За тонким пунктиром редких чеховских передвижений по городу, словно старые негативы, проявлялись все новые и новые адреса...
Бывший доходный дом купца Богомолова (Каланчевская улица, дом № 6), несмотря на теперешний ярко-желтый цвет, так и остался мрачноватым и приземистым, являя собой осколок путанного и грязноватого привокзалья — навсегда исчезнувших трактиров и «номеров» Дьяковки и Домниковки, Красного пруда и Ольховца.
Здесь в 1889 г. на квартире гражданской жены жил Николай Чехов, уже бросивший живопись, пьющий и неустроенный. А.А. Ипатьеву-Гольден в чеховской семье не любили, неприязненно именовали «кувалдой», а позже говорили о «нездоровой мещанской среде» и даже об отрицательном влиянии на Николая, но... Кажется, один Антон Павлович понимал, что дело не в ней, что письма и уговоры не помогут. И, хорошо зная добрую, но совершенно безвольную натуру брата, он все реже появлялся у него.
В последний раз Чехов обнаружил брата, лежащим за занавеской в прокуренной комнате — больным, кашляющим... И сразу (29 марта) написал своему хорошему знакомому доктору Н.Н. Оболонскому: «...Будьте добры поехать к моему брату художнику, (...) живущему близ Красных ворот, в доме Богомолова, квартира (дом № 42) Ипатьевой...» И, подозревая воспаление легких, добавлял: «...Я распорядился поставить ему 8 сухих банок, прописал согревающий компресс...» (П., 3, 183).
Иной раз Чехова упрекают в черствости и холодности, однако это несправедливо: из писем ясно, что тяжелое положение больного — кашель и высокая температура — чрезвычайно встревожило Антона Павловича. «Погода в Москве подлая: грязь, холод, дождь, — писал он Суворину 8 апреля. — Художник все еще упрямствует и стоит на 39. Езжу к нему 2 раза в день. Настроение мое похоже на погоду: не работаю, а читаю или шагаю из угла в угол...» (П., 3, 186).
9 апреля Чехов перевез брата к себе, на Садовую. Скорее всего, Николай лежал в комнате, смежною с гостиной: обычно она предназначалась для гостей, но оказалась теперь единственным помещением, где можно было положить больного. Вскоре выяснилось, что брюшной тиф значительно осложнен легочным процессом. «Перевез больного к себе, — писал Антон Павлович, — и начиняю его всякой дрянью. Надо бы в Крым, но нет денег... Настроение у меня гнусное...» (П., 3, 187).
11 апреля на квартире состоялся консилиум врачей, который признал — у Николая чахотка, то есть туберкулез, развитие которого предсказать нельзя, а лекарств от недуга нет.
Решено было ехать с Николаем на Украину, в Сумы. На Луке, в имении Линтваревых, Чеховы отдыхали и раньше... Незадолго перед отъездом из Москвы Антон Павлович кратко подытожил переживания тех дней: «Иметь больного брата — горе; быть врачом около больного брата — два горя» (П., 3,193).
Летом Николая не стало...
Доходный дом купца Богомолова. Фото автора
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |