Вернуться к Чеховские чтения в Ялте. 1994—1996. Чехов и XX век. Сборник научных трудов

М.С. Волошина. Загадка «Николая и Маши»

Посвящается моей маме — Волошиной (Агалли) Татьяне Николаевне

30 мая 1888 года, находясь с семьей под Сумами в усадьбе А.В. Линтваревой, Чехов отвечал на неизвестное нам письмо А.С. Суворина: «То, что пишете Вы об «Огнях», совершенно справедливо. «Николай и Маша» проходят через «Огни» красной ниткой, но что делать? <...> Финал инженера с Кисочкой представлялся мне неважной деталью, запружающей повесть, а потому я выбросил его, поневоле заменив его «Николаем и Машей»» (П 2, 280).

В примечаниях к этим фразам сказано: ««Николай и Маша»... — Поскольку письмо А.С. Суворина не сохранилось, нет возможности объяснить эти слова Чехова» (П 2, 491). Другие комментаторы считали: «Вероятно, это намек на персонажей какого-то произведения, так как в повести «Огни» таких персонажей нет»1.

Проведенные нами исследования дают возможность утверждать, что «Николаем и Машей» являются Николай Дмитриевич Агалли — сын Полины Ивановны и родной брат Олимпиады Дмитриевны («Липочки») Агалли2, и его жена — актриса Мария Константиновна Доленко (в девичестве Смирнова, по мужу Агалли; Доленко — ее театральный псевдоним)3. Итак...

С 17 по 20 июня 1884 г. в Таганроге гастролировала труппа М. Старицкого с участием М. Кропивницкого, в состав которой входила недавно поступившая туда 17-летняя Маша Доленко. Находящийся в это время в Таганроге на каникулах Д.Т. Савельев, товарищ Антона Чехова по гимназии и университету, с восторгом пишет ему в Москву: «У нас теперь малороссийская труппа Кропивницкого <...> Идеально, превосходно! Какой ансамбль! <...> ты в жизни много потеряешь, если не увидишь представлений этой труппы»4.

Именно в это время и произошло знакомство Николая Агалли с Машей Доленко, которое переросло в дружбу, а затем в любовь, поддерживаемую, в основном, перепиской и краткими встречами, поскольку труппы Старицкого, Кропивницкого, Саксаганского и Садовского, где играла Маша, кочевали по городам Украины, Белоруссии, России. За недолгие 11 лет артистической жизни Мария Константиновна Доленко, играя вместе с прославленными корифеями в одних спектаклях, исполняла параллельно с М. Заньковецкой Галю в «Назаре Стодоле» Шевченко, Присыньку в «Шельменко-денщике» Г.Ф. Квитко-Основьяненко, Катрю Дзвонаривну в «Не судилось» М.П. Старицкого, Одарку в «Дай сердцу волю — заведет в неволю» М.Л. Кропивницкого, Марысю в «Мартине Боруле» И.К. Карпенко-Карого и много других главных ролей5.

11 ноября 1886 г., во вторник, в Петербурге, в зале Кононова на Мойке, начались гастроли труппы украинских артистов во главе с М. Кропивницким, продолжавшиеся до 15 февраля 1887 г. Это была первая поездка труппы Кропивницкого в Петербург. Играла там и 19-летняя Маша Доленко. Время сохранило нам снимок милой улыбающейся девушки, сделанный на фирменной бумаге с надписью: «Фотографія Д.С. Здобнова. Петербургъ»6.

А в конце ноября или начале декабря 1886 г. в северную столицу приехал вместе с Марией Павловной А.П. Чехов. Остановились они у Н.А. Лейкина (П 1, 276). Это было как раз тогда, когда Чехов принял решение отказаться от женитьбы на Е.И. Эфрос, решение, шутливо одобренное в конце августа единственным поверенным в этой истории — В.В. Билибиным: «Вы спрашиваете моего совета насчет Вашей женитьбы. Отвечу словами ап. Павла, который сказал: «Могий вместити, да вместит... Оженившийся печется о мирском, како угодить жене; не оженившийся печется, како угодить литературе»7.

Антон Павлович был молод, красив, свободен и... очень любил театр и хорошеньких актрис. Так, 29 сентября 1886 г. он сообщал М.В. Киселевой из Москвы: «Бываю в театре. Ни одной хорошенькой... Все рылиндроны, харитоны и мордемондии. Даже жутко делается...» (П 1, 264). Можно предположить, что приехавший из Москвы в Петербург Антон Чехов обратил внимание на Машу Доленко. Возможно, с этим событием связано душевное состояние Чехова. Работоспособнейший Антон Павлович, еще 28 марта 1886 г. признававшийся в письме Д.В. Григоровичу: «Не помню я ни одного своего рассказа, над которым я работал бы более суток, а «Егеря», который Вам понравился, я писал в купальне!» (П 1, 218), теперь, 12 января 1887 г., пишет Н.А. Лейкину: «Не велите казнить, но велите слово вымолвить <...> Опять я не шлю рассказа... Что сей сон значит, я и сам не знаю... Моя голова совсем отбилась от рук и отказывается сочинительствовать <...> О лености или нежелании не может быть и речи...» (П 2, 8). И снова 26 января 1887 г. ему же: «Работать нужно, но не работается...» (П 2, 20).

И лишь 8 февраля 1887 г. опять-таки Лейкину: «...чувствую, что начинаю входить в норму и работать регулярнее, чем в январе» (П 2, 26). Слова «начинаю входить в норму» мы встретим в сентябре 1887 г., но в связи с другой причиной.

Да, в конце 1886 — начале 1887 гг. Антону Павловичу не работалось около двух месяцев, возможно, потому, что он увлекся Машей Доленко. Прошло свыше пяти месяцев со дня знакомства. В апреле 1887 г. Чехов совершил большую поездку на юг: побывал в родном Таганроге, подробно описывал свои впечатления Марии Павловне, друзьям. Он отмечал, что в пасхальные дни посетил семью Агалли, видел Николая и Липочку, навестил и супругу Д.Т. Савельева (П 2, 60).

Была ли в те дни у своих друзей на праздниках Маша, сведений нет.

Но вот перед нами выдержки из чудом сохранившегося письма Маши Доленко из Ростова от 28 августа 1887 г. к Николаю Агалли, учившемуся в Москве: «Дружок мой! ...Слов нет, как выразить мое состояние касательно твоего положения... Душу бы свою заложила, чтобы помочь тебе. Думаю тоже и ничего не могу придумать... Обозлилась на всех и на своих хозяев, когда на вопрос, что ты пишешь, прошипела: «Если не добудет 50 р. на форму и за право учения, то должен будет убираться из института». И на..., ну на всех. Хотела сказать «на Липочку», да Господь с нею, может быть, ей нечем помочь...

...От Антона8 получила письмо на днях; вчера написала только четверть листика, не могла, нездоровилось, а сегодня накатала утром ругательное письмо, полное упреков за прошлое и за теперешнюю тяжесть дней, кажущуюся неискренность. Он описывает дорогу. Пишет, что еще не устроился. Ему тоже не сладко, но все же лучше твоего...

...Я очень рада за тебя, что Бог хоть мать тебе воистинно хорошую дал...

...Если к пятнице, т. е. к сегодняшнему дню, не достанешь денег, как ты хочешь добыть форму?..

...Коля! ...Не поступлюсь я против своей совести и против своих чувств... Теперь еще все так живо и так больно... Все мои чувства теперь вызываются под различными впечатлениями и ничего установившегося нет...

...Нужно, чтобы прошло немало времени, пока уляжется весь этот сумбур, заживут раны. Успокоюсь и душой и телом, а там чему нужно — само всплывет наружу, станет выше всего и само себя покажет.

Вот теперь кажется, что Антон положительно не способен открыть мне свою душу, что у него постоянно будет что-то затаенное и отталкивающее от себя мою до глупости откровенную натуру. Кажется, что в будущем он скоро охладеет ко мне, что это у него все порыв, и я совершенно спокойно ухожу в сторону от желания быть с ним. Он не нужен мне. Но разве, рассудив честно, я могу доверять теперь этому чувству, вызванному болезненным воображением и впечатлением минуты? Я чувствую, что, если этот вопрос я не предам на время забвению, я сойду с ума. И потому оставим его. Люби меня и жди.

...А что ты на всю мою жизнь будешь дорог мне, что для тебя в моем сердце останется теплый уголок... — это непреложная истина.

...Что же касается Антона, то он пишет: «Что же касается меня, то я спокоен, что ни случись...».

Не думай, что я даю тебе надежды; нет, друг мой, я далека теперь от этого, но мне... голая правда лучше, целесообразнее всего, я только передаю то, что есть. Я повторяю, что еще я ничего не могу сама понять и потому говорить...».

Прокомментируем это письмо.

1) «Он описывает дорогу». Можно предположить, что Антон Павлович, не совершавший после переезда из Таганрога в Москву никаких продолжительных, дальних поездок (исключая поездки в Петербург, Воскресенск, Бабкино и в Таганрог в 1881 году вместе с братом Николаем на свадьбу своего родственника И.И. Лободы), детально описал свою первую длительную поездку на юг в апреле 1887 г. (Рагозина Балка, Славянск, Святые Горы, Таганрог и т. д.) не только сестре и Лейкину, но и Маше Доленко.

2) «Пишет, что еще не устроился». В письме к Лейкину от 21 августа 1887 г. из Бабкина Чехов сообщает: «...не позже 1 сентября мне нужно уезжать на зиму в Москву...» (П 2, 112). А 2 сентября 1887 г. уже из Москвы: «Сегодня <...> я переехал в Москву. Адрес прошлогодний: Кудринская-Садовая, д. Корнеева» (П 2, 113).

3) «Ему тоже не сладко». Хотя Чехов в 1887 г. систематически печатался у Лейкина в «Осколках» и у Суворина в «Новом времени», тем не менее, у него всегда было туго с деньгами. Так, в письме к Лейкину из Рагозиной Балки от 5 мая 1887 г. он жалуется: «Ужасно: у меня 53 рубля — только. Приходится обрезывать себе крылья и облизываться там, где следовало бы есть» (П 2, 79). И Лейкину — 21 августа 1887 года: «...расплатиться за дачу и за съестное нечем» (П 2, 112).

Итак, из Машиного письма следует, что между нею и Антоном был роман. Николай отходит на второй план, хотя Маша с ним не порывает. Кочуя по городам, она переписывается с обоими, иногда встречается с ними. Но время и расстояние делают свое дело. Маша чувствует, что красавец Антон — уже известный писатель, отходит от нее: «Кажется, что в будущем он скоро охладеет ко мне». Ей не удержать его. И она делает самое мудрое, что можно сделать в подобной ситуации, заявляя: «Я совершенно спокойно отхожу в сторону от желания быть с ним», «Он не нужен мне».

Можно только представить, что высказала темпераментная Маша Доленко в письме Антону, адресованном уже в Москву (вероятно, по старому адресу на Садово-Кудринскую) 28 августа 1887 года!

Это послание Антон Павлович должен был получить 1 или 2 сентября. Он не мог остаться равнодушным и 2-го или 3-го сентября написал брату Александру. Вот что сказано об этом в ответном письме к Чехову его старшего брата Александра Павловича от 5 сентября 1887 года (известно, что в этот день он получил письмо Чехова): «Ты пишешь, что ты одинок, говорить тебе не с кем, писать некому... <...> А что ты работать не в состоянии — этому я верю <...>

Я назвал бы себя подлейшим из пессимистов, если бы согласился с твоей фразой: «Молодость пропала»...» (П 2, 520, 521).

Но уже 7 или 8 сентября Антон Павлович сообщит Александру: «Начинаю входить в норму. Денег пока нет» (П 2, 115).

У разных людей взаимосвязь между душевным комфортом и дискомфортом (в частности, счастливой любовью и разрывом), с одной стороны, и работоспособностью — с другой — протекает по-разному. Одни, паря на крыльях счастливой любви, создают шедевры; другие в это время способны думать лишь о предмете своей страсти. У одних душевные муки приводят к активному творчеству, у других, напротив, снижается созидательный полет.

У Антона Павловича в случае с Машей Доленко было третье состояние. Боль и осадок от несостоявшейся любви остались. Свидетельство этому повесть «Огни».

У Чехова, пожалуй, нет ни одного произведения, которое создавалось бы так мучительно долго, как «Огни»: с февраля по май 1888 года. Это было нелюбимое дитя, от которого он дважды отрекся: один раз, не включив его в Полное собрание сочинений; второй раз — в ноябре 1901 года в Ялте в беседе с Б.А. Лазаревским: «Вы знаете, что я, например, не помню содержания своего рассказа «Огни»»9.

Об «Огнях» написано очень много, но почему только Суворин упомянул о таинственных «Николае и Маше», которые «проходят через «Огни» красной ниткой»? Да потому, что лишь ему одному (как Билибину в случае с Е.И. Эфрос!) Чехов рассказывал о своих отношениях с Машей Доленко! Таков уж был Антон Павлович. И не удивительно, что именно Суворину: театрал, театровед и драматург Алексей Сергеевич посещал все спектакли гастролировавшей в 1886—1887 гг. в Петербурге украинской труппы Старицкого-Кропивницкого и напечатал целый ряд рецензий, которые впоследствии вошли в книгу «Хохлы и хохлушки» (СПб., 1907 г.). Да и подружился с ним Антон Павлович всего за несколько месяцев до начала гастролей украинской труппы, что известно из его письма от 10 мая 1886 г. брату Александру из Москвы: «Я только что вернулся из Питера, где прожил 2 недели. Время провел я там великолепно. Как нельзя ближе сошелся с Сувориным и Григоровичем» (П 1, 241).

Не в стиле Чехова было в своих произведениях зеркально отображать события: «...не употребляй в рассказах фамилий и имен своих знакомых. Это некрасиво: фамильярно, да и того... знакомые теряют уважение к печатному слову», — советовал он брату Александру 4 января 1886 г. (П 1, 177). Эта мысль подтверждена и в беседе Чехова с В.А. Фаусеком: «Я никогда не пишу прямо с натуры!»10. Вместе с тем, Антон Павлович иногда сохранял инициалы прообразов своих героев (правда, с перестановкой). На это указала, например, Л.А. Авилова в статье «А.П. Чехов в моей жизни», анализируя рассказ «О любви»: Лидия Алексеевна Авилова — Луганович Анна Алексеевна; Антон Павлович — Алехин Павел11.

И если отношения с Е.И. Эфрос нашли отклик в пьесе «Иванов», то встреча с актрисой Машей Доленко отразилась в рассказе «Огни».

То, что приморский город N является Таганрогом, ни у кого сомнений не вызывает (7, 646). Впечатления Антона Павловича о поездке в родной город были еще очень свежи.

Время поездки также совпадает: уехав из Таганрога в Москву 6 августа 1879 г., Чехов посетил его лишь через 8 лет, в апреле 1887 г. (не считая краткой, упомянутой выше поездки в 1881 г.). В «Огнях»: «Силуэты акаций и лип были все те же, что и восемь лет тому назад...» (7, 122). Герои: Николай Ананьев — Антон Чехов (сохранены инициалы и имя Николая Агалли, хотя перенесены на другой персонаж). Наталья Степановна (Кисочка) — Маша Доленко (тут благородный Антон Павлович, охраняя Машу от злых языков, полностью изменил имя). Муж Кисочки — Николай Агалли (вообще без имени! Зато полугрек-полурусский — здесь совпадение!).

Поговорим о героях подробнее.

1) Когда Антон Чехов познакомился с Марией Доленко, ему было 26 лет. Ананьев: «Мне было тогда не больше 26 лет...» (7, 114). Далее, в инженере Ананьеве невольно прорвался Чехов-врач: «Говорят, что всякий раз во вступительной лекции по женским болезням советуют студен-там-медикам...» (7, 131). И о самих отношениях героев: Ананьев: «Например, взять хоть такой случай. Вернее, это не случай, а целый роман с завязкой и развязкой» (7, 112); (так и было в реальных отношениях Антона с Машей).

2) Чехов начал писать «Огни» в феврале 1888 года, когда Николай был еще женихом Маши, а закончил в мае 1888 г., когда тот стал уже ее мужем. Мать Николая — Полина Ивановна — русская, отец — грек, с греческой фамилией Агалли. Николай — уроженец Таганрога, из семьи разорившегося купца. Муж Кисочки — местный обыватель города N, полугрек-полурусский. «Фамилия у него была какая-то мудреная, что-то вроде Популаки или Скарандопуло...» (7, 119). (Значит, грек по отцу — совпадение.) В этом «вроде», да и вообще в описании мужа Кисочки, чувствуется явная неприязнь Ананьева к нему. Но ведь известно, что и к Николаю Агалли Антон Чехов теплых чувств не питал! (П 2, 60).

3) Наталья Степановна — Кисочка.

Важной деталью в ее описании являются «хохлацкие мотивы»: «...В слезах Кисочки, в ее дрожи и в тупом выражении лица чувствовалась несерьезная французская или малороссийская мелодрама...» (7, 127). Но ведь Маша Доленко играла в украинских мелодрамах и водевилях! «— Такая жизнь! — повторила она с ужасом и нараспев, с тем южным, немного хохлацким акцентом...» (7, 128). Ясно, что русскоязычная Маша, играя в украинских труппах, не могла не иметь этого акцента!

«Говорила она, словно пела, двигалась грациозно и красиво и напоминала мне одну знаменитую хохлацкую актрису» (7, 128). Здесь речь, безусловно, идет о М.К. Заньковецкой12.

В упомянутом выше письме Суворину от 30 мая 1888 года Чехов писал: «Что касается хохлов, то женщины напоминают мне Заньковецкую...» (П 2, 279). Заньковецкая была в зените славы, а Маша, будучи на 12 лет моложе, тогда лишь приближалась к главным ролям. Но прекрасно пела, танцевала, была грациозной (сохранились ее крохотные бальные атласные туфельки 33 размера)13 и внешне была похожа на Заньковецкую.

Терзаемый муками совести в уносящем его от города N поезде, Ананьев впоследствии рассказывает: «...мне представлялось, как в этом тумане около церквей и домов с бессмысленным, тупым лицом мечется женщина, ищет меня и голосом девочки или нараспев, как хохлацкая актриса, стонет: «Ах, Боже мой, Боже мой!»» (7, 134).

Скрытный и благородный в своих чувствах к невесте бывшего соседа Николая Агалли, Антон Павлович так завуалировал героев «Огней», что лишь единственный человек, знавший эту историю, — А.С. Суворин — увидел «красную нитку» «Николая и Маши».

Письма Антона к Маше не сохранились. Та же судьба, по-видимому, постигла и письма Маши к Антону. Неизвестно, какие чувства испытывал после разрыва с Марией Антон Павлович. Но повесть «Огни» призывает к примирению и покаянию.

Автор статьи выражает глубокую благодарность за материальную и моральную поддержку: В.П. Гаряевой, Н.М. Громовой, М.В. Тимонькиной, В.М. Симчере, Н.Н. Симчере, М.А. Оверчук, Т.С. Небесной, А.С. Мелковой, В.П. Ярошу, Ю.Л. Львовой, Е.С. Хлебцевич, Е.А. Кожевниковой, К.Н. Питоевой, Б.М. Степовой, О.В. Скоробогатько, а также приносит «цветы запоздалые» на могилу своей мамы — Волошиной-Агалли Татьяны Николаевны, младшей дочери Марии Константиновны Доленко и Николая Дмитриевича Агалли. Именно она начала работу по изучению судьбы актрисы М. Доленко.

Примечания

1. Чехов А.П. Собрание сочинений: В 12 тт. — М.: ГИХЛ, 1956. — Т. 11. — С. 650.

2. Агалли Полина Ивановна, жена богатого таганрогского купца, мать Николая Дмитриевича и Олимпиады Дмитриевны («Липочки») Агалли. В семье Волошиных сохранились документы дочери Николая Дмитриевича, Татьяны Николаевны, с написанием двойного «л» в ее фамилии — Агалли.

3. Ивашененкова (Никогосова) Е. Найден неизвестный автограф // Советская Россия. — М., 1985. — 27 января.

4. Антон Павлович Чехов. Сборник. Статьи. Исследования. Публикации. — Ростов-на-Дону, 1954. — С. 45—46.

5. Театральные афиши Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина. Шифры №№ 187 Д; 141 Д; 653 Д; 1086 Д.

6. Семейный архив Волошиных-Агалли.

7. ОР РГБ. Ф. 331. К. 36. Ед. хр. 75-а.

8. Антон — Т.Н. Агалли и М.С. Волошина всегда знали, что Антон — это А.П. Чехов.

9. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. — М.: Художеств. лит., 1986. — С. 576.

10. Там же. — С. 268.

11. Там же. — 187—189.

12. Это отмечено в работе: Левченко М. Чехов у зв'язках з Україною. — Київ: Держ. вид. худ. літ, 1960.

13. В семье Волошиных-Агалли.