Если на Якиманке не осталось ничего, кроме церкви Иоанна Воина, праздничным звоном которой восхищался писатель, то бывшая Большая Калужская улица все же не исчезла. В стороне от шумного течения Ленинского проспекта живут крохотные островки — дворец в Нескучном саду, Голицынская и Градские больницы. Редкая книга по архитектуре не описывает подробно эти красивые здания, ставшие символом окрестностей старых Калужских ворот1.
Но есть и основательно подзабытый дом Мещанского училища (современный адрес — Ленинский проспект, дом № 6). И уж тем более не пишут, что в нем с 1881 г. часто бывал Чехов. Слишком уж неприметны корпуса современного Горного института. Если приглядеться к фасадам и полуциркульным окнам, то возраст боковых строений еще угадывается. Но куда хуже с главным домом: варварски изуродованный в 1947—1950 гг., он отодвинут от начала XIX столетия навсегда. Увы — только белокаменное основание да старая кирпичная кладка напоминают о том, что он был трехэтажным красавцем с колоннадою и куполом домовой церкви Александра Невского...
Боковые собратья его младше (построены в 1860-х годах.) и прежде, будучи на этаж ниже, соединялись с ним галереями, чье подобие сохранилось и теперь. Флигели поставило московское купеческое общество, которое открыло училище для бедных мещан и богадельню.
В 1881 г. в училище перешел из Лефортова Дюковский, получив должность главного надзирателя, казенные стол и квартиру. «Братья Чеховы стали бывать у него (...), и квартира его превратилась в студию моего брата Николая», — вспоминал М.П. Чехов. Дружба продолжалась, и Михаил Михайлович много помогал братьям. Всякий раз, когда Николай затевал большую картину, Дюковский приглашал его к себе. В комнате появлялись полотна на мольбертах. Так, «Гулянье первого мая в Сокольниках» (1882) и «Въезд Мессалины в Рим» (1883) были начаты на Большой Калужской. Первую работу купил К.Т. Солдатенков, причем на первом плане картины в образе молодого человека с цветами в руках изображен Дюковский...
Но, пожалуй, с января 1884 г. Чехов наведывался в здание у Калужских ворот особенно часто: в Москву перевелся его брат, Иван Павлович. Служил он в училище преподавателем младших классов и жил там же.
Эти визиты давали немало сюжетного материала. Так, в октябре 1884 г. в «Осколках» Чехов с возмущением писал о чудовищной антисанитарии Мещанской богадельни (правый корпус), где «...благодетельствуемые люди задыхаются от вони, заражают друг друга болезнями, спят на кроватях по двое, едят вонючую дрянь»! (С., 16, 126).
Писал Антон Павлович и о самом училище в связи; с его 50-летним юбилеем, который отмечался 18 апреля 1885 г. «Кого возили в Титы или городскую больницу, — начинал обозрение Чехов, — тот, конечно, помнит здоровеннейший трехэтажный домище по правую руку с вывеской «Богадельня и Мещанские училища», и тому, наверное, встречались на пути вереницы ученических-пар, солидно прогуливаемых надзирателями...» (С., 16, 164)2.
Но были еще и встречи в училищном саду. В прудах водилось много карасей, но пускали удить только своих. И.С. Шмелев, позднее — известный писатель, а тогда — мальчишка-гимназист, дружил с сыном училищного инспектора Сашей Веревкиным. Поэтому вместе с другим своим другом Женькой Пиуновским ходил в Мещанский сад без всяких препятствий. Именно там в начале июня 1885 г. мальчики и встретились с Чеховым.
Имелось у друзей свое место с прикормкой, но в то утро оно оказалось занято: удили училищный надзиратель «Кривоносый» и высокий, голенастый незнакомец в чесучовом пиджаке и соломенной шляпе. Карасей он таскал из воды мастерски. Шмелев так вспоминал о Чехове: «...Что-то на нас прищурился и говорит Кривоносому (...) с усмешкой: «Мещане караси у вас, сразу видно!» А Кривоносый спрашивает почтительно: «Это в каком же смысле... в мещанском пруду-с?» А тот смеется, приятно так: «Благородный карась любит ловиться в мае, когда черемуха... А эти, видно, Аксакова не читали».
Казалось, конфликт между мальчиками и нежданными конкурентами был неминуем, тем более, что клевало отменно. Победила вежливость и доброжелательность Антона Павловича. Он совершенно покорил гимназистов своей простотой и серьезной манерой разговора. Мальчики тогда много читали о приключениях, в саду они строили вигвамы и играли в индейцев и эскимосов. Рыбу они сушили и толкли в муку — пеммикан. Друзьям даже не пришлось объяснять Чехову, что это такое. Взаимопонимание возникло сразу же. «Да, — говорит, — понимаю ваше положение, — писал мемуарист. — Вот что. Мне в Кусково надо, карасей мне куда же... Возьмите для пеммикана». Предложение оказалось весьма своевременным: из-за поднятого мальчиками шума клевать перестало.
Торжественно заключили мир. Чехов шутил и называл мальчиков «братьями краснокожими». Они же окрестили его «бледнолицым братом» и, растрогавшись, подарили ему особый поплавок — дикобразово перо. «Незнакомец взял дикобразово перо, — вспоминал Шмелев, — прижал к жилету, сказал по-индейски — «попокатепетль!», что значит «великое сердце», и положил в боковой карман, где сердце».
Потом уже мальчики узнали, что это был брат учителя Чехова, что он был в гостях, что пишет в «Будильнике» «про смешное».
Примечательно то, что герои чеховского рассказа «Мальчики», написанного позднее (1887), гимназисты Володя и Чечевицын, собрались бежать в Америку, начитавшись книг про индейцев. «Монтигомо Ястребиный коготь», — так гордо величает себя Чечевицын. Володю он называет иначе — «Бледнолицый брат мой». Трогательная тяга детей к приключениям и путешествиям кончается благополучно.
Шмелеву довелось видеться с Чеховым еще не раз, например в Замоскворечье, где жили они оба. Но наиболее значима встреча в училище, случившаяся зимой 1885 г., очевидно, в ноябре—декабре. Веревкин-младший по случаю праздника позвал своих приятелей — Шмелева и Пиуновского, полакомиться горячими училищными пирогами. Взяв по пирогу, мальчики отправились по коридорам на поиски библиотекаря. Они нашли его в наздзирательской (главный корпус), но задержались, застав там целое представление. «За столиком у окна, — вспоминал Шмелев, — сидят надзиратели без сюртуков и... наш «бледнолицый брат»! — брат надзирателя Чехова».
Один из надзирателей, «Кривоносый», мастерски показывал голоса разных птиц. «Писатель Чехонте сидит в пиджаке, — продолжал мемуарист, — слушает Кривоносого и тоже ест пирог с кашей, стряхивая с брюк крошки. Кривоносый начинает скрипеть и трещать скворцом — ну прямо живым скворцом! Писатель даже в ладоши хлопает и говорит приятным таким баском: браво, бра-виссимо! А можете жаворонком? — спрашивает...»
Многое еще услышали они. Обратим внимание на одно из звукоподражаний надзирателя: «...Весенний вечер, пруд засыпает, камыши спят... И вот, — продолжает Кривоносый, выпивая предложенную ему рюмочку, — и вот камышовка, бесхвостая птичка, во всем мире теперь одна, бессонная... спрашивает другую, на другом конце озера: «Ты-тита-видел? Ты-тита-видел?» А та, в том же тоне отвествует: «Видел-видел-видел... пить-пить-пить!» И по сему поводу все выпивают и закусывают пирогами с кашей».
Мальчики отправились в библиотеку, где с удовольствием принялись рыться в книгах. Вскоре пришел и Антон Павлович с братом Иваном, тоже за книгами3. Чехов, разумеется, узнал гимназистов и по-прежнему называл их «братьями краснокожими». Разговорились. И рассказал Антон Павлович, как мальчиком еще, в Таганроге, «в неделю по аршину читал», то есть читал с края полки все подряд по вине ленивого библиотекаря. «И он ласково посмеялся, глядя на нас с прищуром, — писал мемуарист. — Мне опять понравилось добродушное его лицо, такое открытое, простое, как у нашего Макарки из бань, только волосы были не ежом, а волнисто зачесаны назад, как у отца дьякона».
Чехов устроил мальчикам настоящий экзамен, шутливо выясняя, что читали они у Г. Эмара, Ж. Верна, Ф. Купера. Интересовался и «общим чтением» ребят, оставшись очень доволен результатами. «Он еще пошутил, набрал книг и пожелал нам с Женькой прочесть все книги, какие имеются на свете, — заключал Шмелев. — Я почувствовал себя так, словно я выдержал экзамен. И было грустно, что кончилось...»
Некоторые детали той училищной встречи осели в маленькой записной книжке Антона Павловича. Так, в зрелом рассказе «Агафья» (1886) есть, например, такое описание: «Все замирало в первом, глубоком сне, лишь какая-то неизвестная мне ночная птица протяжно и лениво произносила в роще длинный членораздельный звук, похожий на фразу: «Ты Ни-ки-ту видел?», и тотчас же отвечала сама себе: «Видел! Видел! Видел!»» (С., 5,27).
А Дюковский так и оставался другом Чеховых, с которым они, по выражению Михаила Павловича, «не прерывали знакомства до самой гробовой доски...»
Мещанское училище. Фото автора
Примечания
1. Ныне — Октябрьская площадь.
2. Здания 1-й Градской (Ленинский проспект, дом № 8) и 2-й Градской больниц (дом № 10) целы и сейчас. Городской арестный дом — «Титы», примыкал когда-то ко 2-й Градской; сейчас он неузнаваем и стоит в начале одноименного проезда, ведущего к реке.
3. Таким образом, с 1-го этажа (правая часть главного корпуса, ближе к его центральной части) они поднялись на второй.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |