Заключение

Выявление чеховских интенций в русской драматургии второй трети XX века в сфере психологизма побудило нас обратиться к изучению творческих принципов самого Чехова, к осмыслению традиционного и новаторского в его пьесах в изображении человека, в особенностях психологического анализа в них. Для понимания чеховской концепции личности и особенностей его психологизма особое значение для нас имеет понятие «психологического времени», которым оперирует социальная психология. «Психологическое время» определяется не только происходящими в социуме изменениями, но и их воздействием на деятельность человека, на его восприятие «биения пульса» времени. Чехов изучал сложные механизмы психики, связанные с подсознанием, которые проявлялись в особом режиме поведения, независимо от рассудка и воли персонажей пьес. Соединение способностей Чехова-художника и Чехова-психолога позволяет ему обрести особую зоркость, дающую возможность проникнуть в свое «психологическое время» и достоверно отобразить его.

Особенности психологизма Чехова-драматурга определяются в том числе и открытым им типом героя, человека-маргинала, характерного для своего времени. Естественно, драматургия Чехова зеркально не отражала это время. Сошлемся на авторитет В. Набокова, который заметил, что чеховская Россия — «это не усредненная историческая Россия, но особый мир, созданный воображением гения»¹. Прав В. Набоков и в том, что Чехов стал для общественно настроенной критики неповторимым выразителем русского типа. Однако самому Набокову было трудно объяснить, что это за тип, и сложность этой задачи он видел в психологическом и общественном своеобразии России XIX века. Проведенное исследование позволило объяснить этот тип человека как тип маргинальной личности, характерными признаками которой являются сомнения в своей личной ценности, излишнее беспокойство о будущем, боязнь любого рискованного мероприятия. В драматургии этот открытый диалог со временем раскрывается через черты личностной психологии.

В первой главе «Особенности психологизма Чехова-драматурга» мы выявили связь Чехова-психолога с литературной традицией XIX века. Оттолкнувшись от образа «лишнего человека» у Островского и Тургенева, Чехов дает новое толкование человеку своего времени, оставаясь в русле традиции и открывая новые возможности психологического анализа. Психологию невозможно отделить от времени, в котором живут герои. Поэтому на один из первых планов в драматургии Чехова выступает «психологическое время» в состоянии кризиса, в котором пребывала общественная жизнь России.

Во втором разделе «Герой-маргинал и особенности психологического анализа в пьесах Чехова» мы рассмотрели общие закономерности «психологического времени», позволившие драматургу показать условия возникновения маргинальной личности, проанализировали особенности психологического анализа Чехова в создании образа героя-маргинала. Среди них выделяется использование автором художественной детали, выполняющей психологическую функцию, структура речи героев. Их диалоги часто строится как вопросы и «неответы». Особое значение в раскрытии характеров имеет использование поэтики интертекста: цитаты способствуют созданию психологической атмосферы каждодневного бытия, включенного в единый поток времени.

На психологию личности на рубеже веков оказывало существенное влияние «убывание» религиозности в обществе, что тоже стало проявлением духовного кризиса и способствовало возникновению такого социального явления, как маргинальность человека. И этот процесс глубоко и психологически достоверно запечатлел драматург.

В третьем разделе «Концепция личности и психологическое время» мы рассматриваем вопросы психологии творчества, развития концепции личности в пьесах драматурга в связи с «психологическим временем», формирующим ее. Творческий процесс выявляется нами как природный инстинкт, развитый до высочайших откровений. Составляющими и формирующими его факторами является талант, развивающийся в определенных условиях «психологического времени». Детство писателя формировало его воображение, медицинское образование, полученное в юности, дало знания психологии. Так же неслучайны были опыты в написании пьес — с них началось его творчество. Сегодня, переступив порог двадцать первого столетия, мы понимаем, что в искусстве гораздо труднее быть простым, чем сложным. Эта высшая простота есть личная печать чеховского гения.

Художественная реальность, создаваемая Чеховым-драматургом — это особый мир, складывающийся из разнообразных характеров, несущих в себе знаки времени. Мы рассмотрели концепцию человека через призму общественно-социальной и духовной жизни общества в изображении Чехова, а его психологизм — через особенности психологического анализа и «психологического времени».

Одна из функций писателя-творца — дать первоначальный толчок дальнейшему бесконечному движению и развитию во времени его художественно-психологических принципов. Именно поэтому во второй главе «Чехов и русская драматургия второй трети XX века» мы обращаемся к чеховским традициям в русской драматургии середины XX века. Ситуации, в которые были вовлечены «психологическим временем» чеховские герои, мы находим и в пьесах 1930-х — 1960-х гг., запечатлевших тип маргинальной личности в новых исторических условиях.

В пьесах А. Платонова и В. Набокова чеховские мотивы в первом разделе выявляются в аспекте творческого диалога драматургов с чеховской традицией в сфере психологическом изображении человека. «Психологическое время» на переломе эпох способствует формированию маргинальной личности, и этот процесс запечатлели такие разные авторы, как А. Платонов и В. Набоков, творившие один в советской России, другой в зарубежье. Особенности психологического характера персонажей, как у Чехова, так и в драматургии А. Платонова и В. Набокова, обусловлены конкретными историческими и социальными условиями жизни, общественно-политической системой, когда структура социальных связей переходит во внутреннюю структуру самой личности. Параллели с чеховской драматургией устанавливаются в аспекте реализации концепции личности в контексте «психологического времени».

В период написания пьес «Событие» и «Изобретение Вальса» В. Набоков испытал влияние надвигающейся катастрофы, связанной с утверждением в Европе фашизма. Катастрофично и непредсказуемо существование героев пьесы А. Платонова «14 красных избушек...». В свете грозных событий драматурги невольно вступают в полемику с А. Чеховым. При наличии схожих мест, обилия литературных перекличек и реминисценций, свидетельствующих об исключительно тесной связи и преемственности между авторами, платоновская и особенно набоковская драматургия часто неприкрыто полемически обращена к Чехову.

Во втором разделе ««Чеховская ветвь» в советской драматургии: быт, бытие и психология героев (А. Арбузов, А. Вампилов)». В 1950—1960-е годы востребованность Чехова в отечественной драматургии отчетливо проявляется в развитии социально-психологической и социально-бытовой драмы. «Психологическое время», формирующее характерные черты маргинальной личности и порождающее типичные для героев психо-эмоциональные состояния, позволило А. Арбузову и А. Вампилову раскрыть внутренний мир героев, воспитывавшихся на идеальных примерах, но не сумевших преодолеть конфликтные ситуации. Маргинальность проявляется как в психологии подростков, так и людей старшего поколения. У героев по сюжету как будто есть две возможности: бежать или остаться. Но образно-ассоциативные и причинно-следственные связи говорят о том, что бежать герою некуда. Пьесы Арбузова и Вампилова убеждает нас в том, что плох не сам быт, а те отношения, которые закрывают от человека весь мир. Любая ситуация у Чехова отличается поливариантностью в пределах целого. И так же в рамках одной пьесы наследники чеховской традиции, А. Вампилов и А. Арбузов, наделяют ситуацию внутренней детерминацией и завершенностью.

Вслед за Чеховым Арбузов утверждал в своих пьесах, что положительное начало заложено даже в тех людях, которые кажутся окружающим странными. В его творчестве идёт постоянный поиск идеального в обыкновенной жизни. Когда Чехов открыл красоту в самой заурядности и обездоленности, то он вынес её на всеобщее обозрение, доказал на сцене её реальность. И хотя многие его герои не осознавали, что являются носителями прекрасного начала, тем не менее, оно существовало и внутри, и вокруг них, несмотря на тяготы и неустроенность.

Драматургия Александра Вампилова доводит до предела многоликость чеховских героев. Роль и маска вампиловских персонажей, на первый взгляд, нечто поверхностное, случайное, может претендовать на внутреннюю сущность характера, на его общечеловеческую суть.

В русской драматургии 1930—1960-х годов «психологическое время» так же оказывает влияние на драматическое действие, как и во времена Чехова, когда сюжет становится его психологическим узлом. Как и в чеховских пьесах, психологическое основание действия строится на подъёмах и спадах, ритмических переломах душевных состояний, на их полифонии. И сегодня психологические конфликты в обществе не снимаются и не уничтожаются, а всего лишь разрешаются, чтобы дать место новым противоречиям, в основе которых лежат жизненные закономерности. И в то же время дальнее видение не замыкается на индивидуальной психологии героев, действие в пьесах по-чеховски закручено вокруг социального стержня. Социальная тема в драматургии последней трети XX века не столько связана с политикой, идеологией, экономикой, сколько с психологическим состоянием общества, накапливающим энергию маргинальности.

Каждая литературная эпоха ставит свои вопросы в области человеческого общения. Классическая реалистическая литература раскрывает эти проблемы во всей их сложности и остроте, раскрывает становление личности в условиях противостояния среде, обращается к проблемам отчуждения и взаимного непонимания. Их постижение представлено и в драматургии Чехова и реализуется в концепции человека и раскрытии психологии времени. Чеховская «составляющая» в русской драматургии XX века проявляется как в опоре на художественные открытия великого драматурга, так и в раскрытии образа героя с присущими ему типическими и индивидуальными чертами, в воплощении духовных и нравственных проблем.

В 2010 году празднуется 150-летний юбилей А.П. Чехова, побудивший вновь обратиться к литературному наследию классика. Книги, вышедшие к юбилею, статьи и телевизионные передачи в СМИ, постановки чеховских пьес ведущими режиссерами из разных стран, — все это стало свидетельством востребованности, актуальности и современности творчества Чехова, а мысль о том, что автор «Вишневого сада» и «Иванова» определил пути развития драматургии в XX веке, высказывалась на правах аксиоматической. В этом нас убеждает диалог с Чеховым драматургов второй трети XX века. В перспективе видится масштабное исследование «Чехов и русская драматургия XX века».

По словам В. Розанова: «В Чехове Россия полюбила себя»², — и с этим не поспоришь.

Примечания

1. Набоков В. Лекции по русской литературе. Пер. с англ. — М., 2001. — С. 340.

2. Розанов В.В. Наш «Антоша Чехонте» // А.П. Чехов: pro и contra. — СПб., 2002. — С. 870.