Основатель психоанализа З. Фрейд не случайно обращался к литературе. Современный исследователь пишет: «Фрейд, обитающий на границах искусства и науки, стремится превратить чувства и состояния, традиционно являющиеся принадлежностью литературного воображения, каковы вожделение, страсть, ревность, обладание, утрата, в научную систему категорий. Его терзает соблазн дать точные ответы на вопрос о том, чем они являются» [5, с. 7]. Психоанализ возник «на границах искусства и науки»: в произведениях Шекспира, Софокла и других «поэтов» Фрейд искал и находил формулы научного психоаналитического дискурса. Современник Фрейда русский писатель-врач Чехов, хорошо знакомый с медицинской литературой эпохи, на наш взгляд, делал то же самое. Он создавал произведения, которые легко прочесть как опыт психоанализа. Цель психоанализа практическая — лечение больного. Естественно, задача писателя иная — показать процесс болезни, раскрыть тайные психологические проблемы — «...один из необходимых и вместе с тем самых болезненных этапов становления личности», — писал Фрейд [6, с. 75].
В раннем детстве, по Фрейду, у мальчиков проявляются инцестуозные наклонности, в период полового созревания они видят в отце образец мужественности и начинают смотреть на женщин глазами отца. Мать героя «легкомысленная, избалованная, прожившая на своем веку два состояния — свое и мужнино, всегда тяготевшая к высшему обществу, не понимала его» [С. 6, с. 197]. Освобождение от авторитета родителей часто носит болезненный характер, вплоть до чувства ненависти. И когда герой возвращается с матерью с дачи Шумихиных, он говорит задыхаясь: «Не люблю... не люблю!» [С. 6, с. 206].
Психологическое состояние юноши характерно для завершающей стадии пубертатного периода (замкнутость, агрессивность, озлобленность, неуверенность в себе, вспыльчивость) [9, с. 192]. «С наступлением половой зрелости начинаются изменения, которым предстоит перевести инфантильную сексуальную жизнь в ее окончательные нормальные формы. Сексуальное влечение до того было преимущественно автоэротично, теперь оно находит сексуальный объект», — замечает Фрейд [8, с. 51]. Такой объект юноша и нашел в Анне Федоровне. Тридцатилетняя женщина не отличается красотой, но она опытна в делах любви. Герою «казалось, что он был влюблен»: автор подчеркивает иллюзорность «первой любви».
Следует обратить внимание и на психическое состояние юноши. У него экзамен по математике и ему грозит исключение из гимназии. Ему стыдно за мать, которая «продолжает молодиться», он видит, что их принимают за приживалов, смеются над ними. Автор создает картину внутреннего напряжения героя. «Психически напряжение проявляется в чувстве беспокойства и удрученности», — пишет психоаналитик [4, с. 286—287]. На семейное неблагополучие накладывается еще и сексуальное напряжение, когда юноша «был не в силах не думать о ней, не глядеть на нее». К этому напряжению автор еще добавляет чувство ненависти к мужу. Герой Чехова в растерянности: желание видеть Нюту «не походило на ту чистую, поэтическую любовь, которая была ему по романам и о которой он мечтал каждый вечер, ложась спать; оно было странно, непонятно, он стыдился его и боялся» [С. 6, с. 198].
Сцена в беседке — основная в мотиве соблазнения, само соблазнение происходит спонтанно. Анна Фёдоровна возвращается из купальни: «От нее шел влажный, прохладный запах купальни и миндального мыла. От быстрой ходьбы она запыхалась. Верхняя пуговка ее блузы была расстегнута, так что юноша видел и шею и грудь» [С. 6, 199]. В психологическом анализе автора обратим внимание на «язык тела»: Володя отводит взгляд, глядит не на женщину, а на простыню, «которую поддерживала белая, пухлая рука», «почесывал себе висок». «И уж без всякого участия своей воли, ничего не понимая и не соображая, он сделал полшага к Нюте и взял ее за руку выше кисти» [С. 6, 200]. Сексуальное желание заставляет его преодолеть природную робость, любой защитный жест женщины заставил бы его бежать из купальни. Для Анны Федоровны все происходящее в купальне — игра, ей скучно, никаких чувств к гимназисту она не испытывает, говорит с ним «покойным голосом». Мужской инстинкт заставил героя Чехова нарушить дистанцию: «Он держал ее обеими руками за талию, а она, закинув на затылок руки и показывая ямочки на локтях, поправляла под платком прическу» [С. 6, с. 200]. Жесты Нюты характерны для флирта, вот что говорит о флиртующей женщине современный автор: «Демонстрирует мимолетную улыбку. Прикасается к уязвимой области шеи. Встряхивает волосы. Поправляет прическу, откидывая голову назад или проводя пальцами по волосам» [3, с. 286—287].
Но флирт в нашем случае «от скуки». Юноша, сам того не сознавая, испытывает половое возбуждение, и все его действия объясняются мужским инстинктом «охотника». «Пустяки... Она не отдернула руку и смеялась, когда я держал ее за талию, — думал он, — значит, ей это нравилось. Если бы ей это было противно, то она рассердилась бы...» — справедливо полагает Володя [С. 6, с. 202]. И он ждет случая: «Все время, пока они играли в карты, он сидел в стороне, жадно оглядывал Нюту и ждал... В его голове уж готов был план: он подойдет в потемках к Нюте, возьмет ее за руку, потом обнимет; говорить ничего не нужно, так как обоим все будет понятно без разговоров» [С. 6, с. 202]. Но его план не осуществился, так как дамы «продолжали играть в карты».
Ночью мать и Нюта пришли за каплями, мать ушла, а женщина ждала, когда Володя найдет капли и все время «поправляла волосы». «В просторной блузе, заспанная, с распущенными волосами, при том скудном свете, какой шел в комнату от белого, но еще не освещенного солнцем неба, она показалась Володе обаятельной, роскошной...» [С. 6, с. 204]. Первый опыт половой любви важен и для девушки, и для юноши. Но в нашем случае соитие едва ли было удачным: «Володя видел одно только полное, некрасивое лицо, искаженное выражением гадливости, и сам вдруг почувствовал отвращение к тому, что произошло» [С. 6, с. 204—205].
Герой чувствует себя «гадким утенком». Сказка Андерсена в тексте не упоминается, но психоаналитики говорят о том, что жизненный план человека определяется в детстве, и во многом зависит от сказок и мифов. «Трансакционные аналитики не утверждают, что жизненный план человека создается наподобие мифов или волшебных сказок. Они просто говорят, что судьбу индивидуума определяет не взрослое планирование, а решения, принятые в детстве» — заметил Э. Берн [2, с. 253]. В авторском повествовании в начале текста будет сказано о Володе: «семнадцатилетний юноша, некрасивый, болезненный и робкий» [С. 6, 197]. Сам герой, «вспоминал про свою непобедимую робость, про отсутствие усов, веснушки, узкие глаза» [С. 6, с. 198]. Но Володя «спешил... вообразить себя красивым, смелым, остроумным, одетым по самой последней моде» [С. 6, с. 198].
Этому должен был способствовать первый сексуальный опыт, после него «гадкий утенок» мог превратиться в прекрасного лебедя. Но после несостоявшейся близости женщина говорит ему: «Какой некрасивый, жалкий... фи, гадкий утенок» [С. 6, с. 205]. Ее слова означают для героя крушение жизненного сценария. И Чехов по-медицински точно воспроизводит душевное состояние юноши: «Грязные воспоминания, бессонная ночь, предстоящее исключение из гимназии, угрызения совести — все это возбуждало в нем теперь тяжелую, мрачную злобу» [С. 6, с. 206].
Особое внимание Фрейд и его последователи отводят взаимоотношениям в семье, «эдипову комплексу». «При разрушении эдипова комплекса необходимо отказаться от объектной привязанности к матери. Вместо нее могут появиться две вещи: либо идентификация с матерью, либо усиление идентификации с отцом» — писал Фрейд [7, с. 600]. И в первоначальном, и в окончательном варианте об отце говорила мать, когда Нюта рассказывала о сцене в беседке. «Уверяю вас! — говорила Нюта. — Я своим глазам не верила! Когда он стал объясняться мне в любви и даже, представьте, взял меня за талию, я не узнала его. И знаете, у него есть манера! Когда он сказал, что влюблен в меня, то в лице у него было что-то зверское, как у черкеса. — Неужели! — ахнула maman, закатываясь протяжным смехом. — Неужели! Как он напоминает мне своего отца» [С. 6, с. 201].
В каноническом варианте Чехов вводит тему отца еще и в воспоминаниях героя: «Почему-то совсем некстати пришла ему на память Ментона, где он жил со своим покойным отцом, когда был семи лет; припомнились ему Биарриц и две девочки-англичанки, с которыми он бегал по песку...» [С. 6, с. 207]. И перед смертью Володя «увидел, как его покойный отец в цилиндре с широкой черной лентой, носивший в Ментоне траур по какой-то даме, вдруг охватил его обеими руками и оба они полетели в какую-то очень темную, глубокую пропасть» [С. 6, с. 209]. Очевидно, что тогда еще два состояния не были «прожиты», была семья. Но в этом воспоминании нет места матери, зато есть умершая дама. И раз отец носил по ней траур, она была дорога ему. Чехов не описывает семейное неблагополучие, а намекает на него. Пубертатный период не мог быть причиной самоубийства героя, его проходят все мальчики и девочки. Автор-медик ставит иной диагноз — невроз.
По мнению Фрейда, причину невроза следует искать в детстве: «Часто ребенка в самом деле отодвигают в сторону или, по крайней мере, так происходит по его ощущению, когда он подозревает, что ему достается не вся родительская любовь», — пишет он [6, с. 134]. Невротиками не рождаются, ими становятся в детстве. А. Альфред в качестве «фундаментального» факта называет «чувства неполноценности». В случае с героем Чехова — это чувство заключено в мифеме «гадкого утенка» и чувстве ненависти: «Ненавидел он самого себя, кондукторов, дым от паровоза, холод, которому приписывал свою дрожь... И чем тяжелее становилось у него на душе, тем сильнее он чувствовал, что где-то на этом свете, у каких-то людей есть жизнь чистая, благородная, теплая, изящная, полная любви, ласк, веселья, раздолья...» [С. 6, с. 206].
Страх экзамена — тоже один из признаков невроза у Чехова. Герой «замещает» необходимость ехать вечерним поездом, чтобы не опоздать на экзамен утром, «любовью» к Нюте. Утром же, когда лакей будил его, он «представился спящим». А. Адлер отмечает состояние застоя у невротиков: «Больной как бы оказывается в заколдованном круге, препятствующем ему приблизиться к реальной жизни, увидеть настоящее, адаптироваться, испытать свои силы и ответить на вопрос, что он собой представляет. Производственные проблемы, экзамены, общественные, любовные и супружеские отношения, как только они появляются в качестве жизненного вопроса, тут же становятся актуальным поводом для развития невроза» [1, с. 140].
К состоянию застоя автор-медик добавляет психосоматику: герою холодно, хотя действие происходит летом. Володя «дрожал всем телом», когда возвращался на поезде в город. «Вернувшись домой, он лег на диван и укрылся одеялом, чтобы унять дрожь» [С. 6, с. 206]. «Нет, здесь холодно», — подумал Володя, встал, надел шинель и пошел в «общую» [С. 6, с. 207]. Речь, конечно, идет не о низких температурах, не о простуде героя, а о его ощущениях. Потеря контакта с действительностью — один из признаков невроза. А. Адлер, описывая невротическое состояние, говорит о регрессии, о самоубийстве или попытках самоубийства [1, с. 139]. При этом решение свести счеты с жизнью бывает спонтанным, невротик не продумывает его заранее.
Именно так описана сцена самоубийства в рассказе Чехова. На столе в комнате Августина Михайловича стояли флакончики, стаканчики, лежала газета «Figaro». Вначале Володя взял газету, прочел заглавие и только потом обратил внимание на револьвер. «Володя вложил дуло револьвера в рот, нащупал что-то похожее на курок или на собачку и надавил пальцем» [6, с. 208]. Две попытки были неудачными, в третий раз раздался выстрел. Предсмертное видение символично: в нем умерший отец, а не живая мать. Выстрел можно расценить как акт инициации: мальчик становится мужчиной.
Таким образом, рассказ «Володя» вводит читателя в область гендерной психологии и индивидуальной психологии. Психологический анализ автора направлен на бессознательное, на вытесненное в детстве, и на сексуальное. В бессознательном — семейное неблагополучие в раннем детстве героя, в сексуальном — завершение пубертатного периода. Чехов, конечно же, не был знаком с работами Фрейда и его последователей. Но интуиция художника помогла ему подтвердить научную значимость психоанализа.
Список использованных источников
1. Адлер, А. Индивидуальная психология. — СПб.: Питер, 2019. — 256 с.
2. Берн, Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. — СПб.: МФИН, 1992. — 448 с.
3. Берн, Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. — М.: Изд-во «Э», 2018. — 576 с.
4. Борг, Д. Язык тела. — Минск: Попурри, 2018. — 304 с.
5. Савченкова, Н. Предисловие // Фрейд З. Собр. Соч. в 26 т. Т. 6. Любовь и сексуальность. Закат эдипова комплекса. — СПб.: Восточно-европейский институт психоанализа, 2015.
6. Фрейд, З. Собр. Соч. в 26 т. Т. 6. Любовь и сексуальность. Закат эдипова комплекса. — СПб.: Восточно-европейский институт психоанализа, 2015. — 280 с.
7. Фрейд, З. Психология бессознательного. — М. Аст: Астрель, 2011. — 605 с.
8. Фрейд, З. Психология сексуальности. — Вильнюс, 1990. — 125 с.
9. Чуковский, К.И. Человек и мастер // А.П. Чехов: PRO ET CONTRA. Антология. Т. 3. — СПб.: РХГА, 2016. — С. 187—284.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |