Канава

Дома позапрошлого века — словно книга с окаменевшими страницами, которые уже не разъять. И только документы, подобны выпавшим бумажным закладкам, на которых еще начертано что-то — схемы владений, строки адрес-календарей и заметки очевидцев былых событий...

Вот, например, одно из них — свадьба И.А. Белоусова, портного и поэта-самоучки, хорошего знакомого Чехова. На ужин 10 февраля 1888 г. вместе с Антоном Павловичем приглашены были его братья Михаил и Иван, Н.Д. Телешов и В.А. Гиляровский. Гостей собралось не меньше ста, гуляли с настоящим купеческим размахом, с непрерывными танцами и весельем. А происходило все это, по словам М.П. Чехова, «у какого-то кухмистера под Канавой в Замоскворечье».

Точный адрес дома мы установили по ряду топографических примет, а также благодаря самому Белоусову, который неспроста выделял из наемных домов заведение «кондитера для балов и свадеб И.М. Кузина», очень любимое купцами за оформление и обслуживание. Находилось оно на углу набережной Водоотводного канала, или Канавы, и Знаменского переулка. К положению Белоусова-старшего, который имел в Зарядье собственное дело и дом, Кузин вполне подходил. Был, правда, еще наемный дом Оконишникова на Якиманке, но хуже, и от Канавы далековато.

К сожалению, владение Кузина снесли еще в двадцатых годах минувшего века (Озерковская набережная, дом № 42/2), но именно оно привело нас к другому адресу, связанному с белоусовской свадьбой. Так, Телешов вспоминал об окончании ужина (уже 11 февраля), когда Чехов позвал его с собой: «Скоро уж утро, — сказал он. — Гости разъезжаются. Пора и нам уходить. Мы вот с Гиляем надумали идти чай пить... в трактир. Хотите с нами? Скоро теперь трактиры откроются — для извозчиков...»

Канава — местность специфическая, застроенная невысокими каменными домами, низ которых много лет занимали лавки и магазины с широкими окнами и железными ставнями¹. Жили здесь купцы, мелкие торговцы, мастеровые да бывшие крестьяне на извозе, а потому спозаранку одни только еще просыпались, а другие ложились спать.

Чехов и его спутники наняли пару саней и поехали. И сравнительно скоро, близ Чугунного моста, нашли дешевый и грязный трактир для ночных извозчиков, только-только открывшийся. Посетители во фраках привлекли общее внимание — извозчики во все глаза смотрели на странных господ, похожих на закончивших работу официантов. «Это хорошо, — говорил Антон Павлович, — если будем хорошие книги писать, так в хороших ресторанах еще насидимся. А по нашим заслугам и здесь очень великолепно», — вспоминал Телешов.

Чехова, чрезвычайно любившего шутки и импровизации, обстановка эта только развеселила — пусть скатерть и была непросохшей с вечера и серой, а чай и лимон изрядно отдавали луком. Особенно оживился Антон Павлович при виде стены с сальными пятнами от намазанных деревянным маслом извозчичьих голов — чем не сюжет для юмористического рассказа!.. И тут же завязался у него с Телешовым разговор о писательстве — то смешной, то серьезный. Гиляровский по обыкновению острил и сыпал экспромтами, а Чехов же делался все более задумчивым, доказывая, что затрепанных тем нет, что и о луне можно написать хорошо, если увидеть в ней что-то свое и неизбитое...

Телешов вспомнил еще, как Антон Павлович указал в окошко на рассветную улицу: «Вот смотрите: идет монах с кружкой на колокол... Разве не чувствуете, как сама завязывается хорошая тема?.. Тут есть что-то трагическое — в черном монахе на бледном рассвете...»

Дом отыскался с трудом. Да и немудрено: документы по трактирам и извозу крайне скудны. Но такого рода промыслы, если и меняли владельцев, то адреса их, как правило, оставались прежними. Потому что малоэтажная Москва с каждым годом заселялась все плотнее, а обжитые дворы, расположенные с выгодою, ценились особенно.

Не удивительно, что почти весь квартал, расположенный вдоль Канавы, от Большой Ордынки до Большого Кадашевского переулка, был заполнен постоялыми дворами извозчиков и их трактирами. Таковых числилось здесь три. Сразу же пришлось исключить возчиков-ломовиков (грузовых) вместе с трактирами, расположенными при их дворах. А сделать это пришлось потому, что ломовики — транспорт не ночной. В итоге остался только один постоялый двор легковых извозчиков — во втором владении от угла с Большой Ордынкой.

Увы — сегодняшний дом № 30 (бывший Колычева) внешне как-то мало связан со старым Замоскворечьем. Некогда обещанной заповедной зоны на Кадашевской набережной нет — все больше офисные новоделы с безликими фасадами и стеклопакетами. Издали эти здания, быть может, и недурны, вблизи же образуют нечто вроде макета.

Бывший дом Колычева на Кадашевской набережной. Фото автора

Примечания

1. Совсем недавно кое-где еще можно было обнаружить старые стальные петли, на которых держались ставни.