Новый комментарий к Полному собранию сочинений и писем А.П. Чехова, работа над которым ведется сейчас в рамках гранта РНФ «Лакуны чеховедения» (Об этом см.: [1]), будет иллюстрирован фото-, аудио- и видеоматериалами, которые позволят читателю, в какой-то степени уже знакомому с Чеховым, составить более полное представление о «чеховской» России конца XIX века. В то же время представляется, что в комментарий следует включить не только мультимедийные материалы, но и краткие справки, восстанавливающие культурный контекст, в котором создавалось произведение, поскольку традиции, неписаные правила и «общие места», очевидные для современников, затрудняют чтение не меньше, чем незнакомые реалии. Один из примеров таких «общих мест» — многочисленные отсылки к современной Чехову литературной критике в пьесе «Чайка».
Какие-то «общие места» осознаются и в наше время — так, удивление Нины тем, что известные люди, которые представлялись ей гордыми и неприступными, «плачут, удят рыбу, играют в карты, смеются и сердятся» [8, 27—28] или рассуждения Дорна о «подъеме духа, какой бывает у художников во время творчества» [8, 19], вполне понятны современному читателю и до сих пор воспринимаются как некие стереотипы о «художниках» и знаменитостях; другие «общие места» были понятны читателям и зрителям 1890-х годов, но сейчас неочевидны: например, недовольство Тригорина оценкой «мило и талантливо» или сожаление Дорна о том, что в рассказах Треплева есть «впечатления», но нет мысли и т. д. Даже самые общие сведения о современной Чехову литературной критике, приведенные в комментарии, позволят восполнить эти пробелы.
Понимание «критического» контекста может восстановить комизм некоторых реплик, который современным читателем уже не осознается. Так, Аркадина, говоря Тригорину о своей любви («у тебя столько искренности, простоты, свежести, здорового юмора... Ты можешь одним штрихом передать главное, что характерно для лица или пейзажа, люди у тебя, как живые» [8, 42]), почти дословно повторяет некоторые высказывания в критических статьях о Чехове: «г-н Чехов один из наиболее искренних писателей наших» [7, 133], «талант автора несомненен, его характеристики ярки и остроумны, его действующие лица — живые, в плоть и кровь облеченные фигуры, рассказ ведется бойко, картины природы останавливают внимание свежестью и красотой» [6, 183]; «ни у одного из других наших молодых писателей мы не встретим такого великолепного сочетания резких красок и художественной простоты, такого тонкого психологического анализа, таких потрясающих драматических подробностей» [2, 217—218], «<...> здоровый смех есть немаловажная заслуга. Юмор Чехова отличается нередко заразительною веселостью и возбуждает в читателе хорошее, светлое настроение» [3, 243] и др.
Разумеется, предлагать в качестве комментария интерпретацию этих отсылок к критике (например, размышлять о том, было ли восхищение Аркадиной искренним) не стоит, но следует указать, что о чеховских «искренности, простоте, свежести и здоровом юморе» многие критики продолжали писать даже после постановки и публикации «Чайки», а приведенные выше цитаты могут служить этому «иллюстрациями».
Необходимо прокомментировать и распространенные в 1890-е годы представления о том, какие задачи следует ставить перед собой писателю, что тоже важно для понимания «Чайки» — в частности хорошо известное современникам Чехова противопоставление поэта и гражданина. «Но ведь я не пейзажист только, я ведь еще гражданин», — говорит Тригорин. Хотя современники Чехова легко узнавали здесь цитату из некрасовского «Поэта и гражданина», в комментарии следует уделить внимание определению «пейзажист». «Литературным пейзажистом» называли и Чехова [6, 180—215], так что оценка «мило и талантливо», как правило, была связана с этим определением. «А публика читает: «Да, мило, талантливо... Мило, но далеко до Толстого», или: «Прекрасная вещь, но «Отцы и дети» Тургенева лучше» [8, 30] — действительно, чаще всего Чехова сравнивали именно с Тургеневым и Толстым, но для комментария более значима другая оценка: «мило и талантливо». Некоторые критики называли рассказы Чехова «милыми» («сколько выткал Чехов на этой простой канве, милого, удивительного и живого!» [5, 173]). Среди них был и Н.К. Михайловский, причем эти слова звучат в самой известной его статье, которую цитировали особенно часто: «Как это в самом деле мило, и таких милых штришков много разбросано в книжке, как, впрочем, и всегда в рассказах г-на Чехова <...> Но, странное дело, несмотря на готовность автора оживить всю природу, все неживое и одухотворить все неодушевленное, от книжки его жизнью все-таки не веет» [4, 598]; «При всей своей талантливости г-н Чехов не писатель, самостоятельно разбирающийся в своем материале и сортирующий его с точки зрения какой-нибудь общей идеи, а какой-то почти механический аппарат» [4, 606]. Для многих современников Чехова характеристика «мило и талантливо» была одновременно и похвалой, и упреком: читатель 1890-х годов ожидал от автора не только «искренности, простоты, свежести и здорового юмора», но и — что более важно — мысли.
Оценку, схожую с «мило и талантливо», дает Треплеву и доктор Дорн: «Он <Треплев> мыслит образами, рассказы его красочны, ярки, и я их сильно чувствую. Жаль только, что он не имеет определенных задач. Производит впечатление, и больше ничего, а ведь на одном впечатлении далеко не уедешь» [8, 54]. Дорн требует от Треплева именно мысли: «В произведении должна быть ясная, определенная мысль. Вы должны знать, для чего пишете, иначе, если пойдете по этой живописной дороге без определенной цели, то вы заблудитесь и ваш талант погубит вас [8, 19]»; «художественное произведение непременно должно выражать какую-нибудь большую мысль. Только то прекрасно, что серьезно [8, 18]». Интересно, что того же требовали от Чехова и критики, хотя, как правило, называли мысль «общей идеей»: «От писателя г-на Чехова мы требуем только более глубокой и серьезной мысли, потому что недостаток ее прямо отражается на том впечатлении, которое оставляют его произведения <...> Пусть г-н Чехов остается объективным художником, но пусть он будет мыслящим художником» [8, 213]).
Подобные оценки («мило и талантливо — больше ничего» [8, 30] и «производит впечатление, и больше ничего» [8, 54]), конечно, встречались в критических статьях о других авторах 1890-х годов, но были особенно частотными в критике именно о Чехове. Читатель и зритель «Чайки» прежде всего могли заметить сходство Треплева и Тригорина с Чеховым, обращая внимание на замечания о «мыслях» и «впечатлениях», а не на «цитаты» из ранних забытых рассказов Чехова или еще не опубликованных писем и записных книжек. Чтобы узнать автора «Чайки» по описанному Треплевым литературному «приему» («Тригорин выработал себе приемы, ему легко... У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова» [8, 55]), современнику нужно было вспомнить ранний рассказ «Волк» (1886 г.), или знать о чеховских записных книжках, что едва ли могли сделать читатели тех лет. Рассуждения же о талантливом авторе, умеющем производить впечатление, но не высказывающем определенных мыслей, было очень узнаваемым для современников.
Разумеется, в 1890-е годы представление о том, что литературное произведение должно содержать определенную мысль, уже устаревало, но по-прежнему было хорошо известно широкой публике и потому о нем необходимо упомянуть в комментарии — сведения об этом «правиле» позволит современному читателю сделать некоторые интересные наблюдения и выводы. Например, станет ясным, что Тригорин и Треплев, как ни странно, схожи в творческой манере (в произведениях обоих, по мнению читателей, есть «впечатление», но недостает мысли), хотя их отношение к общепринятым «правилам» различно: если Треплев их отрицает, то Тригорин старается следовать этим «правилам» и обязывает себя писать так, как должно — вероятно, вопреки собственной воле. Конечно, включать в комментарий интерпретацию не следует, но необходимо пояснить, что рассуждения Тригорина о «пейзажисте» и «гражданине», как и его убеждение в необходимости «говорить о народе, об его страданиях, об его будущем, говорить о науке, о правах человека и прочее и прочее» [8, 30] — это мнение не столько самого Тригорина, сколько литературных критиков, хорошо известное и читателям-зрителям 1890-х годов.
Нам представляется, что этих сведений о противопоставлении «мысли» и «впечатления» в современной Чехову критике будет вполне достаточно для краткой справки в комментарии к «Чайке» — пояснение позволит современному читателю составить представление о том, как могли восприниматься некоторые реплики в 1890-е годы, но не будет излишне подробным. Последнее важно, поскольку историко-литературный комментарий к этой пьесе, безусловно, не ограничивается только отсылками к литературной критике той эпохи — необходимо пояснить еще и споры о «старых и новых формах», дать определение декадентству и др. Основная задача такого комментария — показать, что первые зрители «Чайки» вполне могли услышать со сцены то, что недавно прочли о Чехове в свежей газете или в новом выпуске литературного журнала.
Список использованных источников
1. Васильева, И.Э., Степанов, А.Д., Андоскина, В.А. Лакуны чеховедения: проблемы составления реального комментария и библиографии // Тезисы докладов 50-й Международной научной филологической конференции имени Людмилы Алексеевны Вербицкой. Тезисы докладов. — СПб.: СПбГУ, 2022. — С. 141.
2. Волынский, А.Л. Литературные заметки. III—IV // А.П. Чехов: pro et contra / Сост., предисловие, общ. ред. И.Н. Сухих. — СПб.: Изд-во РХГИ, 2002. — С. 216—229.
3. Гольцев, В.А. Литературные очерки. — М.: Типо-лит. Выс. утв. Т-ва И.Н. Кушнерев и К, 1895. — 201 с.
4. Михайловский, Н.К. Об отцах и детях и о г. Чехове // Михайловский Н.К. Литературно-критические статьи / Подг. текста, вступ. статья, примеч. Г.А. Бялого. — М.: Гос. изд-во худ. лит., 1957. — С. 594—607.
5. Оболенский, Л.Е. Обо всём (критическое обозрение) // Русское богатство. — 1886. — Кн. 12. — С. 166—185.
6. Перцов, П.П. Изъяны творчества // А.П. Чехов: pro et contra / Сост., предисловие, общ. ред. И.Н. Сухих. — СПб.: Изд-во РХГИ, 2002. — С. 180—215.
7. Протопопов, М.А. Жертва безвременья // А.П. Чехов: pro et contra / Сост., предисловие, общ. ред. И.Н. Сухих. — СПб.: Изд-во РХГИ, 2002. — С. 112—143.
8. Чехов, А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти т. — М.: Наука, 1974—1983. — Т. 13. Пьесы. 1895—1904. — М.: Наука, 1978. — С. 3—60.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |