Донона у Певческого моста. Судя по заполненным шутливыми заметками и иллюстрированным известными художниками страницам альбома, «обеды», продолжавшиеся вплоть до 27 января 1901 года, постоянно собирали большое количество популярных русских беллетристов, в числе которых постоянными посетителями были С.Н. Сыромятников (Сигма), А.А. Коринфский, В.Л. Кигн-Дедлов, В.П. Билибин, Д.Л. Мордовцев, В.С. Лихачев, И.Ф. Горбунов, П.П. Гнедич и др. Судя по списку присутствующих, который постоянно вел Мордовцев, Чехов неоднократно посещал их в дни своих визитов в Петербург. Свои обеды беллетристы впоследствии прозвали «Арзамасом» в честь литературного кружка, существовавшего в 1815—1818 годах. В «Новостях дня» от 19 января 1894 года (№ 3805) сообщалось: «Литературное общество «Арзамас» возродилось из пыли шести десятилетий. Ежемесячные обеды беллетристов получают отныне название обедов «Арзамаса»». Чехов писал Суворину по этому поводу следующее: «Беллетристы напрасно назвали свои ежемесячные обеды «Арзамасом». Это фальшиво» (П., 5, 265)17.
Своими впечатлениями о первом «обеде беллетристов», на котором присутствовал А.П. Чехов, В.Л. Кигн-Дедлов поделился с оренбуржцами в очерке «Иван Федорович Горбунов на обеде беллетристов» (И.Ф. Горбунов — популярный московский рассказчик, завсегдатай подобных мероприятий).
Этот очерк, опубликованный в № 16 от 31 января 1893 года в газете «Оренбургский край», по праву можно считать первым мемуаром о Чехове. Портрет писателя схвачен Дедловым довольно точно: «Чехов, стройный, высокий молодой человек, с вдумчивыми большими глазами, которые время от времени при улыбке вдруг зажигались доброй, юношеской радостной веселостью». А уже в №№ 27—33 газеты, начиная с февраля, был опубликован обещанный рассказ Чехова «Попрыгунья» с вступительным словом Дедлова о жизни и творчестве писателя: «Приступая к печатанью рассказа Чехова «Попрыгунья», считаем необходимым высказать, что г. Чехов — восходящая звезда русской беллетристики и самый выдающийся из современных молодых писателей. Едва ли не один он возвышается до настоящего мастерства, до понимания своего времени и до создания типов нашей эпохи, когда в жизнь вступили пореформенные люди <...>. «Попрыгунья» познакомит читателей с талантом автора лучше всяких разъяснений. Рассказ перепечатывается из «Севера» с разрешения автора»18. Так «дикий Оренбург» познакомился с творчеством Чехова, а Чехов, в свою очередь, стал получать газету «Оренбургский край», регулярно посылаемую ему редактором Н.А. Баратынским.
В 1898 году писатели встретились в Ялте — в архиве Чехова сохранилась записка Кигна о посещении дома Бушева («X. 98. А.П. Чехову. Дача Бушева. Не забудьте взглянуть на Гиппиуса. Всего лучшего»), где в то время останавливался Чехов. Еще через несколько лет в ответ на жалобы больного Чехова на приближающуюся старость Кигн-Дедлов напишет ему слова поддержки и любви: «Многоуважаемый Антон Павлович, опытные люди утверждают, что старости нет, старость выдумала глупая молодежь. И Вам и подавно нечего стареть: Вы большое дарование, которое долго не поддается старости <...> Все у вас прежнее, — и отличный русский язык, и техника, уверенная, сжатая и меткая, а что касается самого важного для крупного таланта — сметь быть правдивым, так это свойство у Вас растет»19.
Последнюю весточку В.Л. Кигн послал Чехову в январе 1902 года из-за границы, куда он отправился после многолетнего сидения в деревне. Это была небольшая журнальная статейка на французском языке о Чехове из журнала «La Semaine Littéraire» вместе с портретом Чехова. В ней говорилось о наделенном богатым воображением писателе, который наряду с Толстым и Горьким завоевал читательское воображение европейцев. На полях Кигн сделал надпись карандашом: «Случайно купил на жел. дор. Журнальчик малоизвестный и едва ли дошел бы до Вас. Посылаю для полноты коллекции, если таковую составляете. А заметка глупенькая. 28 декабря 1901. Женева. С Новым годом! В. Кигн (а с января: Довск Могилевской губернии)»20.
Сообщение о смерти Чехова в июле 1904 года потрясло Дедлова. Он написал в Некрологе для «Русского вестника»: «Смерть Чехова — утрата незаменимая, но сочинения, которые он оставил, такое же незаменимое приобретение нашей литературы. Чехов оригинален, — он говорит свое, чего до него не говорили, и говорит так, как до него никем сказано не было»21.
Примечания
1. Неделя. СПб., 1891. № 5. Стб. 196—219.
2. Дедлов В.Л. Беседы о литературе // Книжки «Недели». СПб., 1891. № 5. С. 215—217.
3. Неделя. СПб., 1888. № 1. Стб. 30.
4. Там же. Стб. 32.
5. Там же.
6. «1». <Дедлов>. Беседы о литературе. А.П. Чехов // Книжки «Недели». СПб., 1891. № 5. С. 199.
7. Там же.
8. «1». <Дедлов>. Беседы о литературе. А.П. Чехов // Книжки «Недели». СПб., 1891. № 5. С. 200.
9. Овсянико-Куликовский Д.Н. Собр. соч.: В 9 т. Т. 5. СПб., 1909. С. 123.
10. Север. СПб., 1892. № 14. Стб. 791—792.
11. Дедлов В. Переселенцы и новые места. М., 2008. С. 96.
12. Там же. С. 97.
13. ОР РГБ. Ф. 331. Он. 47. Ед. хр. 36.
14. Гитович Н.И. Летопись жизни и творчества А.П. Чехова. М., 1955. С. 334.
15. Тихонов В.А. Антон Павлович Чехов // Мир Божий. СПб., 1905. № 8.
16. ОР РНБ. Ф. 494. Оп. 1.
17. Об этих обедах остались воспоминания П.П. Гнедича, добросовестного хроникера своей эпохи, «Книга жизни» которого запечатлела многие черточки ушедшей эпохи: «Карикатуры в большинстве случаев рисовались под редакцией того же Мордовцева, или, как мы его называли, «дида Смердивцева». Рисовались они акварелью, во весь лист большого альбома, даровитым художником-скульптором Стеллецким и иногда разнообразились рисунками членов обеденного союза. С наиболее интересных акварелей сняты были коллекции фотографических снимков и, по всей вероятности, еще у многих хранятся <...> Был как-то изображен Лев Толстой в виде известной скульптурной фигуры «Нила», причем маленькие фигурки человечков, копошащихся вокруг него, были портреты участников обеда... Дам на этих обедах никогда не было, хотя Вас.Ив. Немирович-Данченко аккуратно каждый обед, со свойственным ему юмором, требовал приглашения на следующий раз дам, и когда вопрос провалился, просил занести его отдельное мнение в протокол заседания. Это дало повод к появлению в альбоме такой карикатуры. Среди озера изображена была круглая башня, из бойницы которой торчали отточенные перья. Дверь была заперта наглухо; наверху на площадке, между зубцов, пировали под знаменем «Донон» беллетристы, а на берегу горько плакали беллетристки и поэтессы, тщетно молящие о пропуске; но на башне значилось «Для мужчин» (Гнедич П.П. Книга жизни. Л., 1929. С. 193—194). На большинстве карикатур изображен и Чехов. — О.С.
18. Оренбургский край. 1893. № 27. 28 фев.
19. ОР РГБ. Ф. 331. Он. 47. Ед. хр. 36.
20. Там же.
21. Русский вестник. М., 1904. № 9. С. 86—91.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |