В Доме-музее А.П. Чехова в Ялте в личной библиотеке М.П. Чеховой хранится книга М.А. Булгакова «Дьяволиада. Рассказы» (издательство «Недра», 1926). На титульном листе дарственная надпись сестре писателя: «Дорогой и милой Марии Павловне Чеховой. Искренне Михаил Булгаков 21/II 1928 г.».
Появление этой книги в чеховском доме — одна из несложных загадок, но всё же требует разъяснения. В книге «Михаил Булгаков и Крым» один из ее соавторов, Г.А. Шалюгин, высказал следующее предположение: «Зимой 1928 года Михаил Афанасьевич направил в Ялту «Дьяволиаду», изданную в 1926-ом. Видимо, ее привезла в Ялту Ольга Леонардовна Книппер-Чехова» [15, с. 69]. В музейной документации (научной инвентарной карточке) история поступления этого экспоната звучит уже не предположительно, а утвердительно: «Привезена в Ялту Книппер О.Л. для Чеховой М.П.» [7].
Булгаков в 1928 году в Крыму не был и потому привезти сам не мог. Но версия о «направленной в Крым» книге, как и причастности к этому Книппер, легко опровергается при обращении к переписке О.Л. Книппер и М.П. Чеховой. В первой половине 1928 года О.Л. Книппер тяжело болела и до начала июля не была уверена, что сможет приехать в Крым. Было бы странно связать точную февральскую дату дарственной надписи с гипотетической поездкой, которая осуществилась только во второй половине июля.
Есть и другая зацепка, заведомо ставящая под сомнение ссылку на Книппер. В марте 1940 года, когда Мария Павловна получила от Ольги Леонардовны известие о похоронах Булгакова, она так ответила ей: «Я тоже тяжело пережила смерть Булгакова. Он мне был всегда очень симпатичен. Мы познакомились в Ялте и даже немножко подружились — он преподнес мне книгу свою с хорошей надписью» [9, с. 365]. Здесь в одной фразе Марии Павловны совмещены разные моменты общения с Булгаковым: знакомство в июле 1925 года, частые встречи в большой дружеской компании в Ялте в мае 1927 года и «преподнесение» книги в феврале 1928 года (заметим — единственной книги Булгакова в ее библиотеке). Упоминание в этом письме о книге явно выглядят как сообщение М.П. Чеховой, что было бы невозможно в том случае, если Ольга Леонардовна сама привезла дар Булгакова в ялтинский дом.
Но если Булгаков не был в Ялте в 1928 году и Ольга Леонардовна не причастна к доставке «Дьяволиады», то остается один вопрос: где была та, кому предназначалась книга «с хорошей надписью»? Ответ на этот вопрос поясняет и историю появления книги Булгакова в чеховском доме. Переписка свидетельствует, что 29 января 1928 года Мария Павловна выехала из Ялты в Москву и находилась там с 31 января по 5 марта [9, с. 6—7]. Таким образом, в феврале в Москве Булгаков имел возможность лично преподнести ей книгу с автографом.
Пребывание «Дьяволиады» в Доме-музее А.П. Чехова привело к появлению новых загадок, уводящих вглубь текста, а значит, и смысла булгаковских сочинений. Книгу читали, на ее страницах остались три пометы простым карандашом. Все три сделаны на страницах повести «Роковые яйца», входящей в сборник.
Первая помета оставлена на странице 84 у следующего абзаца:
«В дверь постучали.
— Ну? — спросил Персиков».
После фамилии Персикова через дефис дописано: «Ленин».
Здесь, безусловно, важен контекст. Предыдущий абзац завершается словами о «красном острие луча», которым любуется «Персиков-Ленин». Ниже идет абзац, где впервые звучит слово «Рокк» («Там до вас, господин профессор, Рокк пришел»), и необычная фамилия пришельца сразу же переводится в категорию фатума: «Рок с бумагой? Редкое сочетание...» [3, с. 84].
Поскольку профессор Персиков появился тут не впервые (речь о нем велась от начала повествования), то помета на этой странице носит характер внезапного узнавания. Такой же распознавательный вид имеет вторая помета — на странице 91. Здесь последней строкой на странице оказалась немецкая фраза: «Vorsicht: Eier!!» Человек, читающий книгу, поспешил написать под этой строкой свой перевод: «осторожно: яйца!!» Стоило перевернуть страницу, как можно было увидеть, что такой перевод («Осторожно: яйца!!») был указан в следующей — первой сверху — строке на странице 92.
Почерк этих словесных помет близок к почерку не Марии Павловны, а ее брата Михаила Павловича Чехова, жившего в ялтинском Доме-музее с 1925 года и состоявшего штатным научным сотрудником. Третья отметка в виде кружка вверху страницы 97 подтверждает принадлежность помет Михаилу Павловичу, так как знаки на книгах, сделанные рукой Марии Павловны, выглядят иначе: либо подчеркивания в тексте, либо палочки и галочки на боковых полях.
В мае 1927 года Михаил Павлович Чехов не меньше Марии Павловны общался с Булгаковым в Ялте, был участником дружеских вечеринок и поездок на пикники, где Булгакову отводилась роль «свадебного генерала» [15, с. 64]. Как отмечает Г.А. Шалюгин, в ялтинской компании «Михаил Чехов и Михаил Булгаков оказались единственными, чьи литературные интересы создавали почву для общения и сближения» [15, с. 66]. Вряд ли мы сможем теперь узнать, слышал ли Михаил Павлович от автора «Роковых яиц» о Ленине как прототипе гениального ученого-изобретателя, вспомнилось ли ему это авторское признание в ходе чтения книги, или же сам он почувствовал в тексте нечто такое, что побудило его написать имя Ленина как расшифровку фигуры Персикова. Но в наших силах — проверить оправданность этой догадки, исходя из художественных особенностей текстов Булгакова.
Имя и отчество профессора Владимир Ипатьевич, а в обращениях к нему — Владимир Ипатьич, созвучно имени и отчеству Ленина — Владимир Ильич. Описание внешности и привычек героя складывается в следующий портрет: «Ему было ровно 58 лет. Голова замечательная, толкачом, лысая, с пучками желтоватых волос, торчащими по бокам. <...> глазки блестящие, небольшие, <...> сутуловат. Говорил скрипучим, тонким, квакающим голосом <...> когда говорил что-либо веско и уверенно, указательный палец правой руки превращал в крючок и щурил глазки. <...> говорил всегда уверенно, ибо эрудиция в его области была совершенно феноменальная <...> детей не имел. <...> Был очень вспыльчив, но отходчив <...> Читал профессор на 4 языках, кроме русского, а по-французски и немецки говорил, как по-русски» [3, с. 44—45].
В этой характеристике из 1-й главы нами опущены следующие детали: «лицо гладко выбритое», «росту высокого», «на красном носу старомодные маленькие очки в серебряной оправе». Они ведут к другим прототипам и призваны отчасти замаскировать очень уж узнаваемый облик. Остальные черты весьма характерны и знакомы читателям по фото- и кинохронике документальной ленинианы: прищур глаз, высокий картавый голос, искаженный («квакающий») граммофонными записями, примечательная голова, феноменальная эрудиция, углубленное знание языков тех стран, где приходилось жить Ленину. В дни известности Персикова фотообъектив корреспондента фиксирует его изображение «в профиль, с открытым ртом и яростными глазами» — то есть в том ракурсе, в каком Ленин запечатлен на многих известных фото (позднее этот классический ракурс «фотографии на белой стене» передаст строка Маяковского в «Разговоре с товарищем Лениным»: «Рот открыт в напряженной речи...»).
Важнейшая деталь образа Персикова — «замечательная», лысая, «толкачом» (то есть круто закругляющаяся) голова — соответствует образу Ленина в двух предыдущих произведениях Булгакова. В дни прощания с Лениным Булгаков выстоял на лютом морозе многочасовую очередь к гробу вождя в Колонном зале Дома союзов. В день похорон 27 января 1924 года в газете «Гудок» был напечатан очерк Булгакова «Часы жизни и смерти», в котором голова мертвого Ленина изображена крупным планом: «Лежит в гробу на красном постаменте человек. Он желт восковой желтизной, а бугры лба его лысой головы круты» [6]. В написанном в том же году рассказе «Воспоминание...» «крутые бугры лба» снова служат опознавательной приметой Ульянова-Ленина: «...от лампы на столе лежит круг. 22 января он налился красным светом, и тотчас вышло в свете предо мной лицо из сонного видения — лицо с бородкой клинышком и крутые бугры лба...» [4].
В 1928 году, когда происходит действие повести, Персикову 58 лет — столько же было бы в этом году и Ленину. «Крутой лоб» [3, с. 70] Персикова упомянут в 5-й главе «Роковых яиц» («...какая-то мысль омрачила его крутой лоб»), а искаженная газетной статьей фамилия «Певсиков» [3, с. 57] напоминает о картавом произношении его возможного прототипа.
Пониманию внутренних связей между очерком «Часы жизни и смерти», рассказом «Воспоминание...» и повестью «Роковые яйца» служит и цветовая символика Булгакова. Образ Ленина, прямо названного в очерке и иносказательно — в рассказе, сопровождается красным и желтым: красным цветом кумачовых знамен революции и желтым цветом мертвого тела. В цветовых характеристиках, сопровождающих образ Персикова, также значимы красный и желтый. Обнаруженный профессором «луч новой жизни» — красного цвета, «красный заостренный меч» [3, с. 53]. Революционная аллегория такого именно вида луча повторяется в следующей после «Роковых яиц» повести «Собачье сердце», в прямо высказанной угрозе представителя новой власти (Швондера) буржуазному элементу (профессору Преображенскому): «пока блистающий меч правосудия не сверкнул над ним красными лучами!» В момент своего открытия Персиков — «желтый и вдохновенный» [3, с. 50]; позднее он отбивается от газетчика, «пожелтев» от возмущения.
Цветовые детали в облике Персикова этим не ограничены. Несколько раз о нем сказано — «побагровел», в момент потрясения его «лицо сделалось бурым», может приобретать неживые цвета: «зеленея лицом, стал садиться на винтящийся табурет...», «Персиков, разноцветный, иссиня-бледный, с сумасшедшими глазами, поднялся с табурета...» Пик известности возносит его изображение над Москвой на киноэкране в зеленом, фиолетовом и красном («огненном») цвете: «...проезжая на трамвае по Охотному ряду, профессор увидал самого себя на крыше огромного дома с черною надписью «Рабочая газета». Он, профессор, дробясь, и зеленея, и мигая, лез в ландо такси, а за ним, цепляясь за рукав, лез механический человек в одеяле. Профессор на крыше, на белом экране, закрывался кулаком от фиолетового луча. Затем выскочила огненная надпись: «Профессор Персиков, едучи в авто, дает объяснение нашему знаменитому репортеру капитану Степанову»».
Эпизодам с «разноцветным» Персиковым предшествовал очерк Булгакова «Золотистый город», посвященный открывшейся в августе 1923 года в Москве Первой всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке. Четвертая глава этого очерка под названием «Цветник-Ленин» описывала высокий портрет Ленина «из разноцветных цветов и трав»:
«...на огромной площади утонула трибуна в гуще тысячной толпы. <...>
— Доро-гой! Ильич!!
<...> К центру цветника непрерывное паломничество отдельных фигур. Там знаменитый на всю Москву цветочный портрет Ленина. Вертикально поставленный, чуть наклонный, двускатный щит, обложенный землей, и на одном скате с изумительной точностью выращен из разноцветных цветов и трав громадный Ленин, до пояса. На противоположном скате отрывок из его речи» [5].
Не только экранный облик булгаковского профессора пародирует вид «цветника-Ленина», но и «объяснение нашему репортеру» выглядит как пародия на «отрывок из его речи».
В «Роковых яйцах» важна и символика чисел.
Гады, порожденные красным «лучом новой жизни», гибнут от небывалого мороза, грянувшего в ночь с 19-го на 20 августа — в праздник Преображения Господня [2, с. 132]. Полчища гигантских чудовищ двигались от Смоленской губернии на Москву, как армия Наполеона в 1812 году. Ответ Булгакова на давний пушкинский вопрос о «грозе двенадцатого года» («...кто тут нам помог? Остервенение народа, Барклай, зима иль русский бог?») в ситуации новой «грозы» вполне очевиден из-за выбора автором конкретных августовских дат.
Столь же значима дата, открывающая «Роковые яйца»: 16 апреля. Смысл этой даты (по новому стилю, которого придерживается Булгаков, о чем говорит спасительная дата Преображения 19 августа — по ст. ст. 6 августа) становится понятен в контексте известных исторических событий, центром которых был Ленин:
«В 23:10 3 (16) апреля после почти десяти лет отсутствия на русской земле Владимир Ленин вышел из поезда на Финляндском вокзале. Оркестр тут же грянул «Марсельезу». Александра Коллонтай преподнесла Ленину огромный букет цветов <...>
Сразу после <...> краткой речи Ленина подхватили на руки <...> солдаты и матросы и вынесли его на привокзальную площадь, где они подняли его на башню броневика, который позже стал символом его возвращения в Россию. Оттуда Ленин еще раз выкрикнул несколько приветствий и лозунгов, в том числе «Да здравствует мировая социалистическая революция!»
С вокзальной площади многотысячная процессия посреди ночи направилась к бывшему особняку Матильды Кшесинской, в котором большевики организовали свой штаб. По дороге толпа еще неоднократно останавливалась, и Ленин обращался к толпе с краткими речами» [1].
На следующий день на Всероссийском совещании Советов рабочих и солдатских депутатов в Таврическом дворце Ленин выступил с речью, где объявил свою политическую программу. Это были «апрельские тезисы» — реальный план захвата власти большевиками. По оценке участника совещания, члена исполкома Петроградского совета, внефракционного социал-демократа Николая Суханова, «Ленин провозгласил такой радикализм, что небу жарко стало». «Через две недели после возвращения Ленина на улицах города впервые после Февральской революции вновь прозвучала стрельба и пролилась кровь: начались стычки сторонников и противников Временного правительства» [1]. Завершением петроградских событий, начатых 16—17 апреля, стала Октябрьская социалистическая революция, раздувшая, по выражению Александра Блока, «мировой пожар в крови».
Начало событий булгаковской повести привязано к тем же апрельским числам:
«16 апреля 1928 года, вечером, профессор зоологии IV государственного университета, и директор зооинститута в Москве Персиков вошел в свой кабинет, помещающийся в зооинституте, что на улице Герцена. Профессор зажег верхний матовый шар и огляделся.
Начало ужасающей катастрофы нужно считать заложенным именно в этот злосчастный вечер, равно как первопричиною этой катастрофы следует считать именно профессора Владимира Ипатьевича Персикова» [3, с. 44].
Здесь начинает работать даже такая деталь, как время суток. Открытие красного луча, повлекшее за собой катастрофу, приходится на бессонную ночь Персикова с 16 на 17 апреля. Утром 17 апреля, «сумасшедше и вдохновенно глядя», Персиков формулирует важность открытия, которое вскоре получает известность в массах.
В контексте фактов ленинианы, ставших достоянием широкой общественности, расширенное значение получают и другие детали булгаковской повести. «Луч новой жизни» родился на улице Герцена: это реальный адрес московского института зоологии — места работы Персикова. Но такая реалия легко переходит в метафору, если вспомнить о роли Герцена в развитии революционной мысли в России и оценке этой роли в трудах Ленина: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. <...> Он боролся за победу народа над царизмом <...> Он поднял знамя революции» (статья «Памяти Герцена», 1912).
Луч обнаружен при свете лампы, его нет в спектре солнца, то есть это явление не природное, а кабинетное. Вдохновенная мысль профессора: «добыть его можно только от электрического света», — соотносится с ленинской идеей о значении электрификации в преобразовании России. В 1920 году, когда Ленин вынашивал план ГОЭЛРО, в Кремле состоялась его встреча с английским фантастом Гербертом Уэллсом. После визита в Страну Советов Уэллс написал книгу «Россия во мгле», где назвал Ленина «кремлевским мечтателем». Скрытая антитеза мглы и света — во всей многозначности этих понятий — углубляет лежащий на поверхности смысл высказывания ассистента профессора, приват-доцент Иванова: «Владимир Ипатьич, герои Уэльса по сравнению с вами просто вздор...» [3, с. 57].
Для решения своих насущных вопросов Владимир Ипатьич время от времени обращается на Лубянку, где его проблемы почти всегда находят понимание. Характерен его вопрос гостям с Лубянки о репортерах, мешающих работать:
«— А нельзя ли, чтобы вы репортеров расстреляли? — спросил Персиков, глядя поверх очков.
Этот вопрос чрезвычайно развеселил гостей».
Такая сцена отражает одну из сторон реальной личности Ленина: «Слово «расстрелять» стало для него таким привычным, что почти потеряло свой смысл. Расстрелять всех или таких-то — было для него все равно, что отдать распоряжение перебить мух» [16].
Важность ленинской темы для Булгакова — не секрет для булгаковедов. В комментариях к рассказу «Воспоминание...» В.И. Лосев пишет: «Ленин, как определяющая политическая личность, несомненно, был в поле политического зрения Булгакова. Не раз пытался он проникнуть в замыслы этого сложного человека, внимательнейшим образом следил за состоянием его здоровья во время болезни (аккуратно вырезал из газет правительственные сообщения о здоровье предсовнаркома и хранил их). И о том, какое значение придавал писатель этой личности, свидетельствует его дневниковая запись о смерти вождя: «22-го января 1924 года. 9-го января 1924 г. по старому стилю. Сейчас только (пять с половиною часов вечера) Семка сообщил, что Ленин скончался. Об этом, по его словам, есть официальное сообщение».
Тщательно выписаны и подчеркнуты дата записи (старый и новый стиль) и время получения сообщения (с минутами)» [8].
Пристальное внимание Булгакова к прессе не ослабело и в дни всенародного прощания с Лениным, в котором он также принял участие как репортер. Несколько публикаций этого времени представляют особенный интерес. 25 января 1924 года в газете «Беднота» было напечатано сообщение профессора М.С. Авербаха под названием «Глаза В.И. Ленина», где говорилось: «Владимир Ильич обладал особой конструкцией глаз, причем ему казалось, что он пользуется исключительно правым глазом. В этом его убедил знаменитый в свое время казанский специалист Адамюк. Года два назад я его впервые видел и обнаружил, что рабочий глаз его именно левый, он им читает, в то время как правым он смотрит вдаль, пользуясь им, например, на охоте. Открытие это было для Ильича новым и очень его обрадовало» [10].
Автор работы «Последние дни... Булгаков о смерти Ленина» А.Ю. Панфилов, приведя сообщение профессора Авербаха, отметил связь с другим текстом: «Видимо, именно этот медицинский факт послужил основой для символического обобщения в статье «Портрет Ильича», которая в тот же день за подписью «П. Ковров» появилась в газете «На вахте»: «У Ленина было два глаза. Одним он глядел в телескоп, ясно видя висящие в пространстве мировые катастрофы революций. Другим — не отрывался от микроскопа, разглядывая пылинки жизни и устанавливая, какую роль сыграет каждая из них в мировом пожаре» [10].
Метафорические образы этого замечательного пассажа: глаз, микроскоп, пылинки жизни и мировой пожар — в повести «Роковые яйца» получают реально-предметное значение. Цепь событий, ведущих к масштабной катастрофе, начинается с правого глаза, которым Владимир Ипатьич заглянул в окуляр микроскопа со сдвинутым фокусом:
«Причиной этого был правый глаз Персикова, он вдруг насторожился, изумился, налился даже тревогой. Не бездарная посредственность, на горе республике, сидела у микроскопа. Нет, сидел профессор Персиков! Вся жизнь, его помыслы сосредоточились в правом глазу. <...>
Дело было вот в чем. Когда профессор приблизил свой гениальный глаз к окуляру, он впервые в жизни обратил внимание на то, что в разноцветном завитке особенно ярко и жирно выделялся один луч. Луч этот был ярко-красного цвета и из завитка выпадал, как маленькое острие <...>
Просто уж такое несчастье, что на несколько секунд этот луч приковал наметанный глаз виртуоза».
Поиск прототипов булгаковского героя всегда был направлен в сторону естественнонаучной профессорской среды. «В критической литературе Персикову повезло... — отмечает В.В. Петелин. — Прототипами его называют разных ученых, от всемирно известных Тимирязева и Павлова до мало кому известного профессора Тарновского, статистика-криминалиста, с которым Булгаков познакомился благодаря Любови Евгеньевне, она-то и называет его прототипом Персикова. Кроме того, называют известного патологоанатома Абрикосова, ученого Северцова», московского микробиолога А.Г. Гурвича [11, с. 140—141; 14].
Прибавление имени Ленина к этому ряду людей науки не отменяет сделанных ранее наблюдений (основанных на таких совпадениях, как род занятий, место работы, отдельные черты внешности или привычек), но переносит акцент с наружных признаков на сущностные совпадения. Если бы идея «Роковых яиц» сводилась к «опасности катастрофы», вызванной только лишь «необычайно интенсивным развитием научной мысли» [2, с. 124], вряд ли автор в такой мере опасался бы последствий собственной дерзости, как это следует из дневниковой записи Булгакова в конце 1924 года, до публикации повести: «Вечером у Никитиной читал свою повесть «Роковые яйца». Когда шел туда — ребяческое желание отличиться и блеснуть, а оттуда — сложное чувство. <...> Боюсь, как бы не саданули за все эти подвиги «в места не столь отдаленные»» [11, с. 136]. С первой и до последней страницы в повести Булгакова лейтмотивом проходит мысль о бедствиях, причиненных «таинственным, родившимся на улице Герцена в гениальных глазах лучом», о «неисчислимых человеческих жертвах», к которым в конце причислен и сам обладатель «гениальных глаз» со своими помощниками. Последний абзац у Булгакова не только подводит итоги истории о «роковых яйцах», но и содержит футурологический прогноз из года 24-го в ненаступившее будущее, — весьма опасный прогноз для автора в случае расшифровки его эзопова языка: «О луче и катастрофе 28-го года еще долго говорил и писал весь мир, но потом имя профессора Владимира Ипатьевича Персикова оделось туманом и погасло, как погас и самый открытый им в апрельскую ночь красный луч». В этом контексте смысл последней даты в строке, завершающей повесть: «Москва, 1924 г. октябрь» — шире просто даты написания произведения: год смерти Ленина и годовщина октябрьского красного переворота.
Когда доклад был прочитан на конференции «Чеховские чтения в Ялте» в апреле 2022 года, в процессе дискуссии обнаружилось, что намеченный здесь ряд деталей в образе Персикова, указывающих на фигуру Ленина, во многом совпадает с наблюдениями и выводами в книге булгаковеда Бориса Вадимовича Соколова «Михаил Булгаков: загадки творчества» [12, с. 12—42]. (Приношу глубокую благодарность Андрею Дмитриевичу Степанову за информацию об этом источнике и предоставленную возможность познакомиться с данной книгой.) Одним из критических откликов на работу Б.В. Соколова была статья под названием ««Вокруг Булгакова»: Персиков, Рокк и фантазии булгаковедов» [13]. Б.В. Соколов исходил из текста повести «Роковые яйца» в соотнесении с документами эпохи, для меня побуждением к поиску прототипических черт Ленина у героя Булгакова стали пометы на страницах личной книги М.П. Чеховой. Существование этих помет, до сих пор остававшихся неизвестными, оспаривает суждение о произвольной исследовательской фантазии. Слово «Ленин», приписанное к имени Персикова читателем-современником, к тому же — несомненно, лицом из булгаковского круга, приобретает силу документального свидетельства, с которым нельзя не считаться.
Напоследок еще об одной загадке экземпляра «Дьяволиады» в чеховском доме в Ялте. На титульном листе, выше дарственного автографа, сделана другая надпись в три строки таким образом, чтобы четвертой строкой оказалась типографски набранная фамилия автора: «Эту книгу не нужно читать! М. Булгаков». Почерк — Булгакова, но характер начертания букв отличается от дарственной надписи: и перо более тонкое, и почерк не такой размашистый. Что означает это предупреждение? Память о том, что первый тираж сборника «Дьяволиада», выпущенный летом 1925 года, был конфискован вскоре после выхода? Но такое предположение может быть снято тем обстоятельством, что в начале марта 1926 года Главлит дал разрешение на повторное издание сборника «Дьяволиада» взамен конфискованного, книгу отправили в «спешный набор», и второе издание благополучно вышло уже в конце апреля [14].
Если приписка сделана всё же одновременно с дарственной надписью 21 февраля 1928 года, то не скрыт ли в ней шутливый намек на события повести «Роковые яйца», до начала которых согласно сюжету оставалось меньше двух месяцев? Или надпись «Эту книгу не нужно читать!» появилась при следующих встречах Булгакова с М.П. Чеховой, когда ему показали хранимую в ялтинском доме книгу? Что стоит за этой припиской: горечь автора, дружеская шутка, намек на нечто, известное только посвященным?
Ответы на эти загадки предстоит искать новым исследователям.
Список использованных источников
1. 1917. Столкновение с бездной. Специальный проект ТАСС к столетию Февральской и Октябрьской революций [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://1917.tass.ru/article/16-aprelya (дата обращения: 30.03.2022).
2. Бердяева, О.С. Повесть «Роковые яйца» и ее место в творческой эволюции М.А. Булгакова // Некалендарный XX век: Материалы Всероссийского семинара 19—21 мая 2000 г. — Великий Новгород, 2001. — С. 121—132.
3. Булгаков, М. Дьяволиада. Рассказы. — М.: Недра, 1926. — 160 с.
4. Булгаков, Михаил. Воспоминание... // Булгаков Михаил. Собрание сочинений. — СПб.: Азбука-классика, 2002. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://libking.ru/books/prose-/prose-classic/71779-2-mihairbulgakov-vospominanie.html#book (дата обращения: 29.03.2022).
5. Булгаков, Михаил. Золотистый город // Булгаков, Михаил. Собрание сочинений. — СПб.: Азбука-классика, 2002. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://libking.ru/books/prose-/prose-classic/71728-mihail-bulgakov-zolotistyy-gorod.html (дата обращения: 31.03.2022).
6. Булгаков, Михаил. Часы жизни и смерти // Булгаков, Михаил. Собрание сочинений. — СПб.: Азбука-классика, 2002. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://libking.ru/books/prose-/prose-classic/71792-mihail-bulgakov-chasy-zhizni-i-smerti.html (дата обращения: 29.03.2022).
7. Дом-музей А.П. Чехова в Ялте. Библиотека М.П. Чеховой. Полное описание номера по КП 848/168.
8. Лосев, В.И. Комментарии // Булгаков, Михаил. Собрание сочинений. — СПб.: Азбука-классика, 2002. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://libking.ru/books/prose-/prose-classic/71779-2-mihail-bulgakov-vospominanie.html#book (дата обращения: 29.03.2022).
9. О.Л. Книппер — М.П. Чехова. Переписка: В 2 т. — Т. 2. — М.: НЛО, 2016. — 696 с.
10. Панфилов, А.Ю. Последние дни... Булгаков о смерти Ленина [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://proza.ru/2009/02/09/246 (дата обращения: 28.03.2022).
11. Петелин, В.В. Жизнь Булгакова. Дописать раньше, чем умереть. — М.: Центрполиграф, 2000. — 667 с.
12. Соколов, Б.Л. Михаил Булгаков: загадки творчества. — М.: Вагриус, 2008. — С. 12—42.
13. Стоякин, Василий. «Вокруг Булгакова»: Персиков, Рокк и фантазии булгаковедов. 07.02.2021. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://ukraina.ru/exclusive/20210207/1030406446.html (дата обращения: 12.05.2022).
14. Чудакова, М. Жизнеописание Михаила Булгакова. — М.: Книга, 1988. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://bookscafe.net/book/chudakovamarietta-zhizneopisanie_mihaila_bulgakova-164883.html (дата обращения: 21.03.2022).
15. Шалюгин, Г.А. У Антона Павловича // Виленский, Ю.Г., Навроцкий, В.В., Шалюгин, Г.А. Михаил Булгаков и Крым. — Симферополь: Таврия, 1995. — С. 50—75.
16. Шувалов, Александр. Кто вы, Владимир Ленин? По материалам книги: Шувалов А.В., Пойзнер Б.Н. Недуг коммунизма. Основы психопатологии власти. — М.: КУРС, 2017. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.psyh.ru/kto-vy-vladimir-lenin/ (дата обращения: 06.04.2022).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |