Леонтьевский переулок самым странным и трагическим образом соединил пролог и финал чеховской судьбы — редакцию «Будильника» и пятнадцатую московскую квартиру... О последних днях его говорить трудно, да и к чему? Только равнодушный человек не почувствует громадную физическую и душевную боль, затаившуюся в чеховских посланиях. И постоянное стремление, хоть ненадолго, задержаться в этой жизни — пусть зачастую бессмысленной и несправедливой, меняя ее к лучшему вместе с людьми. И все это — трезво и мудро, отбросив иллюзии и скорлупу идей...
Чехов, более всего любивший движение и перемены — от дорожных до мирских — и избравший в качестве цели правду — «безусловную и честную» — оказался вдруг на пороге смерти. Измученный инвалид, замкнутый в четырех стенах и не в состоянии уже творить, он знал, что дни его сочтены. Это ли не трагедия?
Мужество его колоссально...
От бывшего дома Катык (ныне дом № 24) уцелела лишь наружная его «коробка», но даже и подновленная, не радует она глаз яркой лепниной: «доходному» дома украшения не полагались. Чехов приехал сюда с женой 3 мая 1904 г., причем квартира на третьем этаже была недурна, имелся лифт, или, как тогда говорили, «подъёмная машина».
«Я нездоров, лежу в постели, каждый день ходит доктор...», — коротко писал Чехов (П., 12, 29). А ведь он сильно простудился дорогою, и в Москве вовсе стал очень плох. Расстройство кишечника, плеврит и высокая температура ненадолго сменились улучшением, но выходить на улицу по-прежнему было нельзя, а наблюдавшие Антона Павловича врачи настаивали на поездке за границу, полагая, что курорты помогут больному. В довершение ко всему писателя мучили сильные ревматические боли, и он не спал ночами.
Его навещали многие — приезжали Сытин, Гиляровский, Россолимо и др. А он так никуда и не поехал — даже в редакцию «Русской мысли». Ольга Леонардовна вспоминала, что 31 мая Чехову полегчало, и он катался с нею на извозчике по Тверскому бульвару. Он словно прощался с Москвою в тот день. Но уже вечером его снова мучили боли в ногах, да так, что пришлось впрыскивать морфий.
Мемуары полны грусти: никто уже не обманывался — с Чеховым фактически прощались. Так, Телешов, побывавший в Леонтьевском едва ли не последним, отмечал изможденный вид Антона Павловича. Он с трудом узнал писателя. И, конечно, не мог не заметить доброту и мужество больного: «Умирать еду, — настоятельно говорил он. — Поклонитесь от меня товарищам вашим по «Среде». Хороший народ у вас подобрался. Скажите им, что я их помню и некоторых очень люблю... Пожелайте им от меня счастья и успеха. Больше уже мы не встретимся...»
3 июня 1904 г. Чехов и Книппер выехали в Германию...
Дом Катык. Фото автора
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |