П. Урбан. Скрытые цитаты

В произведениях Чехова цитаты играют важную, определяющую роль¹.

Чехов в известной автобиографической заметке от 11 октября 1899 г. писал о связи литературы и науки, что в равной степени имеет значение и для определения связей творчества Чехова с предшествующей литературой: «К беллетристам, относящимся к науке отрицательно, я не принадлежу; и к тем, которые до всего доходят своим умом, — не хотел бы принадлежать» (16, 272). Яркое доказательство тому записные книжки Чехова, которые в Полном собрании сочинений и писем (т. 17. М., 1980) впервые прочитаны в контексте чеховских произведений и писем и поэтому стали понятны, доступны и дают информацию об обращении Чехова с цитатами. Цитаты могут быть найдены во всех произведениях Чехова, как в крупном, так и в деталях, цитаты прямые, измененные, искусственно скрытые.

Возврат к уже известному для Чехова что-то само собой разумеющееся; крупные классики, в величии, пугающем Чехова, начавшего писать около 1880 г., предопределяют не только малые формы, в которых Чехов поначалу творил, они обусловливают и другую литературную технику. Возможно, это лежит в основе пародийного характера его ранних юморесок, и вовсе неслучайно первые публикации Чехова имеют форму писем, форму фиктивного самоцитирования, к которому, там, где оно кончается, нечего добавить: помещик Василий Семи-Булатов стоит перед нами, обнаженный до предела.

Цитата не передает всех черт сходства (с литературным героем), как это истолковывал М.П. Чехов, который в своих воспоминаниях «Вокруг Чехова» без устали рассказывает, кого и в каком рассказе описал Чехов, кого и в каком персонаже он воплотил; в издании 1960 г. под иллюстрацией стоит подпись «...фельдшер Алексей Кузьмич, описанный Чеховым в рассказе «Хирургия»². Как бы ни были интересны подобные сноски, ценность их для последующих поколений незначительна и не бесспорна. Речь здесь пойдет о цитате как художественном и литературном приеме, к которому постоянно прибегал Чехов, постоянно углубляя и совершенствуя его.

Цитата, как средство сокращения, указания на уже знакомое, настолько полно и настолько четко сформулированное, что другая, лучшая формулировка не только невозможна, но и ненужна. Цитата, как средство подтверждения или сомнения в литературных или исторических традиционных связях. Как средство сделать изменение определенных типов литературы очевидным. Как игра с найденной формой с целью корректировки или пародирования.

Цитата, как средство иронизирования. У Чехова постоянно возникают имена персонажей (авторов, художников), которых он, как мы знаем из писем, высоко ценил, и в то же время они выступают в ироническом свете. Например, когда Телегин в IV акте «Дяди Вани» называет художника Айвазовского («Да, сюжет, достойный кисти Айвазовского» — 13, 105).

Цитата, как короткая характеристика персонажа, к примеру, теневой стороны его образованности, его духовного горизонта, его прошлого.

Цитата, как средство многослойной аргументации, втягивания (привлечения) новых уровней значения и, посредством этого, варьирование и углубление протекающего мотива, расширение его радиуса ассоциации.

В «Трех сестрах», например, ассоциативный ряд «брак — тюрьма» вводится посредством цитаты: Вершинин рассказывает о дневнике одного французского министра, написанном в заключении (13, 149). Министр был осужден в связи с панамским скандалом, мы знаем из записных книжек и писем Чехова его имя — Шарль Байо, его «Impression cellulaires» Чехов прочитал в Ницце в ноябре 1897 г. и посоветовал А.С. Суворину опубликовать эту книгу в «Новом времени» (VII, 104; 17, 52, 290). Мотив тюремного заключения, с которым соприкасаются вольно или невольно Маша и Вершинин, оба семейные, выявлен уже в I акте, когда Вершинин описывает свою казенную квартиру, в которой никогда не бывает цветов, где всего два стула, один диван, постоянно дымящая печь (13, 132), или когда Маше самым настоящим образом «предписан» мужем визит к директору после прогулки с преподавателями. Этот мотив развивается и обостряется, когда в III акте Маша сравнивает себя с гоголевским Поприщиным и тем самым ассоциирует свою жизнь с сумасшедшим домом и смирительной рубашкой. Этот мотив усугубляется многократно повторенной картиной абсолютной свободы: летящие клинья журавлей, и поэтому не кажется случайным, что Маша во II акте говорит о журавлях (13, 147); цитата Вершинина о дневнике, написанном в заключении, словно запутавшаяся во времени, опоздавшая реплика: птицы снаружи, перед зарешеченными окнами являются точной деталью, возможностью процитировать тюремный дневник и тем самым ввести ассоциативный уровень «тюрьма — смирительная рубашка» с помощью цитаты.

Чеховская техника цитирования может быть рассмотрена во всех аспектах, однако это наталкивается на сложности, так как далеко не все цитаты в его произведениях узнаны как цитаты³.

Целый ряд цитат, которые Чехов скрыл в своих произведениях, еще не опознан как цитаты, и они вряд ли могут быть в этом качестве опознаны, что объясняется различием уровня знаний в чеховскую пору и в настоящее время. Ничто так не обнаруживает это, как сравнение старых справочных изданий с современными, в которых необходимые научно-технические знания вытесняют классические, неуместно старые. Многое из того, что в 80-е гг. прошлого века относилось к общепринятому, знакомому при среднем уровне образованности, известному, исчезло из сегодняшнего знания.

Для Чехова, которому уровень знания античности был не менее известен, чем его профессору из «Скучной истории», который цитировал Марка Аврелия, Эпиктета и Паскаля, выражение «finita la commedia» было и крылатым, и имеющим определенное значение. И это выражение в устах Астрова в IV акте «Дяди Вани» (13, 112) получает совершенно другую степень конкретности, совершенно другой смысл иронизирования героя над самим собой, если знать, что речь идет о последних словах римского императора Августа на смертном одре: «Plaudite, amici, commedia finita est» («Плачьте, друзья, комедия окончена» — лат.).

Во-вторых, знание современной Чехову литературы сейчас явно недостаточно, между тем для узнавания цитат это необходимое условие. История литературы это, в первую очередь, история литературы крупных имен. Что мы знаем (особенно за границей) о литературной повседневности Чехова? О театре, о произведениях нелюбимого Чеховым драматурга В. Крылова? Какие конкретные представления связываются с литературой Потапенко, Альбова, Баранцевича, Ежова, Леонтьева-Щеглова, с драматургией Сумбатова-Южина, Вл.И. Немировича-Данченко?

«Татьяна Репина» А.С. Суворина в свое время была сыграна в первых театрах обеих столиц — вот что было нормой, когда Чехов писал своего «Иванова». Трудно сейчас поверить, что за постановку «Татьяны Репиной» Чехов вступился очень серьезно. Вел он со всей серьезностью переговоры, разыскивал актеров, дискутировал с ними, передавал корректуру, поступавшую из Петербурга, присутствовал на репетициях. Он посылал Суворину в Петербург отчеты об этой работе (см. письма А.С. Суворину от 17, 18, 19 декабря 1888 г. — III, 86—93).

И потом: «подарок» Чехова Суворину, «очень дешевый и бесполезный подарок», как писал сам Чехов (III, 171), — собственная версия Татьяны Репиной⁴. В смысле литературного цитирования эта одноактная чеховская пьеса — единственный в своем роде счастливый случай. Нигде цитаты, образцы, нормы и отклонения не представлены столь откровенно, как здесь. Чехов ведет игру в найденных рамках, с уже данными фигурами оригинала, с откровенным намерением корректировки. Он удаляется от найденного, превращая бумажные фигуры кислого дидактического произведения в живых людей, и ведет всю пьесу с легким сердцем к абсурду: норма корректируется в игре посредством цитаты.

Большая часть цитат в произведениях Чехова запрятана еще глубже. И не зная норм, средних вещей, вещей повседневного употребления, найти цитаты весьма трудно.

Было бы интересно исследовать на этой основе «Вишневый сад», с тем чтобы определить, насколько далеко находится лежащий в основе пьесы конфликт от цитаты. Потому, что без знания обстоятельств вынужденной продажи лесов, поместий, земель, без точного знания литературных свидетельств, в которых представлены подобные драматические продажи, трудно понять эту пьесу. Литературный генезис конфликта: «имение продается с молотка» — простирается далеко назад, до Островского, если не дальше⁵. Это событие всегда было серьезным лишь для тех, кто имел к нему отношение: в конце XIX в. продажа имений с аукциона стала столь частым явлением, что в драматургии того времени получило свое стереотипное течение (ход), оно стало своего рода клише, повседневной историей, которая никого не могла удивить или озадачить.

Абсурдный комизм «Вишневого сада» лежит прежде всего в том, что Чехов показывает на основе десятков случаев, что и как приводит к драме.

В «Вишневом саде», где отсутствие денег сквозит во всех углах и концах, каждый волей-неволей говорит о деньгах: о деньгах, которые нужны, чтобы выжить в этом мире (Гаев, Варя), о деньгах, которых не имеют, но которыми сорят (Раневская), о деньгах, последних копейках, которые нужно сохранить (Варя), о деньгах, которые человек имеет, но работает, для того чтобы иметь еще больше, и на которые он в конце может купить вишневый сад (Лопахин), о деньгах, которые человек мог бы хорошо использовать, однако когда ему их предлагают, он гордо отказывается, потому что предпочитает «честно» зарабатывать переводами, — и в этот момент за плечом Трофимова не видится ли тургеневский домашний учитель из «Месяца в деревне»?

Тема денег в «Вишневом саде» проходит через всю пьесу, разговоры о деньгах стали второй натурой людей. Наиболее комично это воплощено в фигуре Симеонова-Пищика, который говорит о деньгах повсюду, взахлеб, лихорадочно, он не занят ничем другим, кроме поисков денег у знакомых и соседей, потому что завтра последний срок уплаты процентов, и деньги он — чудо природы — в конце вновь достает, чтобы выжить. Симеонов-Пищик цитирует в III акте «Вишневого сада» Фридриха Ницше: «Ницше... философ... величайший, знаменитейший... громадного ума человек, говорит в своих произведениях, будто фальшивые бумажки делать можно» (13, 230). На ошеломленный вопрос собеседника, читал ли он, Симеонов, Ницше, тот сообщает: «Мне Дашенька говорила».

Ницше, философ идеализма, немецкий моралист, вдруг призывает к преступным действиям? Смех, театральная находка, играющая всеми цветами, раздражающая шутка, изобретенная Чеховым? Серьезно Ницше не мог дать подобный совет, это ясно. О конкретном, материальном вообще речь идет у Ницше очень редко, и деньги играют у него в высшей степени незначительную, презренную роль. Чаще встречается у Ницше понятие «фальшивые монеты», однако всегда в переносном смысле — фальшивого, переиначенного, фальшивого пророка.

И в книге «Так говорил Заратустра», произведении Ницше, которое, как мы знаем из писем Чехова, он читал, нельзя найти место, на которое ссылается Симеонов-Пищик.

Но есть одно место у Ницше, где говорится о «фальшивых деньгах», оно — в собрании афоризмов «Утренняя заря. Размышления о нравственных понятиях» (М.: Изд-во Д.П. Ефимова, 1901). Афоризм № 204, названный «Золото», звучит следующим образом — я цитирую его почти полностью, потому что это помогает выявить нюансы: «Откуда это чрезмерное нетерпение, которое делает человека преступником в таких условиях, которые могли бы в нем скорее пробудить обратные стремления?

Один обмеривает своих покупателей, другой поджигает свой дом, застрахованный на большую сумму, третий занимается выделкой фальшивых монет, три четверти высшего круга общества предаются дозволенному обману, играют на бирже, вступают в сомнительные спекуляции, — что их побуждает к этому? Не истинная нужда; им приходится совсем уж не так плохо; быть может, они даже пьют и едят вдоволь, но их преследует днем и ночью ужасное нетерпение от сознания, что деньги накопляются так медленно, и такая же ужасная страсть к скопленным деньгам». Ф. Ницше видит в этом фанатизм властолюбия: «Нетерпение и неумеренная страсть ищут своих жертв, и то, что делалось прежде во имя божества, — совершается ради денег, т. е. ради того, что теперь дает более всего власти и чистую совесть».

Собрание афоризмов Ницше составило и содержание целого третьего тома его сочинений, вышедшего в том же 1901 г. (Ницше Ф. Собр. соч. В 10-ти т. М.: Изд-во М.В. Клюкина, 1900—1903). Подзаголовок «Утренней зари» переведен здесь иначе: «Мысли о моральных предрассудках». Таким образом, эта книга Ницше была для современников Чехова явлением литературной повседневности.

Итак Ницше, осуждающий изготовление фальшивых денег, истолкован в пьесе Чехова намеренно искаженно.

Использованное как высказывание Ницше, это место расширяет господствующую тему денег, одновременно вызывая ее моральное осуждение, оно углубляет и понимание отношения Трофимова к Лопахину, когда Трофимов еще во II акте сравнивает Лопахина с хищным зверем, оно, однако, интересно и для противоречивого отношения Лопахина к деньгам и собственности.

Для Симеонова-Пищика и его находящейся за сценой дочери, для отношения их к написанному слову этот перевернутый афоризм Ницше является деталью, которая делает ситуацию одновременно пластичной и конкретной: сидит в глуши провинции одна такая несчастная чеховская девушка, так сказать сестра Грековой из «Платонова», и проводит время, пока отец добывает деньги, скучая за морально-философским чтением. Разговоры между отцом и дочерью вращаются вокруг денег — возможно, философия для нее, как бегство из этой тяжелой действительности, или Дашенька читает философов вообще, в надежде найти для себя решение проблемы, которую ее отец в состоянии решить лишь в редких случаях. Для выяснения вопроса, кто — отец или дочь — извратил афоризм Ницше, есть только два возможных толкования: или Дашенька прочитала и правильно поняла Ницше, а Симеонов-Пищик переврал сложное для него выражение, или Симеонов-Пищик, который сам Ницше не читал, цитирует свою дочь верно, тогда она не поняла прочитанного.

Ссылок на Ницше в произведениях Чехова мало. Описание библиотеки Чехова, сделанное С.Д. Балухатым, не содержит каких-либо названий произведений Ницше, лишь в записных книжках, в частности в первой книжке, можно найти название «Так говорил Заратустра» в связи со следующим эпизодом: в 1899 г. Чехов не удовлетворил просьбу В.Ф. Комиссаржевской (написать в «Новом времени» о переводе книги «Так говорил Заратустра», сделанном ее знакомой С.П. Нани) и не стал ломать копья за Ницше (VIII, 27, 377). Книгу, полученную от Комиссаржевской, он послал в библиотеку в Таганрог⁶.

Все прочие высказывания Чехова о Ницше встречаются в переписке с А.С. Сувориным 1895 г. Наиболее известное высказывание о Ницше находится в постскриптуме письма Чехова Суворину от 25 февраля 1895 г.: «С таким философом, как Ницче, я хотел бы встретиться где-нибудь в вагоне или на пароходе и проговорить с ним целую ночь. Философию его, впрочем, я считаю недолговечной. Она не столь убедительна, сколь бравурна» (VI, 29). Неясно однако, на какое произведение Ницше в данном случае ссылается Чехов.

Второе высказывание о Ницше содержится в письме Чехова Суворину от 13 апреля 1895 г.: «Сенкевич, по-видимому, не читал Толстого, не знаком с Ницче, о гипнотизме он толкует, как мещанин...» (VI, 54). Это высказывание Чехова о польском писателе позволяет сделать вывод, что Чехов считал знание Ницше непременным условием для писателя, видел в нем нечто большее, чем только риторического болтуна.

Из потерянного письма Чехова, содержание которого можно восстановить на основании ответа Н.И. Коробова (конец октября 1895 г.), видно, что Чехов был намерен вставить в «Чайку» цитату из Ницше, которую для него хотел перевести Н.И. Коробов (VI, 671).

Все это свидетельствует о том, что Чехов, вне всякого сомнения, имел ясное представление о произведениях Ницше, однако относился к Ницше весьма критически.

Как видим, случай с цитатой Ницше находится в большом и во многом еще не до конца изученном ряду скрытых чеховских цитат.

Перевод А.И. Трусова

Примечания

1. Насколько важна тема «Цитаты Чехова», знает каждый, кто хотя бы раз комментировал произведения Чехова; специальные исследования, однако, мне неизвестны, за исключением богатой материалами и знаниями работы И.Р. Деринга-Смирнова «Поэтика Чехова и трансформация русского очерка» (Мюнхен, 1980), которая до сих пор не появилась в форме книги.

2. Чехов М.П. Вокруг Чехова. — М., 1960, с. 131.

3. Это не уменьшает ни в малой степени заслуг издателей Полного собрания сочинений и писем в 30-ти г., которое, напротив, должно быть отмечено как первое издание произведений Чехова, где впервые выявлено и прокомментировано большое количество цитат.

4. Драму в одном действии «Татьяна Репина» см.: 12, 77—95.

5. Известное понятие передает, правда сильно укороченно, Л.М. Лотман посредством перспективы «обличительной драматургии» в монографии «А.Н. Островский и русская драматургия его времени», М.; Л., АН СССР, 1961, гл. IX.

6. Чехов и его среда. — Л., 1930, с. 197; см. также коммент. к записным книжкам (17, 302).